Лиза Истомина - Записки рыжей эльфийки [СИ]

"Дети, время!"

Дракон осклабился.

— Само ты ещё дитё, Лихо! — задорно улыбнулся он и ещё раз привлёк меня к себе. Не, я так привыкну и уходить не захочу!

Момент перехода оказался… незаметным. Я просто исчезла в одном месте, согреваемая горячими ладонями дракона и почему-то целующаяся с неким отчаянием, и появилась в другом, возмущено разглядывая пустые палаты.

А губы горели.

В следующий раз Кирстен заявилась в палаты с каким-то большим и пугающим шприцом. В нём плескалась светло-голубая жидкость со льдом. Ну и то, что "прививку" собираются делать мне — м-да, это совершенно не обнадёживает.

С самой-самой приветливой улыбочкой Кира без слов перевернула меня на живот, задрала ночную рубашку и вколола полурастаявший лёд под лопатку. По телу немедля прокатилась волна леденящего холода и дрожи, по коже поползли мурашки.

— З-зачем эт-то? — самозабвенно стуча зубами, поинтересовалась я. — По-друг-гому поизд-деваться н-нельзя?

Прорицательница хмыкнула.

— Переодевайся, — приказала она, любовно поглаживая пустой шприц. — Начнём твоё обучение, молодая Мгла.

Да почему Мгла-то? Я самый светлый человек на свете, вон, даже волосы светлые!

Никогда блондинок не любила.

Встала, переоделась в брюки и рубашку, невесть откуда взявшиеся на подушке, и поспешила за Ледяной… эм… Выдрой. На добрячку она явно не тянет.

Спрятав меня в каменной келье под озером (я сумела его выглядеть из единственного на всю женскую половину монастыря окна), Кира сунула мне в руки три талмуда и велела прочесть всё до конца за два дня. Я было открыла рот — мол, вы издеваетесь, госпожа Главная Прорицательница, но меня смело заткнули.

С этого момента потекла моя адская жизнь под слоганом: "Хочешь жести — покорми малышек-мантикор!"

Все мои прегрешения — включая невымытую за собой посуду после завтрака и невыглаженное платье для госпожи Выдры — заканчивались только одним испытанием-наказанием. Надо было свежим, с кровью, плохо прожаренным бифштексом накормить монастырский зверинец, то есть мантикор. Эти, с позволения сказать, малышки, каждая размером с хорошего телёнка, жрали-и-и… дайте и мне, боги, возможность столько жрать и не толстеть!

Но были в обучении и хорошие моменты.

Например, мне помогли разорвать контракт с какой-то Бешеной охотой. Я, честно говоря, проделала ритуал с удовольствием — всё равно не помню, кто такие, но интуиция доверчиво подсказывала: правильно, Лизка, делаешь. Прочертив над моей головой пентаграмму, Кира и две её помощницы (не помню их имён) буркнули под носы слова заклинания и с довольным видом проследили, как меня скрючило от боли. Ну да ладно, кто старое помянет — тому глаз вон, а я не хочу держать на сих умственно отсталых зла и лишаться органа зрения.

Каждый день мне кололи то самое светло-голубое зелье. По словам Кирстен, это снадобье возвращало память. Тарье на все мои расспросы только загадочно ухмылялся и сваливал на мужскую половину монастыря. Однако амнезия не излечивалась, и я потихоньку стала тешить себя мыслью о повторной потере памяти и полном возврате домой, на Землю. Что-то больно надоели мне все со своими заморочками.

Однажды мне приказали обернуться. Я по инерции и вопросила: "Во что?", а они мне в ответ: "В ирбиса или в дракона, смотря кого ты больше любишь". — "А в других нельзя?" — "Нет. У тебя больше тотемных сущностей нет". — "А почему?" — "А это у тебя спросить надо". — "Спрашивайте". В общем, в тот день моя шея вновь пострадала от тяжёлой руки Прорицательницы.

Что самое интересное, так это абсолютное нежелание учить меня прорицанию. Абсолютное. Непоколебимое. На любые вопросы о гаданиях меня посылали куда подальше. Мне жутко не нравился такой поворот событий: одно дело, давать читать всякие разные книжки на околопрорицательную тему и заставлять учить теорию, другое — обучать на практике. Сие было похоже на их же "лечение амнезии" — чего-то дають, заставляють, а ничего не получають.

На двадцать третий день моего пребывания в Ледяных Чертогах мне приснился странный сон. Он был похож на видение, но… сомневаюсь я. Если б помнила, сказала б точнее… А так…

Я стою у входа в огромное здание — серокаменное, грозное, у первого этажа оплетённое розами и плющом. У главных ворот стоит черноволосый мужчина и улыбается. Кому? Мне? Почему мне? Ведь я его не знаю… Или знаю?

Внезапно за его плечом проявляется, аки deux ex machine, дух синеглазой, темноволосой женщины, как две капли похожей на него. Вернее, он похож на неё — она старше мужчины раза в три-четыре.

Понимание приходит неожиданно.

Эта женщина — моя бабушка, умершая, но отчего-то вернувшаяся в подлунный мир.

Чувствую, как падает от удивления челюсть.

Бабушка смеётся, запрокидывая голову. Так знакомо…

— Вспоминай, внуча, вспоминай, — щёлкает она меня по носу. — Не бери грех на душу.

Видение меняется.

Дежа вю. Это уже было.

Я сижу на трибуне футбольного стадиона в Химках, поле полностью устлано землёй и газоном, не видно ни разметок, ни ворот — ничего. Ровно на середине поля двигаются размытые тени. Я спускаюсь на поле и пытаюсь пробиться сквозь внезапно появившуюся стену из молний. Она не пускает меня, и я ударяю о неё ладонями. Ледяная магия вырывается из них, и стена разлетается, а я застываю от увиденного перед собой.

Совсем рядом со мной стоят два человека в чёрных масках, полностью закрывающих их лица. У них в руках длинные, с полтора-два метра, плети, они размахиваются и с силой опускают их на спину человека. Я опускаю взгляд чуть ниже и вскрикиваю — на коленях, склонив голову к земле, но не падая и не горбясь, стоит дракон. Его спина уже не похожа на спину — какое-то кровавое месиво, кожа висит клочьями, кровь струится не ручьём — рекой.

Меня охватывают разные чувства: обида, злость, раздражение, жалость, желание отомстить, бросить, оставить человека в беде — я действительно разрываюсь на тысячи кусков и едва ли не кричу, когда очередная плеть опускается на спину знакомого. Я не знаю, что делать. Мой разум полностью отключается, оставляя место только зрительному и слуховому восприятиям.

"Я помогу", — шепчет Ирма, а я чувствую, как моё сознание затопляют чужие холодные мысли. Я отключаюсь на несколько секунд — не вижу, не слышу, не чувствую. И только в самый последний момент, когда плеть неожиданно опускается на левую лапу и обвивает её, сжигая болью дотла, я просыпаюсь. С ужасом смотрю на плеть на бело-чёрной шерсти, но не пытаюсь возразить. Наоборот, вторую плеть я ловлю теперь уже второй лапой. Крик помимо воли срывается с моих губ.