Наталья Резанова - Криптия [litres]

– Мерзко, конечно, и несправедливо. Но если б у нас убивали за каждую гнусность, брошенную по пьянке, полгорода бы полегло.

– Да, но сказать такое парню из Степи? Там знаете, что за подобные слова полагается? А Латрон, опять же…

– Контуженый, помню. А дружки его куда смотрели? Почему не придержали, когда он человека резать полез?

– А не успели, господин консул. И справедливости ради – у того пьяницы тоже тесак при себе имелся. Когда они с Латроном за оружие взялись, никто промеж них не сунулся. Не то чтоб от страха, Габельган говорит, а просто развлекался народ, решил – помашутся, кровь слегка друг другу подпустят, – а всем развлечение бесплатное. А когда Латрон того мерзавца прикончил, кабатчик вышибал позвал, чтоб его повязали. Тут Габельган с Хлео и встряли – обидно ведь. Короче, завязалась драка, сбежался еще народ, подтянулись парни из городской стражи, опять же у судовладельцев свои охранники, думают, что они в порту хозяева, и просто матросня… А кто масляную лампу со стола сбил, отчего «Пьяный кракен» занялся, того никто не знает.

– И все-то у вас, Грау, складно получается. Никто, кроме никому не известного пьяницы, не виноват. И Латрон не виноват. А ведь он не просто под горячую руку человека зашиб, он его убивал умышленно, чему есть свидетелей пара десятков, а то и больше. И приятели его – прямо служители пречистой девы Рассы. Подвигов насовершали… в мирное время.

– Те же свидетели на суде покажут, – твердо сказал Грау, – что убитый оскорблял служащих ополчения Димна непотребными словами, чего терпеть не должно. И стражники наши не могут себя в глазах людей тюфяками и тряпками выказывать, они обязаны уметь за себя постоять, что в мирное время, что в военное. Кабак сгорел… оно, конечно… только чья тут вина, уже не установишь.

– Установишь или нет – это я сам разберусь. Свободны, капитан.

А ведь Грау-то, пожалуй, прав, размышлял Монграна, возвращаясь домой. За убийство гражданина Димна в таком случае полагается виселица либо рабство на галерах, но суд будет, скорее всего, на стороне Латрона и его приятелей. Оправдать их не оправдают, но приговор смягчат. Ученика доктора, похоже, изгонят из города, благо у него и гражданских прав нету, или отправят на принудительные работы, а сержант с рядовым отделаются взысканиями по службе. И на все это можно было бы закрыть глаза, если бы безобразие не случилось в удивительно неподходящее время.

Или подходящее. Как для кого.

Согласие среди отцов города, достигнутое с таким трудом, рассыплется во прах. Из-за дурацкой кабацкой драки. Потому что, как ни верти, ученик доктора – преступник и убийца, а это бросает тень и на самого Керавна. Каким бы мягким ни был приговор, Латрон не сможет по закону выступать как сопровождающее лицо. Более того. Пока вопрос об экспедиции будет решаться сызнова, нежелательно выпускать его из-под ареста, даже под залог. Неизвестно, что он натворит… а если даже и ничего, магистрату достаточно и того, что было.

Дома он приказал незамедлительно подавать ужин. Афарот видела, что хозяин устал и зол, и не приставала с расспросами. Так же поступил и лакей, помогавший консулу переодеться. Зажег светильники, принес поднос с едой и вино, и поспешил ретироваться. Фруэлу консул отпустил до разговора с капитаном, и сегодня ужинал в одиночестве. По крайней мере, никто его не раздражал.

Это ж надо, чтоб давно взлелеянный, тщательно продуманный замысел, сорвался из-за глупой вспыльчивости полубезумного бродяги. Так великие начинания гибнут из-за нелепых случайностей…

Только вот было ли это случайностью?

Латрон уж месяца два как стал выползать из дома Керавна после болезни. Шатался по улицам, надо думать, и в кабаки заходил, и никаких гибельных последствий это за собою не влекло. И лишь когда стало известно о предполагаемой поездке доктора – а скрывать это стало невозможно лишь в последние седмицы…

Бокал неожиданно показал консулу пустое дно, и, полюбовавшись этим зрелищем, Борс Монграна напомнил себе, что не следует быть слишком подозрительным и повсюду видеть заговоры. Если бы босяк, привязавшийся к Латрону в «Пьяном кракене», хотел учинить беспорядки, способные помешать замыслам консула, он бы постарался удрать, а не вступать со степняком в драку. Ну нет дураков, чтоб так запросто жертвовать жизнью. Совпадение…

Или все же нет? Неизвестный, но покойный приставучий паршивец откуда-то знал, что Латрон раньше служил в ополчении и что его оттуда уволили. Откуда? Димн – город большой, а Латрон – не самый знаменитый в нем человек. Он также знал, как можно оскорбить выходца из Степи, чтоб он тут же полез в драку.

А вот чего дорогой – слишком дорогой – покойник не знал, что Латрон озлится настолько, что драка немедля обернется убийством. Потому что раньше Апелла-степняк, даже если и встревал в потасовки, смертоубийств в городе не устраивал. А что после ранения он плохо владел собой, догадывался только Грау, и вряд ли он кому-нибудь, кроме консула, об этом говорил.

Так что никто приносить себя в жертву и не собирался. Помахать кулаками, может, даже ножиком, угодить в кутузку за компанию со вспыльчивым степняком… а почти принятое магистратом решение вновь двинется по замкнутому кругу.

А вот тот, кто нанял бедолагу, вполне мог допустить, что ненужную фигуру сбросят с доски. Какой серьезный наниматель считается с такими мелочами? Убийство даже выгоднее – обгорелый труп не допросишь, а мы, к сожалению, еще не получили в свое распоряжение магические силы, позволяющие, как говорят, брать показания даже у мертвых…

Но все это, к сожалению, только домыслы. На то, чтобы заполучить какие-то доказательства, понадобится время, а его вечно не хватает.

Вот и сейчас… Почти совсем стемнело, светильники прогорели… Масла, что ли, Афарот жалеет? Монграна поднял голову, чтобы позвать лакея, и обнаружил, что тот стоит в дверях.

– Чего тебе?

– Господин… – Лакей сглотнул. – Тут к вам пришли.

– Кого еще Привратник принес на ночь глядя?

– Это госпожа Сафран…

– А еще кто?

– Никого… то есть слуги, конечно, сопровождают, а так – никого.

Монграна озадачился. У Кайто Сафрана, возглавлявшего нынче фамильный торговый дом, склок с городским самоуправлением не было. По крайней мере таких, чтоб почтенной мамаше вечерней порой поспешать в дом консула. Или что-то еще случилось, а он не знает?

– Ладно, проси.

Лакей, прочистив горло, объявил:

– Достопочтенная госпожа Элисса Сафран! – с таким выражением, будто в дом Монграны пожаловала по меньшей мере вдовствующая императрица. Надо признать, стать, осанка и выражение лица явившейся в комнате дамы вполне соответствовали подобному тону.