Лорд Дансейни - Рассказы сновидца

Том-разбойник

Тогда поднялся царь Эйразима и сказал:

— Сдается мне, что ты богохульствуешь, и как бы это не причинило нам зла. Я никогда не думал, что дочь моя так прекрасна. Ведь совсем недавно она была всего лишь ребенком с распущенными по плечам волосами, не уложенными в прическу, какую подобает носить принцессе, и гуляла в лесу без провожатых, и возвращалась в испачканных и разорванных одеждах, и не принимала укоры со смирением, и шалила даже в моем мраморном дворце, украшенном фонтанами.

Тогда сказал король Толдиса:

— Давайте подождем и посмотрим на принцессу Хильнарик, когда зацветут сады, когда большие птицы, которым ведомо Море, прилетят в наши страны на отдых, и если она будет прекраснее, чем восход над нашими холмистыми землями в пору, когда все сады в цвету, тогда, может оказаться, она прекраснее и Моря.

И король Эйразима сказал:

— Мне кажется, что это великое богохульство, и все же я поступлю, как вы решили.

Настала пора цветения садов. Однажды ночью позвал король Эйразима дочь свою Хильнарик и велел ей выйти на мраморный балкон. Огромный священный диск луны поднялся над темным лесом, и фонтаны запели к ночи. Луна коснулась мраморных плит, и они засияли. Луна тронула вершины фонтанов, и бесцветные струи рассыпались волшебными огнями. Лунный свет покинул темные лесные тропинки и осветил весь дворец и его фонтаны, и коснулся чела принцессы Хильнарик, и далеко разлилось сияние дворца, и фонтаны превратились в поющие бриллиантовые колонны. Луна тоже запела песню, но ее песня была слишком тихой для ушей смертных. И, дивясь, стояла Хильнарик в белоснежном одеянии, и лунный свет сиял на ее челе. Укрывшись в тени террасы, смотрели на нее король Мондата и король Толдиса. Они сказали:

— Она прекраснее, чем восход луны.

На другой день король Эйразима разбудил дочь на рассвете, и снова они вышли на балкон. И солнце взошло над цветущими садами, и туман ушел за Полтарнис, вернувшись к морю. В зарослях запищали зверушки, голоса фонтанов стали умолкать, и из всех мраморных храмов полилась песня птиц, посвященных Морю. И Хильнарик стояла, еще окруженная облаком блаженных грёз.

— Она прекраснее, чем утро, — сказали короли.

Но все же они решили еще раз испытать красоту Хильнарик на закате, когда еще не осыпались лепестки с плодовых деревьев, а по всей опушке соседнего леса уже распустились рододендроны и азалии. Солнце скрывалось за уступами Полтарниса, и туман с моря покрыл его вершину. Мраморные храмы ясно вырисовывались в вечернем небе, но сумерки уже застилали пространство между горами и городом. Потом с крыш храмов и с карнизов дворцов головой вниз ринулись летучие мыши, расправили крылья и стали летать вверх и вниз в меркнущем свете. Засветились золотистые огни в окнах, люди поплотнее закутались в одежды, спасаясь от серого морского тумана, послышался хор тоненьких детских голосов, а лицо Хильнарик стало воплощением тайны и мечты.

— Она прекраснее всего, что мы знаем, — сказали короли, — но кто может сказать, прекраснее ли она, чем Море.

Укрывшись в зарослях рододендрона на опушке дворцового леса, ожидал заката солнца охотник. Он ждал у глубокого пруда, где рос водяной гиацинт, а по воде плавали странные растения с широкими листьями, куда с восходом звезды приходили на водопой огромные туры, и он увидел светлый силуэт принцессы, облокотившейся на перила балкона. И прежде, чем взошли звезды и пришли буйволы, он покинул свое убежище и направился к дворцу, чтобы рассмотреть принцессу поближе. На траве лежала роса, и все было тихо вокруг, когда он шел по лужайке, держа наперевес свое огромное копье. В дальнем углу террасы три старых короля говорили о красоте Хильнарик и о судьбе Срединных Земель. Ступая неслышной поступью охотника, человек, стороживший у пруда, даже в вечерней тишине сумел подойти совсем близко, прежде чем принцесса заметила его. И когда он увидел ее вблизи, то воскликнул:

— Должно быть, она прекраснее, чем Море!

