Наталья Резанова - Криптия [litres]

Не успел.

Так какого ж демона он, вместо того чтоб попытаться уйти из проклятой гостиницы под покровом ночи, приперся в этот подвал?

Потому что в Степи он один от кочевников не скроется. А со своими здешними спутниками – тем более. Надежда одна. Подход пограничников. У Бото не хватит сил ударить по всем крепостям оборонительной цепи – да и зачем ему? Достаточно прорвать оборону двух-трех гарнизонов, а потом орда хлынет потоком… нет, это я отвлекся. Да, надежда на помощь… Но надежда это исчезающе мала. Даже если имперцы станут преследовать этот передовой отряд кочевников, они, скорее всего, придут на наше пепелище.

Но после того, как Варинхарий перемолвился с Азатом, которого намерен был отправить оборонять гостиницу вместе с остальными, парень сказал ему нечто такое, от чего в голове михальского шпиона забрезжила некая смутная идея. Насколько она смутная – и совершенно безумная, – он и сам сознавал. А чего еще ожидать после такого дня? И если б он еще немного промедлил, позволил себе подчиниться голоду и всепоглощающей усталости, то никуда бы не пошел. Но Варинхарий привык использовать все возможности, которые ему предоставляла жизнь. Даже самые безумные. А михальцы к тому же не отвергают того, что в иных странах считается запретным. Или вовсе несуществующим.

Он кликнул с собой Саки – не потому, что опасался идти в одиночку. Но в гостинице было уже совсем темно, а в подвале вообще хоть глаз выколи. Поэтому он велел слуге прихватить светильник. Саки, при всей своей обычной болтливости, так притомился, что задавать вопросов не стал, а поволокся вслед за хозяином. Огонек мигал в его руках, пока Варинхарий отпирал дверь подвала – ладно, хоть не уронил, еще пожара здесь не хватало…

И так они очутились средь тьмы, смрада и брения.

Саки поставил лампу на бочку, и в тусклом свете Варинхарий увидел преступника.

Шуас лежал на полу, связанный, в замаранной рубахе. Сутки назад, когда Торк его обрабатывал, он сломался довольно быстро и проскулил то, что Варинхарий предполагал от него услышать. И вид у него был прежалкий – а кто бы, признаться честно, не был жалок в его положении? Он молчал, когда Гаттала вошел в подвал, и Варинхарий подумал, что убивец без сознания, иначе тут же принялся бы просить о милости, как делал это в конце допроса.

Но тут Шуас поднял голову, и михалец озадачился. Преступник смотрел не умоляюще, а даже с каким-то злобным удовлетворением. Свихнулся тут, в темноте и одиночестве?

– Ну что, – голос хриплый, надтреснутый, но такой же злой, как и взгляд, – они пришли?

– Кто?

– Не придуривайся, интендант. – Шуас закашлялся-заперхал. – Тут… слышно.

Неужто эти клятые степняки визжали так громко? Хотя… конечно. Аж уши закладывало. Впрочем, неважно.

– А ты что радуешься, урод? Нас положат, так и тебя в живых не оставят, им-то ведь все равно. Или доволен, что не один сдохнешь? Так ведь мы еще живы.

– Это… ненадолго… а ведь говорил же вам, придуркам… это все, чтоб вас спасти.

Похоже, все-таки спятил. Или нет? Видывал Варинхарий сумасшедших, мутный у них глаз. У этого – нет. Хотя может ли человек в здравом уме сотворить то, что он сотворил? Ведь что-то такое нес он еще до начала допроса.

– О чем ты?

– Пить дай… а то больше ничего не скажу.

Похоже, и впрямь не скажет – голос совсем сел. Просто не сможет.

– Саки, тут есть что глотнуть? – Гонять слугу наверх не хотелось.

Саки без особой радости пошарился по подвалу, и усилия его были вознаграждены – помимо бочки с солониной, на которой стоял светильник, обнаружилась и поменьше, с пивом. Подломав крышку, Саки поначалу от души приложился сам. Затем обнаружил на полке какую-то щербатую миску, черпнул, поднес Шуасу. Тот выхлебал пиво с жадностью, потом зашептал:

– А ты ведь не зря пришел… ты ведь понял, а… что еще можно… что можно исправить…

Варинхарий хотел было спросить: «Ты о чем?», но вместо этого сказал:

– Выйди-ка, Саки, подожди за порогом.

Вчера, когда его допрашивали, Шуас все подтверждал – да, да, убил, расчленил, разбросал… Но он ни словом не обмолвился, зачем он это сделал. А Варинхарий не спрашивал. Для чего? Безумные убийцы творят свои злодеяния, чтобы потешить извращенную натуру, вот и весь сказ. Но, видно, брошенные преступником слова о том, что он хотел всех спасти, как-то засели в памяти и теперь не к месту вылезли.

Шуас постарался приподняться, упираясь спиной в стену. Варинхарий не шевельнулся, чтоб ему помочь. Ждал. Преступник готов все выложить сам, а говорит ли в нем пиво или лихорадка – это уж мы посмотрим.

– Я знал, что кривоногие придут… скоро… и решил сделать защиту… Для себя, но и вас бы тоже прикрыло…

– Принести жертву? Этого мальчишку? – Только религиозных фанатиков для полного счастья не хватало.

– Это не жертва… хотя можно назвать и так… у вас, в империи не знают смысл обряда…

– Угу. – Нет, это не религиозный фанатизм, это хуже. Тут нечто такое, с чем фанатизм борется. – Магия, да?

– Магия… глупцы… имперские власти изгнали ее и запретили… а она дает силу.

– Ну, заладил. Я магией не балуюсь и не слышал, чтоб для этого надо было резать людей, да еще так жестоко. – По этой фразе Шуас мог опознать в собеседнике михальца, но сейчас Варинхарию было все равно. Шуас из подвала не выйдет.

Из того, что в Михале магия не была запрещена законом, вовсе не следовало, что жители королевства поголовно являются колдунами, как порой утверждали противники Михаля. Варинхарий не только не обладал чародейским даром, но и не сталкивался в жизни с прямыми проявлениями магии. Но кое о чем был наслышан. Странно было бы, если бы не был.

– Ты… невежда… не потому, что имперец… в Михале тоже не все знают… есть иные учения, которые михальские маги отвергли.

– Если михальские маги отвергли его, чтоб не убивать людей, значит, они поступили правильно, – сказал Варинхарий и тут же мысленно выругал себя за неуместный патриотизм.

– Потому что дураки… они верят, что чародейство можно творить только с помощью прирожденного дара. Но силу можно получить и по-иному… если разбудить ее в окружающих стихиях. В земле, в воде, в воздухе.

– С помощью убийства?

– С помощью крови. Магия крови… самая сильная. Потому что кровь – то, что содержит в себе элементы всех стихий… и все стихии пронизывает.

– Никогда ни о чем подобном не слышал.

– Потому что знание это тайное. Если о нем прознают имперские власти, они уничтожат тех, кто сведущ… но мы, купцы, странствуем повсюду и все видим. Входим в храмы, где свершаются обряды…

– В храмы, говоришь? Значит, выходит, не такое уж оно тайное, это знание.

– Да, есть края, где его исповедуют, как веру… далеко от имперских столиц и михальских городов. Посвященные напитали землю кровью, своей и чужой, и сама земля защищает их от врагов…