Тарас Витковский - Самозванец. Повести и рассказы

— Какой ретроград? Почему доберман? Какие Фиджи?

— Не какие, а какой. Это остров — «он». Впрочем, неважно. Я заплатила твой долг, и с твоей стороны будет свинством, если ты мне не поможешь.

— Чем же я могу помочь? Я тороплюсь, — спохватился вдруг Виталик.

— Ты никуда не спешишь. Это вздор. Спешащие люди не повязывают галстука таким манером. Я не принимаю отговорок и хочу, чтобы ты меня выслушал.

— Ну... извольте, если ненадолго, — промямлил Виталик и развел руками.

Вообще-то он не был безвольным рохлей, и сбить с панталыку его было непросто, но от этой гостьи исходила такая бешеная энергия, что Виталика просто парализовало. Очутившись на кухне, словно перенесенный в огромном сачке, он суетливо ставил чайник и пытался разработать план бегства. Кирри сидела в углу и говорила:

— Ты как партнер в игре мне полезен. Учись, впитывай, это просто. Что сказала Катя Дулова, когда ты душил ее в подъезде?

— Я не знаю никакой Кати, — бормотал Виталик.

— Ты тупица! Я не интересуюсь, знал ли ты ее или нет. Мне интересно, что она сказала.

«Сосед» уже сидел рядом, на подоконнике. Шура, зевнув, пошел спать — усталость была сильнее брезгливости, к тому же Бурнин как будто выдохся. А рядом с Кирри Морозову было почему-то скучно. На «едине» всхлипывала Уна и что-то бубнил паладин Дэн.

Кирри непрестанно теребила в руках зеленый газовый шарфик. Полоса искрящейся ткани сама собой обвивала то одно запястье Кирри, то другое, то переползала на шею, то вдруг оказывалась на лбу, и все это — одним льющимся движением, без остановки, в едином ритме, со скоростью чуть голодного удава. Виталик пытался заставить себя не смотреть на этот жуткий шарфик, но — смотрел и оторваться не мог. Он хлопал глазами и облизывал языком, сухим, как стружка, мгновенно воспалившиеся губы.

А Кирри, не сбавляя скорости, продолжала:

— Не пытайся набить себе цену, притворяясь неумехой. Девушка, делавшая от тебя аборт, рекомендовала мне тебя как опытного вруна, хорошего игрока в покер. Тебе, наверное, приятно, когда говорят такие вещи, но имей в виду — это дешево и пошло.

— Что это за вздор насчет аборта?

— Хорошо, хорошо. Аборт она делала не от тебя. И не спрашивай, как ее зовут, тебе это известно лучше, чем мне. Мне нужна хорошая игра, а ты маячишь здесь с сонной рожей и думаешь произвести на меня хорошее впечатление. Мой знакомый — очень хороший человек. Он парализован, но жаждет жизни — нужно сделать телевизионную программу. Есть возможность пробиться на Останкино. Сценарий нужен мгновенно — и ты мне поможешь.

— Сценарий о чем? Я не умею писать сценариев...

Виталик мучительно ощущал беспомощную банальность своих реплик.

— Ты не понимаешь. Скажи мне как клептоман клептоману: тебя привлекают старинные ложки?

— Я не клептоман...

— А разве этот пиджак ты не украл у Стаса Горейкина? Там в нагрудном кармане была связка писем от его любовницы-француженки. Ты опубликовал их и получил кучу денег, но все спустил на лечение одной особы, которой ноги отрезало трамваем на Кузминках. Кстати, вагоновожатым был твой любовник? Или мать человека, которого ты застрелил на охоте два года назад в городе Симферополе? Бывают в жизни и такие совпадения...

— Вы, верно, шутите? — шепотом спросил Виталик.

«Сосед» ужасно громко расхохотался.

— Кто это? — спросила Кирри, хрипя заговорщицки.

— Это?.. Вы... ты что, его видишь? — обливаясь потом, задохнулся Виталик. «Сосед» замолк и трусливо прикрылся «триколором». — Это «сосед». Сложно объяснить.