Когда принцесса обернулась, она узнала по одеянию и большому копью, что перед ней охотник на туров.

Услышав возглас юноши, трое королей тихо молвили друг другу:

— Это, верно, и есть тот самый человек.

Потом они предстали перед ним и заговорили с ним, дабы испытать его. Они сказали:

— Господин, то, что ты говоришь о Море — богохульство.

И юноша пробормотал в ответ:

— Она красивее, чем Море.

И короли сказали:

— Мы старше тебя и мудрее и знаем, что не может быть ничего более прекрасного, чем Море.

И юноша снял головной убор и преклонил колени, ибо он понял, что говорит с королями, но все же ответил:

— Клянусь этим копьем, она прекраснее, чем Море.

И все это время принцесса взирала на него и знала, что перед ней охотник на туров.

Тогда король Эйразима сказал сторожившему у пруда:

— Если ты взойдешь на Полтарнис и вернешься, как доселе не сумел сделать никто, и откроешь нам тайну колдовской притягательной силы Моря, мы простим тебе твое богохульство, и ты получишь в жены принцессу и воссядешь рядом с королями в Совете.

Юноша согласился с радостью. И принцесса обратилась к нему и спросила, как его имя. Он сказал, что его зовут Ательвок, и великая радость взыграла в нем при звуке ее голоса. А трем королям он обещал, что на третий день взойдет на Полтарнис и вернется, и вот какую клятву он должен был принести:

«Клянусь Морем, что уносит прочь миры, рекой Ориатоном, что люди именуют Океаном, клянусь богами, и тигром богов, и падением миров, что я увижу Море и вернусь в Срединные Земли».

И той же ночью он торжественно поклялся той клятвой в одном из храмов Моря, но три короля возлагали надежды более на красоту Хильнарик, чем на силу клятвы.

На другой день Ательвок ранним утром пришел из страны Толдис утром через Восточные Поля ко дворцу Эйразима, и Хильнарик встретила его на террасе. Они спросила, доводилось ли ему убивать тура, и он ответил, что убил трех, а потом рассказал, как добыл своего первого тура у пруда в лесу. Он взял тогда отцовское копье, пошел на берег пруда и затаился под азалиями, ожидая, пока взойдет звезда, при первых лучах которой туры приходят на водопой. Он пришел слишком рано, и ему пришлось ждать долго-долго, и часы ожидания казались нескончаемыми. Уже все птицы улетели в гнезда, закружились летучие мыши, время водопоя пришло, и Ательвок стал думать, что никто не придет. Когда он совсем отчаялся, заросли бесшумно раздвинулись, и могучий бык вырос у кромки берега, огромные рога свисали по бокам головы, концы их загибались кверху, а расстояние между ними было в четыре шага. Большой бык не видел Ательвока, потому что стоял на другой стороне пруда, а Ательвок не мог подползти к нему по берегу, потому что боялся попасть на ветер, ведь туры, обитая в густом лесу, видят плохо, а полагаются на слух и чутье. Но он быстро придумал, как поступить, пока бык стоял с поднятой головой всего в двадцати шагах от него. И вот тур настороженно потянул носом воздух, прислушался, а потом опустил тяжелую голову к воде и стал пить. В это мгновение Ательвок прыгнул в воду и, как стрела, понесся в глубине между стеблей удивительных растений, широкие листья которых плавают на поверхности. И Ательвок держал копье прямо перед собой, а пальцы левой руки он крепко сомкнул и не разжимал, потому и не всплыл на поверхность и не запутался в стеблях водных растений, а, увлекаемый силой толчка, двигался прямо вперед. Когда Ательвок прыгнул в воду, бык, должно быть, вскинул голову, испугавшись всплеска, потом он прислушался и понюхал воздух, но, не почуяв никакой опасности, замер на несколько мгновений, потому что в таком положении и застал его Ательвок, когда, задыхаясь, вынырнул у берега. Он мгновенно вонзил копье в горло тура, и тот пригнул голову, увенчанную страшными рогами. Но Ательвок ухватился за рока, и бык протащил его через заросли рододендрона, прежде чем упал. Но потом снова вскочил на ноги и умер стоя, все еще сражаясь, захлебнувшись собственной кровью.