Лорд Дансейни - Рассказы сновидца

Когда я вернулся на «Речную птицу», матросы уже были там. Вскоре мы снялись с якоря, и поплыли дальше, и снова вышли на середину реки. И солнце сейчас приближалось к зениту, и на реке Янн настигла нас песнь тех мириад певчих, которые свитой сопровождали солнце в его ходе вокруг мира. Мелкие твари с множеством ножек легко распластывали дымчатые крылышки на воздухе, как человек раскидывает локти на перилах балкона, распевали ликующие хвалы солнцу, или же стройно двигались в воздухе, колыхаясь в сложном и быстром танце, или уворачивались, давая путь падающей капле воды, которую ветерок стряхнул с орхидеи, охлаждая воздух и толкая ее перед собой, пока она летела к земле; а тем временем распевали они триумфальную песнь!

— Ведь этот день наш, — говорили они, — и будь что будет: извлечет ли из болот других нам подобных великий и священный отец Солнце, либо весь мир сгинет сегодня вечером.

Пели все, чьи звуки слышит человеческое ухо, и все — большинство! — чьих звуков не знает человеческое ухо.

Для них дождливый день оказался страшнее войны, опустошающей континенты за мимолетную жизнь одного человека.

Огромные ленивые бабочки выползли из темных и влажных джунглей полюбоваться солнцем и порадоваться. Они танцевали — нехотя, отдаваясь движению воздуха, как танцует надменная королева далеких завоеванных земель, величественная в нищете и изгнании, — танцует где-нибудь в цыганском таборе ради куска хлеба, не поступаясь гордостью и не делая лишнего шага.

Бабочки пели о диковинных разноцветных вещах, багряных орхидеях, и забытых розовых городах, и об ужасных красках умирающих джунглей. Голоса их не различало человеческое ухо. Так реяли они над рекой, порхая из леса в лес, и с их великолепием соперничала враждебная красота птиц, которые бросались им вслед. А иногда устраивались они на белых восковых цветах растения, которое стелется и вьется вокруг лесных деревьев; и их пурпурные крылья полыхали на огромных цветах, подобно тому, как (когда караваны идут из Нурла в Тайс) полыхают на снегу переливчатые шелка, расстилаемые ловкими купцами на удивление обитателям высоких Холмов Нура.

Но на людей и зверей солнце наслало дремоту. Прибрежные речные существа заснули в иле. На палубе матросы раскинули для капитана шатер с золотыми кисточками, а потом, оставив рулевого на посту, пошли под парус, который навесом развернули между двумя мачтами. Они рассказывали друг другу истории, каждый о своем родном городе или о чудесах своего бога, пока не заснули мертвым сном. Капитан пригласил меня под сень своего шатра с золотыми кисточками, и там мы беседовали. Он рассказал мне, что везет товары в Педондарис {41} 41 Педондарис — Возвращаясь к теме названий, Дансейни писал по поводу этого рассказа: «Мне всегда казалось, что Пед о ндарис [50] прекрасное название для большого города, а Белзунд, Дурл и Дуц подходят городам поменьше». [51] Прослеживая связи реальности и вымысла, писатель вспоминает: «Это был мой первый опыт путешествий, и величие Альп произвело на меня огромное впечатление. […] Сильный снегопад помешал нашему путешествию. Мы ненадолго зашли в гостиницу, и я выпил рюмку шартреза, ошибочно посчитав, что это меня согреет. После этого мы довольно долго не видели никакого жилья, пока поздно вечером не приехали в Сент-Мориц. Спустя годы, когда я работал над рассказом „Праздные дни на Янне“, то написал о вине, которое принес в подарок капитану человек, живущий в горах, тягучем золотистом вине, вспоминая при этом шартрез, который выпил по пути. Не хочу сказать, что я нарочно думал об этом, я пишу вовсе не так, но когда я подумал о вине в больших горах, то вспомнил про шартрез, примерно так». [52] и что возьмет обратно в прекрасный Белзунд вещи, полезные в морском промысле. Потом, глядя через щель на сверкающих птиц и бабочек, носившихся над рекой, я заснул. И мне приснилось, будто я монарх и въезжаю в свою столицу под аркой из флагов, и все музыканты мира извлекают из инструментов нежные мелодии, но не слышно приветствий.

