Доминик Пасценди - Коншарский стрелок [СИ]

Мирра из Эламы вдруг повернулась ко мне и взглянула на меня с изумлением. Потом, после паузы, расхохоталась. Её смех был как звон серебряных колокольчиков, на лице ее выражение сосредоточенности сменилось весельем, глаза вспыхнули вдруг интересом, а на щеках появились ямочки:

— Так тебе сказали, что это я выпустила сфиггу? Наверное, этот… как его… Магоро? О, Создатель! Как просто задурить голову честному человеку! Успокойся, это не я. Я думаю, что сфиггу привез как раз Магоро — и он же выпустил.

У меня голова пошла кругом. Но я ведь упрямый:

— Высокая госпожа, так что же было в сундуке?

— Я привезла Мертвому королю еще два яйца гарзы. Мне надо, чтобы он был ко мне расположен. Мне надо, чтобы он был защищен, в конце концов. Мне надо, чтобы он сделал то, что нужно.

Тут я снова помрачнел и замолчал. "То, что нужно"? Ударить по Саралану? Когда с другой стороны по Саралану ударит Империя? Не зря же госпожа Мира едет в Алькантар. Видно, правду говорил Борода про то, что она вертит королевствами как хочет и развязывает войны?

Но неужели Магоро действительно выпустил сфиггу?

И неужели это я привел телегу со сфиггой в Валезан?

Остался, впрочем, еще один вопрос.

— Да не сочтет высокая госпожа дерзостью: но почему наших раненых высокая госпожа исцелила, а раненых Гарото — нет?

Госпожа вздохнула и пожала плечами:

— Гарротт отказался от исцеления за себя и за всех своих. Сказал, что не хочет иметь дело с чародейством и верит только лекарям. Что я могла сделать? Насильно лечить нельзя.

Она еще раз улыбнулась. Украшенное улыбкой, ее лицо сияло. Я отвел взгляд, чтобы не показаться невежливым, глядя высокой госпоже прямо в глаза. Я глубоко поклонился ей и придержал гнедую, чтобы отстать: мне надо было хорошо подумать.

В Аккаре мы задержались дольше, чем рассчитывали: перед самым выходом вдруг оказалось, что одна из вьючных лошадей захромала: ей где-то по пути попал камешек под подкову и повредил копыто. Пришлось перекладывать вьюки и договариваться с местным коновалом, чтобы оставить лошадь у него. Я напрягся, потому что мы, похоже, не успевали в Танабазу дотемна, а ходить в здешних местах по лесам затемно — значит напрашиваться на неприятности, если не сказать хуже.

Дорога от Аккара до Танабазы еще хорошая, но на расчистку леса по обочинам здесь уже не хватает людей. Поэтому мы ехали между двумя близко прижавшимися к дороге стенами темного и густого ельника. Как всегда там, где не расчищают лес, самые обочины были покрыты густым подростом берез и осин, которые закрывали обзор; за этим подростом мог прятаться кто угодно. Правда, и продираться ему пришлось бы к дороге не без труда.

Мы ехали, держа наготове арбалеты. Я решил идти рысью, не жалея лошадей, в расчете пересесть на заводных в середине перегона. Госпожа Мира и Галла были в середине отряда, я ехал вторым, отпустив Меченого вперед, дозором. При этом я вспоминал все, что знаю об обстановке в Землях. На первый взгляд, особых шансов для новой большой войны не было (хотя кое-где воевали по мелочи и сейчас). Дело в том, что, похоже, воевать ни у кого сил не осталось. После Бусулана ни в одной битве ни с одной стороны не было больше пяти тысяч человек. Земли запустели, пахать и сеять некому, не то что сражаться.

С другой стороны, были торговый Саралан, который копил богатства, пока другие сражались; было почти не задетое войной Майланское княжество; был, наконец, Валезан, где Мертвый король держал всегда готовое к битвам войско просто из-за всегдашней угрозы со стороны хууларов, а в последние год-два, как стало мне известно из собственных наблюдений и разговоров с разными оружными людьми, потихоньку увеличивает численность своей гвардии.

В Империи тоже все не просто. Когда умер прежний император, его старшему сыну и законному наследнику было всего двенадцать лет. Власть оказалась в руках у младших братьев императора, которые по этому поводу немедленно поругались. И поругались до такой степени, что перестали отвоевывать потерянные имперские земли и принялись драться между собой. Продолжалось это недолго, потому что соседи быстро воспользовались ситуацией, и Империя еще подсократилась. Тогда дядья юного императора быстренько заключили с соседями мирные договоры, что, собственно, и прекратило войну, и радостно занялись междуусобицей. Наконец, поняв, что ни один из них одолеть другого не сможет, они договорились и взялись править Империей от лица императора, увлекаясь при этом в основном устройством собственного благополучия. Империя ослабла и перестала быть для соседей источником постоянной угрозы. (Раньше она была еще и предметом постоянной зависти, из-за богатства и могущества, но за войну и первое, и второе здорово уменьшились.)

Однако за последний год в Империи многое изменилось. Оказывается, еще несколько лет назад на молодого императора сделал ставку Ульдсгер из Галлиды, Меч Империи, у нас более известный как Ульгеро Грешный или Ульгеро Проклятый: это он командовал на Бусуланском поле и в нескольких других сражениях, где имперцы побеждали. Его же не побеждал никто, и если бы из-за интриг, затеянных после смерти старого императора его братьями, Ульгеро не отстранили от командования и не сослали в имение, неизвестно, как закончилась бы война.

Так вот, Ульгеро решил, что для блага Империи надо, чтобы ею правил император сильный и влиятельный. Ни один, ни другой из братьев старого императора для этого не годились. Но вот молодой — он оказался умным и хватким, и Ульгеро стал приучать его к управлению, а заодно приручил. Поэтому в один прекрасный день, достигнув осьмнадцати лет, молодой император заявил дядьям, что требует от них прекратить усобицу и принести ему клятву верности. Они было заартачились, но за спиной императора стоял Ульгеро, а за Ульгеро две трети имперской армии, старые вояки, готовые на все по одному его слову. В том числе и те, что служили в собственных войсках дядьев императора. Так что дядья покряхтели и согласились, а император сразу же потребовал от них передать все войско под командование Ульгеро, которого сделал маршалом Империи. Так что Империя теперь снова сильна, хоть и не так, как раньше.

В принципе, причины для войны есть всегда: между государями (а стало быть, и между государствами) постоянно существуют противоречия, зависть, обиды, желание отомстить и другие подобные чувства. Не говоря уже об обычной жадности, которая подталкивает захватить у соседа то, что плохо лежит или просто приглянулось. Не говоря также о всяких политических причинах, из-за которых порой государи нападают на другие страны, чтобы отвлечь, успокоить или попросту повыбить собственную знать, которая угрожает их власти.