— А, это твое альтер эго на прогулке, — понимающе сказала Кирри. — Ловко. Не очень-то он вежлив, впрочем, ты не лучше. Ты же знаешь, что я кладу сахара три ложки на чашку.

— Не знаю я.

— Теперь-то точно знаешь! Итак, вы с приятелем, беглым каторжником, зарыли деньги, отобранные у бедной вдовы. Но план местности съела собака. А твой приятель уронил на ногу гаечный ключ, достиг тем самым просветления и уехал на Мадагаскар ловить лемуров. Говорят, хорошо обученные лемуры могут принимать телепатические сигналы и мастерски воруют по карманам. Ну а ты, изнасилованный пьяным отчимом своей невесты, поджег муниципалитет и скрылся. Что с тобой было дальше?

— Чего ты от меня хочешь? — устало взмолился Виталик.

— Я хочу знать, когда ты наконец напишешь книгу.

— Какую книгу?

— Договор на которую я подписала в издательстве. Договор на твое имя — если ты не сдашь материал в срок, тебя оштрафуют.

— Это какой-то бред! — возопил Виталик.

Кирри надула губы, и на глаза у нее навернулись крупные мутные слезы.

— К-как ты смел нагадить мне в душу... Как ты мог так оскорбить меня... Я, беззащитная хрупкая женщина, поверила тебе... — хриплый голос теперь еще и дрожал.

«Господи, не хватало еще и скандала с этой...» — подумал Виталик.

— Я обязательно расскажу Хозяину о твоем поступке. Не думай, я не ябеда, просто должна же быть справедливость... А Хозяин очень не любит ловких пройдох, он отомстит за меня...

Несмотря на некий лишний пафос произнесенного, Виталик не сомневался, что эта безумица может наговорить Хозяину чего-нибудь такого, от чего потом его, Виталика, просто сотрут в порошок. Но Кирри уже смеялась хрипло и от души, высоко запрокидывая голову. Конца шарфика, обвившего ее горло, соблазнительно повисли по сторонам.

— Ну что? Поиграем? — отсмеявшись, спросила Кирри.

— В таком вот духе? Уволь, — ответил Виталик.

— Отчего же?

— Я не умею. И вообще я собирался по делу.

— Как же я могла забыть! Конечно, тебе же еще нужно перезахоронить любимого котенка, который умер от туберкулеза на руках у хроменькой девочки. Ты воровал для нее цветы на Коптевском рынке и спал с ее матерью, расплачиваясь фальшивыми акциями. Теперь она на бобах и скоро ее свезут в «желтый дом», где будут избивать резиновыми шлангами. А ты уже договорился с врачом, и он просверлил для тебя окошечко, чтобы ты мог это созерцать. Но врач этот — тоже ловкий жулик. Он спит с расслабленной олигофреничкой из седьмой палаты и по ночам вывозит ее погулять на Ордынку. А ты и не знаешь, что это его сестра. Ты должен ее помнить — когда из твоего правого легкого извлекали вилку, воткнутую ревнивой рукой твоей любовницы-цыганки, эта олигофреничка прыгала по крышам больничных корпусов в летном шлеме и зеленых перчатках. Вспомни же... В одной палате с тобой лежал мой первый муж — гомосексуалист. В оранжевых кальсонах он шлялся по отделению и критиковал настенные барельефы...

Иногда Виталику казалось, что он теряет сознание. Ему очень хотелось спать, и он согласился бы даже на благоухающего Бурнина под боком, только бы избавиться от этой сумасшедшей. Время бежало как из разбитых песочных часов — невозвратно. Каждая песчинка-секунда хлопала Виталика по темечку, превращаясь на лету в небольшой камушек. Монотонный бурлеск, которым буквально фонтанировала инфернальная гостья, стал похож на многоцветную спираль, какими пользуются заштатные гипнотизеры. Виталику мерещилось, что голова Кирри увеличивается в размерах и самопроизвольно кружит по кухне, вращаясь также вокруг своей оси. Он леденел и кусал себя за палец.