Днем, когда снова стало прохладнее, я проснулся и увидел капитана, стоявшего опершись на свой ятаган, который он убрал, собираясь отдыхать.

И теперь мы подходили к просторному дворцу Аштахан, выходившему на реку. Здесь к ступенькам были привязаны удивительные старинные лодки. Приблизившись, мы увидели открытый мраморный двор, где с трех сторон высились городские фасады, украшенные колоннадами. И по двору и вдоль колоннад граждане города прохаживались с важностью и осторожностью, словно участвуя в древних церемониях. Все в этом городе несло печать старины; резной орнамент на домах сохранился от стародавних времен, и разрушался с годами, и не восстанавливался, и повсюду были каменные изваяния животных, давно исчезнувших с лица Земли: драконов, грифонов, крылатых коней и разных горгулий. Ничего нового было не найти в Аштахане: ни вещей, ни обычаев. И горожане не обращали ни малейшего внимания на нас, проплывающих мимо, но продолжали свои процессии и церемонии, а моряки, знающие их обычаи, не обращали ни малейшего внимания на них. Но когда мы подплыли ближе, я окликнул человека, стоявшего у кромки воды, и спросил его, что делают люди в Аштахане, и каковы их товары, и с кем они торгуют. Он отвечал:

— Мы здесь сковываем и опутываем Время, иначе оно умертвит богов.

Я спросил, каким богам поклоняются в городе, и он отвечал:

— Всем тем, кого еще не умертвило Время.

Потом он отвернулся и больше не говорил, отдавшись действу, согласному с древним обычаем. И так, повинуясь воле Янна, мы медленно поплыли вперед и миновали Аштахан. Ниже река сделалась шире, и мы увидели множество птиц, которые охотились за рыбами. И в своих пышных нарядах летели они не из джунглей: летели они прямо по ветру над средним течением реки, вытянув вперед длинные шеи и назад — ноги.

Вот стал сгущаться вечер. Густой белый туман повис над рекой и мягко поплыл ввысь. Он хватался за деревья длинными неосязаемыми руками, поднимался все выше, холодя воздух; и белые тени исчезали в джунглях, словно призраки моряков с затонувших кораблей, которые тайно искали во тьме злых духов, в давние времена погубивших их на Янне.

Когда солнце ушло за поле орхидей, цветших на густо заросшей вершине, речные существа выползли из ила, куда залегли в полуденный зной, и огромные животные стали спускаться из джунглей на водопой. Немного погодя бабочки улетели отдыхать. В маленьких узких притоках, мимо которых мы плыли, казалось, воцарилась ночь, хотя солнце, недоступное нашим глазам, еще не село.

И вот птицы джунглей летели высоко над нами домой, солнечные лучи розовым отблеском играли на их грудках, и, завидев Янн, они опускали крылья и камнем падали в гущу деревьев. И свиязи большими стаями отправились вверх по реке, и все они свистели, и потом неожиданно взмыли ввысь и снова опустились. И мимо нас, подобно стреле, пронеслась небольшая стая гусей, которые, как рассказали матросы, недавно прилетели сюда, миновав Лиспазианские поля; из года в год совершают они один и тот же путь, огибая справа пик Млуна. И горные орлы знают их путь, говорят — даже час их появления, и каждый год ждут их с прежней стороны, едва снега покроют Северные Равнины. Но скоро тьма сгустилась, и мы уже не видели гусей и только слышали, как хлопают их крылья и крылья других бесчисленных птиц, пока все они не успокоились на берегах реки.