Тарас Витковский - Самозванец. Повести и рассказы

— Что это? — спросила Ида равнодушно.

— Рупии, — ответил Стасов и хихикнул. Он коснулся плеча женщины, потом поцеловал ее в шею, потом залез ладонью под блузу.

— Ты свинья, — сказала Ида. — Я только собиралась лечь спать...

После третьей с честью проведенной атаки полковник моментально уснул. Ида выбралась из-под него и пошла в туалет. Затем она зашла в ванную комнату и, повинуясь чему-то, вынула из шкафчика два бумажных пакета. В одном была хна, в другом — красная охра.

Медленно и задумчиво, макая поочередно в оба раствора широкую кисточку, она выкрасила себе подошвы и, сидя на детском стульчике, задрала ноги на край ванны, чтобы они высохли. Было слышно, как Стасов бормочет во сне и чмокает губами. Но потом он затих, и Ида испугалась. Оставляя на линолеуме разноцветные следы, она вбежала в спальню. Ей показалось, что Стасов уже не дышит.

— Сергей, — позвала она, — Сережа...

Стасов проснулся, сел в кровати, очумело хлопая глазами. Потом сказал: «Спящий подобен пловцу, разбуженный — утопленнику», — лег и снова уснул. Ида села рядом и заплакала.

На следующий день магараджа, прогуливаясь по парку без повязки на глазах и в прекрасном расположении духа, повстречал полковника Стасова. Как ни в чем не бывало они радушно поздоровались. Магарадже было безумно любопытно, но он ни о чем не спросил.

Спортивный старик допил остатки какао, упрятал термос в холщовый рюкзачок, пожевал суховатыми губами и уверенно заговорил:

Всю сизую осень и всю синюю зиму Ася провела дома, выбираясь только в магазинчик через улицу. (Магазинчик этот с виду ничем не примечателен, даже скучен. Но продавец в овощном отделе, с грустной челкой и стеклянным глазом, может по просьбе взвесить на весах вашу печаль, и вы точно будете знать, какая именно тяжесть заставляет вас падать во сне. А если в отделе сладостей вам захочется купить твердого, как картечь, драже, продавщица с родинкой на языке незаметно просыпет горсть конфет на пол, и количество упавших разноцветных горошин точно будет соответствовать количеству лет, прожитых вами в любви...)

Весна тоже прошла незаметно, пока не явился май — юный король в одежде лесного стрелка. Тогда Ася распахнула окно, вымыв стекла, и в комнате сразу стало тесно из-за огромной душистой липы. Теперь она нависала над Асиной кроватью. Странно улыбаясь, Ася прибрала в квартирке, расставила по местам покинутые персонажами книги, завела огромные стенные часы, молчавшие с прошлого августа. А на столике под часами она обнаружила пепельницу, полную старых окурков. Окурки эти одинаково были примяты зубами. Ася попыталась вспомнить, кто же сидел в этом кресле под часами и курил, поглядывая вверх, на маятник, медно поблескивающий в дыму. Но вспомнить не удалось.

«Наверное, это был кто-то хороший», — подумалось ей. Ведь не стала бы она позволять плохому человеку курить в ее доме.

Она придумала его облик, сочинила голос, а запах его тела сложился сам, как стихи.

— А теперь пусть все остается как есть, — решила Ася и не стала вытряхивать пепельницы.

Она переоделась из домашнего платья в нарядный сарафан, одела босоножки и, прихватив сумочку, вышла на лестницу. Как известно, подъезды «хрущевских» домов делятся на две категории — в одних пахнет мертвечиной, в других — пирожками с капустой, какие едят на поминках. В Асином подъезде пахло пирожками и чуть-чуть — кошками.

В почтовом ящике нашелся большой осенний лист клена. Ася повертела его в руках — он был мягкий, пах дождем и, казалось, несколько минут назад еще висел на дереве в каком-нибудь из октябрей. Ася положила его в сумочку.

Почтовый ящик часто преподносил сюрпризы вроде этого. Однажды посреди февраля он изверг из своих недр огромный сугроб тополиного пуха.

Над двориком витала прозрачная тень музыки — где-то наверху играла патефонная пластинка. У подъезда нежился на солнышке горбатый «Москвич». На округлом его капоте восседал, поджав лапы, угрюмый старый котище. А в самом центре двора, покачиваясь на одиноких качелях, курил какой-то гражданин. Он рассеянно смотрел в небо, изредка вглядываясь в крону липы — той самой!

Ася прошла мимо него, отметив, что сидит гражданин в живописной позе, что лицо у него молодое, а улыбка еще моложе.

Выждав немного, гражданин спрыгнул с качелей и направился за Асей следом. Ветер, дунувший ей в спину, донес до нее нервное тиканье его наручных часов. Она только поджала губы, но шага не ускорила.

«Он, наверное, из тех, у кого три слова на ужин и два — на завтрак, — думала она, — из тех, кто пахнет корицей, когда хочет женщину, и лимоном — когда женщина хочет его. Он из тех проклятых негодяев, вспоминая которых всегда улыбаешься и поешь...»

Гражданин продолжал идти за ней, руки в брюки, и попутный ветер действительно приобрел оттенок корицы. Ася рассмеялась, не оборачиваясь.

Таким образом они добрались до речного вокзала. От пристани с музыкой отходил теплоход «Георгий Свиридов». Медный оркестрик играл увертюру Дунаевского. В тени сиреневых зарослей провожающие торопливо допивали пиво и махали руками.

На мгновение ослепленная жарким блеском труб, Ася остановилась. В ту же секунду теплый коричный ветер высоко поднял подол ее сарафана и закинул его Асе на голову.

Сзади послышался смех, но не обидный, а веселый. Асе и самой было весело. Пока она боролась с пестрой ситцевой волной, ветер унялся сам собою.

Ася готова была поклясться, что не прошло и двух секунд, но это было удивительно, так как пристань опустела совершенно и теплоход еле был виден. Музыканты тоже скрылись, сложив на асфальт свои инструменты, которые теперь играли сами по себе, причем геликон чуть фальшивил.

Ася обернулась. Неизвестный гражданин терпеливо ожидал, когда она обратит на него внимание. Он стоял в профиль, и лицо его было похоже на стареющий месяц.

Ася шагнула к нему, чувствуя, что надо бы сказать что-то, но незнакомец заговорил первым.

— Целую осень и целую зиму я вас ждал, — сказал он, наклонив голову.

— Вот как? — ответила Ася. — Стало быть, у вас ко мне есть дело?

— Что вы, что вы, — поспешно проговорил гражданин. — Я существо праздное, как и вы, Александра Ивановна. Какие уж тут дела. Не удивляйтесь, — добавил он, — я справился о вашем имени у участкового. Он, впрочем, заподозрил меня в чем-то, но тем не менее... Давайте прогуляемся вместе. Я обожаю гулять в парке, тут недалеко...

Ася почувствовала, что запах корицы стал еще отчетливей, и это почему-то ее успокоило. Они вернулись на Ленинградский проспект и пошли по нему не разговаривая — очень шумели машины.

«С чего он начнет?» — думала Ася, кусая губу.

Незнакомец смотрел на нее искоса, и в бирюзовых глазах его прыгали отражения каких-то белых статуй, витражных окон, и мерцали крохотные издали факела.