Терри Пратчетт - Маленький свободный народец

Тиффани подошла к камням. Проём из трёх монолитов был на месте. Он никуда и не исчезал, подумала она. У Королевы нет настоящей силы, никакой магии, только один-единственный фокус. Зато самый подлый.

— Держись отсюда подальше, — сказала Тиффани, шагнув под каменную арку. — Никогда не возвращайся. Никогда не трогай того, что моё. — Но поверженное создание было таким слабым, так походило на ребёнка, что она добавила: — Я надеюсь, где-то есть кто-то, кто заплачет о тебе. Надеюсь, Король вернётся.

— Тебе жаль меня? — прорычало существо, которое прежде было Королевой.

— Да. Немного, — сказала Тиффани.

«Как госпожу Робинсон», — добавила она про себя.

Она положила существо на землю. Оно поскакало прочь по снегу, обернулось и снова стало прекрасной Королевой.

— Тебе не победить, — сказала она. — Всегда найдётся путь. Люди видят сны…

— Иногда мы просыпаемся, — ответила Тиффани. — Не смей возвращаться, иначе крепко пожалеешь…

Она сосредоточилась, и вот уже сквозь каменный проём виден только зелёный склон холма. Ничего больше. И ничего меньше.

«Надо придумать способ закрыть проход навсегда», — решил Дальний Умысел — а может быть, это был ещё какой-то Ум, или Умысел, или другая часть сознания Тиффани, занятая мыслями о мыслях, посвящённых мыслям о мыслях, — и так много-много раз. В её голове эти умы-разумы так и теснились.

Она с трудом прошла несколько шагов и села на землю, обхватив колени. «Не хватало ещё такой и остаться, — подумала она. — Придётся заткнуть уши затычками, и ноздри тоже, и на голову натянуть чёрный-пречёрный капюшон, и всё равно я буду видеть и слышать слишком много…»

Тиффани закрыла глаза и закрыла их снова.

Она чувствовала, как всё уходит, будто вода в песок… Она словно и правда засыпа́ла, странное сверхбодрствование оставляло её, она проваливалась, соскальзывала в… ну, в обычное повседневное бодрствование. Все образы словно подёрнулись дымкой, все звуки стали приглушёнными.

«И так мы живём всю жизнь, — подумала она. — Мы ходим по земле во сне, как лунатики, потому что невозможно же постоянно ощущать всё как есть…»

Кто-то постучал по её башмаку.

— Эй, куды ты завалилась? — спросил Явор Заядло. — Мы тока собрамши накидать им адвокантских люлей, и тут вы с Кралькой — ыть! И нету.

«Сон во сне, — подумала Тиффани, стараясь держаться прямо. — Но сны остались позади, глядя на Нак-мак-Фиглей, невозможно усомниться в их реальности».

— Всё кончено, — сказала она.

— Ты её сгробила?

— Нет.

— Тады она возвернётся, — сказал Явор Заядло. — Она ж тупа дурёха как есть. В снах кумексает, ах-ха, а так — ни в зуб копытсом.

Тиффани кивнула. Ощущение, будто весь мир подёрнулся дымкой, постепенно уходило. Мгновение сверхбодрствования теперь казалось только сном.

Но это был не сон. Я должна всегда это помнить.

— Как вам удалось убежать от той огромной волны? — спросила она.

— Ах, мы таки быстры, а маяк был крепок, — объяснил Явор Заядло. — Однако воды наплеснулось по самые не моги.

— И пара-трёха акулух в придачу, — вставил Не-так-громазд-как-середний-Джок-но-погромаздей-чем-мал-Джок Джок.

— Ах да, и мал-мал акулкух, — пожал плечами Явор Заядло. — И восьминог.

— Это был гигантский спрррут, — поправил Вильям.

— Ну, он быр-быро стал шышлык, — ухмыльнулся Туп Вулли.

— Ха, полюси мал-мала люлей в клювей! — завопил Винворт в приступе остроумия.

Вильям вежливо кашлянул:

— Большая волна вынесла на берег много затонувших коррраблей с сокррровищами. Мы чуть задеррржались, чтобы немного их погрррабить…

Нак-мак-Фигли радостно продемонстрировали множество самоцветных камней и больших золотых монет.

— Но ведь это сокровище из сна, — сказала Тиффани. — Волшебное золото! Утром оно превратится в мусор!

— Нды? — Явор Заядло посмотрел в сторону горизонта. — Так, ребя, вы слыхали кельду. У нас мал-мал полчаса, чтоб его сбагрить! Так мы драпс-драпс? — спросил он Тиффани.

— Э… да. Хорошо. Спасибо…

Они исчезли в долю секунды, словно сине-рыжий просверк.

И только Вильям Гоннагл чуть задержался. Он поклонился Тиффани и сказал:

— Ты неплохо спррравилась. Мы горррды тобой. И твоя бабушка бы горррдилась. Помни об этом. Есть те, кто любит тебя. — И тоже был таков.

Раздался стон — это зашевелился распростёртый на траве Роланд.

— Пи-пи-писклики фсё, — грустно сказал Винворт в наступившей тишине. — Ласкудлыть фсё.

— Кто это был? — спросил Роланд.

Он уселся и схватился за голову.

— Это довольно запутанно, — сказала Тиффани. — Э… много ты помнишь?

— Всё было как… во сне, — проговорил Роланд. — Я помню… море, и мы бежали, я расколол орех, и там оказалось полно этих человечков, и я охотился в бескрайнем лесу, где было много теней…

— Сны порой удивительные шутки шутят, — осторожно сказала Тиффани.

Она встала и подумала: нельзя сразу уходить отсюда. Не знаю, откуда я это знаю. Может быть, я знала и забыла. Но мне нужно дождаться чего-то…

— Сможешь сам спуститься в деревню? — спросила она.

— Да… наверное. Но что…

— Тогда захвати с собой Винворта, пожалуйста. Я бы хотела… немного передохнуть.

— Ты уверена? — Роланд обеспокоенно посмотрел на неё.

— Да. Недолго. Пожалуйста, а? Ферма ведь по дороге, ты мог бы зайти туда и передать его родителям. Скажи им, что я тоже скоро спущусь. И что со мной всё хорошо.

— Пи-пи-писклики, — сказал Винворт. — Ласкудлыть. Хотю бай.

Роланд всё сомневался.

— Иди уже! — прикрикнула Тиффани и замахала на него руками.

Когда мальчики, несколько раз оглянувшись, скрылись за бровкой холма, Тиффани села меж четырёх железных колёс и обняла колени.

Вдалеке виднелся курган Нак-мак-Фиглей. Она видела их всего несколько минут назад, а они уже казались далёким воспоминанием. Но они ушли, будто их никогда и не было.

Можно было бы пойти к кургану и поискать большую нору. Но что, если её там нет? Или есть, а внутри только кролики?

«Нет, всё правда, — твёрдо сказала себе Тиффани. — И это я тоже должна помнить».

В сером предрассветном небе закричал канюк. Она подняла глаза: птица кружила в первых лучах солнца, и вот от неё отделилась крошечная точка…

Высота была слишком велика, чтобы даже пикст смог выжить после такого падения.

Тиффани вскочила на ноги. Хэмиш камнем падал с неба. А потом… что-то раздулось над ним, он перестал падать и начал парить, невесомо, как семечко чертополоха.

Пузырь у него над головой был какой-то раздвоенный. И чем ниже этот пузырь опускался, тем более знакомым выглядел.