Мари Бреннан - Чтоб никогда не наступала полночь [litres]

Присутствие Фрэнсиса Девен чувствовал до сих пор. Быть может, призрак и исчез, однако Фрэнсис остался рядом, ведь он сам сказал, что никогда не оставит Суспирии. Его любовь объединяла их по-прежнему.

Вдобавок, он и ей вернул способность любить.

– Да, ты все сделала верно, – продолжал Девен. – А ошибку совершила после, когда сама не поверила в это. Увидев перед собою будущее рядом с любимым, представив себе, как страдаешь, подобно смертным, стареешь, дряхлеешь, в то время как он остается вечно юным, ты снова позволила страху и высокомерию взять над собою верх. И потому отвергла его любовь, а вместе с ней – свою любовь к нему. Ты не сумела понять, сколь она ценна.

Сердце, променянное на то, что она потеряла, – на юность, на красоту, на бессмертие! А ведь ответ был у нее в руках. Оставалась самая малость – принять его, поверить…

«Прошу, не покидай меня», – так сказал на прощание Фрэнсис.

– Теперь перед тобой снова тот же выбор, – прошептал Девен. – Тебя ждет истинная любовь. Оцени же ее по достоинству, не отвергай в третий раз.

Как известно, сей мир живет по определенным законам, и ни Инвидиане, ни Луне их объяснять не требовалось. Один из этих законов гласит: что сделано трижды, сделано навсегда.

Тут – впервые с тех пор, как торговалась с Инвидианой – заговорила и Луна.

– Полюбив, мы не можем взять чувств обратно, – сказала она. – Можем лишь наслаждаться всем, что они нам приносят – не только радостью, но и горем, не только надеждами, но и скорбями. Теперь он настолько же дивный, насколько и смертный. Не знаю, куда ты пойдешь, но ты вполне можешь пойти с ним.

Суспирия отняла от сморщенного лица иссохшие костлявые ладони, усыпанные «печеночными пятнами». Девен не сразу сумел понять, что она плачет – столь глубоки были овраги морщин, в которых прятались слезы.

Инвидиана была злой. Суспирия – нет. Сердце Девена сжалось от боли, и в тот же миг в его ладонь скользнула рука Луны.

Перемены начались исподволь, едва заметно для глаз. Поначалу Девен и не заметил, как старческие морщины сделались не столь уж глубоки, а «печеночные пятна» поблекли. Совсем недавно одряхлевшая на его глазах, теперь Суспирия на глазах молодела. Спустя недолгое время старость отступила прочь, открыв взгляду лицо той, кого полюбил Фрэнсис.

Та же бледная кожа, те же черные, словно тушь, волосы, те же черные глаза и алые губы… однако прежнее совершенство, внушавшее страх и тревогу, уступило место обычной красоте дивных, заметно – достаточно, чтоб захватило дух – непохожей на человеческую, но не внушающей невыносимой жути, не леденящей кровь. Естественной.

Последняя слезинка, прозрачная, словно хрусталь, повисла на кончиках ее ресниц и пала вниз.

– Благодарю вас, – прошептала Суспирия.

С этими словами она, подобно Фрэнсису Мерримэну, начала истончаться, рассеиваться в воздухе, а когда трон опустел, Девен понял: оба ушли навсегда.

Какое-то время оба молча стояли у трона, невдалеке от мертвого Ахилла да сжавшейся в комок Эвридики и пары эльфийских рыцарей, а Луна никак не могла свыкнуться с тем, что видела и пережила.

Но вот одна из колонн треснула, переломилась надвое, и Луна осознала: гром не утих – напротив, звучит много ближе.

А Суспирия ушла.

– Что это? – спросил Девен, заметив страх на ее лице.

– Дикая Охота, – сбивчиво заговорила Луна. – Я собиралась просить Суспирию… Камень… сестры думают, что короли могут сменить гнев на милость, откажись она от власти… но теперь ее нет. Что же будет?

Не успела Луна договорить, как Девен сорвался с места и очертя голову помчался через зал, направляясь к трону. Нет, не совсем: обогнув трон сбоку, он уперся ладонями в серебряную спинку и поднажал.

– Помоги!

– В чем? – не поняла Луна, однако послушно двинулась к нему. – Трон ничего не значит. Нам нужно найти Лондонский камень…

– Он здесь! – От напряжения на тыльной стороне его ладоней вздулись жилы, но трон не сдвинулся с места ни на дюйм. – Потайная ниша… я ее видел…

На миг Луна замерла, но тут же бросилась к трону и принялась толкать его с другой стороны.

Трон, защищая свое сокровище, заскрипел, но даже не шелохнулся.

– Помогите! – зарычала Луна.

Возможно, повинуясь приказу инстинктивно, а может, попросту не желая погибать от рук Дикой Охоты, вначале сэр Керенель, а за ним и Эвридика поднялись с пола и присоединились к ним. Вчетвером им удалось отодвинуть трон от стены настолько, чтоб Девен с Луной смогли проскользнуть в открывшуюся брешь.

Потайная ниша за троном оказалась невелика: внутри едва хватало места для них двоих да камня, свисавшего с потолка. Из шероховатой, изъеденной временем глыбы известняка торчал меч: клинок наполовину ушел в камень, рукоять висела как раз на той высоте, куда способна дотянуться рука женщины необычайно высокого роста.

Какой от этого меча будет толк, когда одна из заключивших договор сторон отошла в мир иной? Этого Луна не знала, однако если отнести его Дикой Охоте как доказательство низвержения Инвидианы… слабовата, конечно, надежда, но ничего лучшего в голову не приходило.

Вот только до рукояти ей было не дотянуться. Луна взглянула на Девена, но тот лишь головой покачал: Инвидиана намного превосходила ростом даже его, да и касаться меча дивных ему, очевидно, не хотелось.

– Подсади меня, – велела Луна.

Испачканные запекшейся кровью ладони Девена легли на ее талию. Собравшись с силами, он вскинул Луну в воздух, насколько сумел высоко.

Рука Луны сомкнулась на рукояти меча, но меч из камня не выскользнул.

Вместо этого он повлек Луну, а с нею и Девена, кверху.

Кэндлуик-стрит, Лондон,

9 мая 1590 г.

От неожиданности желудок ухнул куда-то вниз. С головокружительной скоростью возносясь из потайной ниши на улицу города, Луна поняла, в чем дело. Наполовину ушедший в землю, Лондонский камень вовсе не тянулся вниз до самого Халцедонового Чертога. Тот, нижний Камень был попросту отражением верхнего, центральной осью огромного здания, созданного Суспирией и Фрэнсисом. В сей краткий, выворачивающий наизнанку душу миг Луна словно оказалась не только у Лондонского камня, но и в Соборе Святого Павла, и в Тауэре, и близ городской стены, и на берегу Темзы.

Когда этот миг миновал, Луна обнаружила, что стоит рядом с Девеном на Кэндлуик-стрит, по-прежнему сжимая в руке меч. Повсюду вокруг гремел бой. Одни все еще бились в небе, другие перенесли битву на улицы, и оттого лязг оружия несся со всех сторон – с Буш-лейн, и от церкви Девы Марии и Святого Ботольфа, и от Святого Суитина, сходясь воедино здесь, вокруг них. От воя собак мурашки бежали по коже, а кто-то трубил в рог, и его зов эхом несся над крышами, однако Луна не замечала ничего, кроме нескольких всадников, остановившихся в каких-то нескольких шагах перед нею.