Катарина Макги - Принцесса Америки [litres]

Она почувствовала, как какая-то ось провернулась глубоко внутри нее, когда ее человеческая часть замолчала, а та, что несла ответ перед Короной, вступила во владение.

– Ваше Королевское Высочество. – Доктор скрипнул дверью. – Думаю, пора дать королю отдохнуть.

– Я не… – Беатрис не хотела уходить, когда ее отец был в таком состоянии, когда он потратил столько энергии на эту речь. Ей казалось, что она искушает судьбу.

– Все в порядке, Беатрис. Я посижу с ним некоторое время. – Королева появилась в дверях. Она умылась и поправила макияж, явно пытаясь скрыть следы слез. – Почему бы тебе не выйти на улицу? Можешь взять с собой Сэм и Джеффа. Уверена, толпа будет рада тебя видеть. Многие из них прошли долгий путь, чтобы быть здесь.

Последнее, чего сейчас хотела Беатрис, – это прогулка, но ей не хватало силы отказаться.

– Хорошо. Мы скоро вернемся.

Она в последний раз сжала руку отца, а затем направилась к своим брату и сестре и Коннору.

Сэм и Джефф сразу согласились с ее планом.

– Хорошая идея, – тихо сказала Сэм, проводя рукой по волосам.

– Тедди. Ты пойдешь со мной, верно? – Голос Беатрис чуть не сломался, но она протянула руку жениху. – Это было бы хорошо для страны – увидеть нас вместе прямо сейчас.

Повисло напряженное молчание. Беатрис почувствовала вопросительный взгляд Тедди и обиду Саманты, когда они оба поняли значение ее слов.

Она не могла порвать помолвку с Тедди, не сейчас. Не после того, как угроза его бросить буквально отправила ее отца на тот свет.

Никто из них не произнес ни слова, когда они направились вниз к лифту, чтобы поприветствовать толпу.

Стоял солнечный полдень, небо над головой было цвета лазури и явно не вязалось с тем, что происходило в больничной палате наверху. Золотой свет лился на них, заставляя Беатрис пожалеть, что нельзя прикрыть глаза или надеть солнцезащитные очки. Она заставила себя поморгать, пока ее зрение не подстроилось.

Воздух был холодным и резким. Она глубоко вздохнула, словно за двоих, будто могла как-то дышать от имени своего отца. Затем повернулась к ожидающей толпе.

Беатрис не могла вспомнить, когда в последний раз принимала участие в столь тихой прогулке. Обычно они были праздничными, потому что составляли часть парадов или праздников: дети кричали и размахивали флагами, просили, чтобы она сделала с ними селфи или дала автограф.

Сегодня она просто пожимала руки и приняла несколько объятий. Многие люди дарили ей цветы с записками или открытками для папы. Она бормотала слова благодарности и передавала все Коннору. В такие моменты Беатрис позволяла своим пальцам ласкать его в безмолвном, эгоистичном прикосновении. Даже после того, как она отошла, принцесса чувствовала на себе тяжесть взгляда его серо-голубых глаз.

Беатрис понятия не имела, как найдет в себе силы бросить Коннора. Не после всего, через что они уже прошли.

Беатрис заставила себя не думать об этом. Она сосредоточилась на том, чтобы кивать и пожимать руки, заставлять свои губы снова и снова повторять ряд предложений: Спасибо, что вы здесь. Мы ценим ваши молитвы. Ваше присутствие так много значит для моего отца. В кои-то веки ей было приятно так поступить – превратиться в марионеточную версию себя и просто автоматически выполнять ритуал.

Она смутно сознавала, что Тедди делает то же самое в нескольких шагах от нее. Сэм, напротив, держалась как можно дальше. Беатрис чувствовала, как сестра сверлит взглядом ее спину. Она знала, что Сэм злится на нее за то, что она появилась с Тедди на публике, когда сказала, что отменяет помолвку.

Несколько раз Беатрис тянулась за бутылкой с водой и делала глоток, надеясь, что это успокоит ее желудок, который внезапно оказался таким пустым. Или, может быть, она сама стала выхолощенной. Возможно, Беатрис такая же холодная, как всегда думала ее сестра, движимая только долгом. Она чувствовала себя такой же пустой и бездушной, как эта пластиковая бутылка в руке.

Когда хирург ее отца вышел на крыльцо больницы Святого Стефана, Беатрис все поняла.

Доктор шагнул вперед, словно призрак в белой одежде, королева Аделаида маячила позади него. Лорд Роберт Стэндиш застыл, держа в руках десятки букетов. От шока камергер выронил цветы, и розы, тюльпаны и мягкие белые фрезии укрыли ступени, словно ковер из слез.

Коннор повернулся к Беатрис; печаль и его любовь к ней запечатлелись в его чертах, прямо там, на глазах всего мира.

– Мне очень жаль, Би, – прошептал он, от потрясения забыв о протоколе. – Мне очень, очень жаль.

Казалось, весь мир вращается, гравитация смещается, и Беатрис чувствовала, что столкнулась с чем-то невероятно трудным. Может быть, это всего лишь кошмар. Тогда понятно, почему все ощущалось таким нереальным – почему мир стал размытым и мерцающим по краям.

Она вонзила ногти в ладонь так резко, что на глаза навернулись слезы, но Беатрис не проснулась.

– Нет, – все шептал кто-то. – Нет, нет, нет. – Беатрис потребовалось время, чтобы понять, что это она. Принцесса чувствовала себя раздробленной болью, как будто достигла какого-то предела внутри себя, о котором не знала, какой-то границы скорби, усталости и боли, к которой никто и никогда не должен приближаться.

Коннор первым пришел в себя и поклонился – глубокий, церемониальный военный салют, не хватало только меча, чтобы его завершить. Тедди быстро последовал примеру Коннора. Джефф сглотнул, затем сделал то же самое.

Лицо Беатрис жгло. Она гадала, были ли это слезы, замерзшие на ее коже.

На какое-то затянувшееся мгновение она позволила себе заплакать.

Беатрис плакала о своем отце – своем короле, но также и своем папе. Ей не хватало его настолько сильно, что боль раздирала ее изнутри.

Беатрис плакала за Тедди и Коннора, за Саманту и за себя, за этот последний момент детства, который она собиралась оставить позади. За всех королей, что пришли до нее и столкнулись с таким же ужасным моментом, когда весь их мир остановился.

Саманта поставила одну ногу за другую и присела в реверансе. Лицо у нее было заплаканным, глаза пустыми от шока.

Королева Аделаида последовала примеру дочери. Она медленно присела, ее спина была невероятно жесткой, такой же несгибаемой, как стальной прут.

– Ваше Величество, – прошептала мать.

А потом все они начали кланяться. Ряд за рядом, все, кто собрались здесь – молчаливые толпы, вышедшие поддержать ее отца, опускались в поклонах или реверансах перед Беатрис, словно волна домино, которая откатывалась прочь по улице.

Сверху раздался скрип. Все резко подняли глаза и увидели, что американский флаг приспущен, его ткань трепетала на ветру. Королевский же штандарт остался на прежнем месте. Это был единственный флаг, который никогда не опускали, даже после смерти суверена – потому что в тот момент, когда один монарх умирал, другой автоматически им становился. Король мертв; да здравствует королева.