Лорд Дансейни - Рассказы сновидца

Пробил час птиц ночных. Матросы зажгли фонари, и огромные ночные бабочки вылетели и закружились вокруг корабля. Временами фонари высвечивали великолепные узоры на их крыльях. Потом они снова скрылись в черноте ночи. И матросы снова молились, а потом мы ужинали и спали, и рулевой заботился о наших жизнях.

Проснувшись, я обнаружил, что мы и впрямь прибыли в знаменитый город Педондарис. Вот он стоит слева, град прекрасный и славный, и радует наши глаза, утомленные нескончаемыми джунглями. И мы бросили якорь неподалеку от базарной площади, и капитан развернул товары, и купец из Педондариса стал рассматривать их. И капитан, держа в руке ятаган, гневно стучал им по палубе, и щепки отлетали от белых досок; ведь торговец назвал ему такую цену, что капитан счел ее оскорбительной для себя и богов своей страны, как он теперь говорил — великих и ужасных богов, извергающих страшные проклятия. Но купец воздел кверху пухлые руки с розовыми ладонями и поклялся, что болеет вовсе не за себя, а за бедный люд, ютящийся в хижинах близ города, которому и хочет продать товар по самой низкой цене, не рассчитывая на прибыль. Ведь большую часть товара составляли толстые тумарундовые ковры, спасающие жилища от гуляющего под полом зимнего ветра, и толлуб, курительный табак. Значит, сказал торговец, если он даст хоть на один пиффек больше, то бедный народ останется зимой без ковров и вечерами без трубки, а он и его старый отец будут голодать. В ответ капитан поднес ятаган к горлу, заявив, что он уничтожен и что ему остается лишь умереть. И пока он осторожно придерживал бороду левой рукой, купец снова взглянул на товары и сказал, что не позволит умереть столь достойному капитану, человеку, к которому воспылал редкой любовью, едва завидев его корабль, и что пусть лучше голодают они со старым отцом, а потому он дает еще пятнадцать пиффеков сверху.

Услышав это, капитан пал ниц и взмолился своим богам, прося их смягчить жестокое сердце торговца, — своим тишайшим богам, богам, которые благословляют Белзунд.

Наконец торговец набавил еще пять пиффеков. Тогда капитан зарыдал, твердя, что боги его оставили; и купец тоже зарыдал, твердя, что думает о старом отце и о грядущем голоде, и закрывал заплаканное лицо обеими руками, и сквозь пальцы поглядывал на табак. Дело было сделано, и купец забрал тумарунд и толлуб, отсчитан деньги из огромного кошелька, полного звонких монет. И товары были снова увязаны в тюки, и трое рабов купца подняли их на головы и понесли в город. И все это время матросы молча сидели на палубе, по-турецки скрестив ноги, напряженно наблюдая за торгом. И теперь они издавали довольные возгласы и сравнивали эту сделку с прежними. И я узнал, что что до начала торга все семь купцов Педондариса по одному приходили к капитану и предостерегали его против остальных. И всех купцов капитан угощал вином своей страны, которое приготовили в прекрасном Белзунде, но никакими силами не мог сделать их сговорчивее. Но вот торг был позади, и матросы впервые за весь день сели за трапезу, а капитан принес бочонок вина, и мы осторожно открыли его, и пошло общее веселье. И в глубине души капитан был рад, — ведь он знал, что сделка сильно возвысила его в глазах людей. И вот матросы пили вино родной земли, и вскоре их мысли улетели в прекрасный Белзунд и окрестные городки Дурл и Дуц.

А мне капитан налил стаканчик тягучего золотистого вина из небольшого сосуда, который хранил среди священных вещей. Густым и сладким оно было, почти как мед, однако ж чувствовалась в нем и крепость — мощное, обжигающее пламя, имеющее власть над душами людей. Оно было приготовлено, сказал капитан, с величайшим тщанием по тайным рецептам, сохраняемым одной семьей, жившей в хижине в горах Хиан Мина. В семье той шесть человек. Некогда в этих горах, рассказал капитан, шел он по следу медведя и неожиданно натолкнулся на мужчину, который охотился за этим же зверем и оказался в ловушке в конце узкой тропки. Над жизнью его нависла страшная опасность: копье застряло в теле зверя, рана оказалась не смертельной, и не было у охотника другого оружия. А медведь надвигался на человека медленно, потому что рана ему мешала, и все же был уже близко. И капитан не рассказал, что он сделал, но каждый год, едва лишь устанавливается снежный покров, устилая путь на Хиан Мин, тот человек спускается на равнинный базар и оставляет для капитана в воротах прекрасного Белзунда сосуд бесценного вина, тайну которого хранит его семья.

И потягивая вино и слушая рассказ капитана, напомнил я себе о своих давних твердых и благородных планах, и душа во мне, казалось, окрепла и возобладала над всем течением Янна. Может быть, я заснул. А может быть, просто не могу вспомнить, что делал в то утро. Ближе к вечеру я очнулся и захотел осмотреть Педондарис до отплытия, намеченного на утро, но не добудился капитана и сошел на берег один. Ясно, что Педондарис — город могущественный; он был обнесен стеной большой прочности и высоты, с отверстиями для прохода войска, и бойницами по всей длине, и пятнадцатью мощными башнями через каждую милю, и медными дощечками внизу на уровне человеческого роста, повествующими на всех языках тех стран (каждая дощечка содержала надпись на каком-то одном из них) о том, как некогда некая армия напала на Педондарис и что сталось с той армией. Потом я вошел в Педондарис и увидел, что все люди там одеты в переливчатые шелка и танцуют, подыгрывая себе на тамбане. Ужасная гроза испугала их, пока я спал, и огни смерти, говорили они, плясали по всему Педондарису, а теперь гром отгремел и уходил восвояси — большой, черный и страшный, говорили они, по далеким холмам, и оборачивался, рыча на них и лязгая светящимися зубами, и топал по вершинам холмов, и те звенели, словно бронзовые. Часто они приостанавливали свои веселые танцы и молились неведомому Богу, говоря: «О неведомый Бог, благодарим Тебя за то, что отослал гром на его холмы». И я отправился дальше, и дошел до базарной площади, и там на мраморной мостовой лежал купец. Он крепко спал, тяжело дыша, повернув лицо и ладони к солнцу, и рабы обмахивали его, отгоняя мух. И с базарной площади пошел я в серебряный замок, а оттуда во дворец из оникса. Много было чудес в Педондарисе, и я бы остался и осмотрел все. Но, подойдя к наружной стене города, внезапно увидел я в ней огромные ворота из слоновой кости. Немного постояв в восхищении, подошел я ближе и понял страшную истину. Ворота были вырезаны из цельного куска!

Я выскочил из ворот и помчался вниз к кораблю, и даже во время бега мне казалось, будто с далеких холмов, оставшихся позади, доносится топот ужасного зверя, который уронил эту огромную кость и, быть может, по сей день ищет свой потерянный бивень. На корабле я почувствовал себя в безопасности. И ничего не рассказал матросам об увиденном.