Анна Шнайдер - Недостойная [litres]

– Держите. – Берт протянул императору небольшой прозрачный кристалл, который он взял из старых запасов Агаты. Она изучала свойства камней на первых курсах университета, как артефактор, и тогда же приобрела парочку кристаллов, как она тогда выразилась, «для коллекции». – И, конечно, я не зря позвал теб… то есть вас, айл Дайд, – я хочу, чтобы вы тоже посмотрели.

– Я уже понял, – невозмутимо произнес главный дознаватель. – Ваше величество, вы сами все сделаете или мне?

– Лучше ты, Гектор. Я не люблю ломать чужие головы.

– Слово «ломать» сюда не подходит, ваше величество, – возразил Дайд, вставая с кресла и подходя к Берту. Взял из его ладони кристалл и приложил ко лбу Арманиуса. – Мы всего лишь приоткроем на мгновение дверь, возьмем то, что нужно, и аккуратно закроем ее обратно… Расслабьтесь, архимагистр. Я делал это миллионы раз. Сосредоточьтесь на самом первом воспоминании… На самой первой картинке… Да, вот так. Есть, кристалл засветился. А теперь ждем. Сейчас ваши воспоминания заполнят кристалл, и он погаснет… Все. Держите, ваше величество.

Гектор отошел от Арманиуса – после этой «процедуры» у него слегка закружилась голова и в глазах зарябило, – и отдал императору кристалл памяти.

– Смотрите сначала вы, а потом уж я.

– Хорошо, – сказал Арен. – Сейчас поглядим, с какого… я решил снять с тебя печать – запрет на вход в Геенну.

Берт улыбнулся.

– Я был очень убедителен, ваше величество. Очень.

Сегодня мы с Байроном начали экспериментировать, но успехов не достигли. Впрочем, это неудивительно – глупо ожидать успехов после одного дня исследований. Хотя Асириус все равно расстроился. Наверное, это из-за его хирургической натуры – привык видеть результат практически сразу. Но с терапией этот номер не пройдет.

– Ты не расстраивайся, – сказала я, когда мы с Байроном выходили из хирургического отделения. – Сразу ничего не бывает. Я почти три месяца билась над различными вариантами лечения, пока мне удалось получить хоть какой-то результат. С Арчибальдом, считай, повезло…

– Да тебе вообще везет. И с руководителем повезло, и с темой работы. Я только потом понял, почему Валлиус тебе этот бред утвердил, с твоим-то уровнем дара. Никто из больных близко не подпустил бы тебя к себе. Кроме безнадежных.

Ответить я не успела – хотя я и не стала бы отвечать, поскольку на моем запястье настойчиво завибрировал браслет связи.

Это оказался Арманиус, и сердце у меня тревожно сжалось. Я махнула рукой Байрону, чтобы не ждал меня, а затем отошла в сторону, в гостевую зону, дабы никому не мешать, и ответила на вызов.

Появившаяся перед моими глазами проекция архимагистра выглядела не слишком хорошо. Лицо его было влажным от пота. Температура? Нетипично…

– Эн, – ректор прищурился: видимо, не мог разглядеть мою проекцию, – я прошу прощения, но, возможно, это важно. Я весь горю и…

– Я сейчас перенесусь к вам, архимагистр, – перебила я его, начиная волноваться. Да, у моих больных бывает температура, но не на этом этапе! Слишком рано. – Пять минут. Только сбегаю в лабораторию за своей сумкой.

Он кивнул, я отключилась и побежала в лабораторию за вещами. Я не могла понять, с чем столкнулась, и это немного пугало.

Нужно заставить Арманиуса рассказать как можно более подробно о том, что случилось в тот день, когда его контур был сломан. Возможно, тогда я смогу понять, как ему помочь. В любом случае необходимо описать все это в моей научной работе. Уникальная ситуация – под воздействием демонов Геенны у мага изменился резерв! Но почему только у Арманиуса? Чем эти демоны отличались от всех прочих? Я, конечно, не специалист по демонам, но… Во всем этом есть что-то странное.

Проверив, все ли необходимое находится в сумке, и сообщив заведующему терапевтическим отделением, что я отлучусь к Арманиусу, я достала иглу – артефакт, подаренный мне когда-то Роном, ввела ее под кожу на запястье и начала строить пространственный лифт.

Через несколько минут я уже была в доме ректора и, поднявшись по лестнице на второй этаж, практически вбежала в библиотеку, даже не задумавшись, там ли архимагистр. Ведь он мог бы перейти в спальню. Но нет – Арманиус был в библиотеке. Полусидел на диване, глядя в окно, за которым валил снег – хотя ректор точно не мог его разглядеть, – и повернул голову на звук открывшейся двери.

И вдруг сказал то, от чего я чуть не споткнулась:

– Защитник, как же мне хочется тебя увидеть…

Кажется, сердце на пару секунд перестало биться. А потом вновь застучало в прежнем ритме, когда я поняла, что Арманиус имел в виду совершенно не романтику. Конечно, ему хочется увидеть окружающий мир, и меня в том числе. Поэтому я не стала ничего переспрашивать – это было бы глупо. Вытащила из сумки градусник и протянула ректору.

– Меряйте температуру. Во рту, пожалуйста.

Он послушно вставил тонкий металлический аппарат в рот, а я тем временем доставала все необходимое, чтобы взять кровь.

Через двадцать секунд градусник запищал, и я, забрав его у Арманиуса и взглянув на деления, замерла от удивления – почти тридцать девять градусов. Надо сбивать.

– Так, давайте руку, возьму анализ крови.

Архимагистр послушно закатал рукав рубашки, и я приступила к делу, переживая, что увижу сейчас по анализу какое-нибудь воспаление.

Но кровь у Арманиуса была в полном порядке. И я, немного подумав, развела ему в воде жаропонижающее пополам с общеукрепляющим и дала выпить.

– Должно подействовать в течение часа, – сказала я, садясь рядом с ректором на диван. – Если не подействует, тогда я вас заберу в стационар, вам нужно будет находиться под присмотром, так как придется ставить капельницу. Сейчас я побуду с вами… а вы пока расскажете мне все, что случилось в тот день, когда был сломан ваш контур.

Архимагистр чуть нахмурился.

– Я вроде рассказывал.

– Кратко – да, – кивнула я. – Но мне нужны подробности. Все, что можете вспомнить. Понимаете, это нетипично… Нет, даже не так. Это невозможно. У вас изменился резерв. Это противоречит правилам.

– Из любых правил бывают исключения. – Его губы тронула слабая улыбка, словно он подумал о чем-то приятном. – Значит, мне повезло и я исключение.

На мой взгляд, это, скорее, «не повезло».

– Везение или его отсутствие – это ненаучно, архимагистр. Меня интересуют только факты. Что конкретно случилось с вами в тот день? Опишите мне во всех подробностях. Сегодня вы, завтра – кто-то еще… Я должна понимать, как с этим работать.

Арманиус молчал несколько мгновений, а когда заговорил, то делал это медленно, словно обдумывал каждое свое слово.

– Эн, то, что я тебе сообщил, – это максимум того, что я могу сказать. На мне печать молчания, которую поставил император. У моего дела гриф «секретно».