Сергей Михайлов - Трещина [СИ]

— …в трещину! — подхватил Борис.

— Правильно! — воскликнул Олег Павлович, порывисто вставая. — Именно в трещину! Вы понимаете, что я хочу сказать? Ведь время — это то же поле, бесконечное и гладкое. Мы движемся по нему, и каждая веха — это день, год, десятилетие. И вдруг под действием какого-то катаклизма во времени образуется трещина. И надо же такому случиться, что именно мы проваливаемся в нее.

— Фантастика! — прошептал пораженный Борис.

— Трещина оказалась глубокой, — продолжал Олег Павлович, — и в результате мы с вами очутились в первобытном мире. Будь трещина менее глубокой, мы могли бы попасть к скифам или, скажем, в эпоху царствования Владимира Мономаха. А теперь представьте себе, что горстка случайных попутчиков оказалась в пустыне, в которой приходится рассчитывать лишь на свои собственные силы. Эти попутчики — мы, пустыня — огромный отрезок времени, отстоящий от двадцатого столетия на десятки, а, может быть, сотни тысяч лет. И если из обычной пустыни, какая бы огромная она ни была, всегда есть шанс выбраться, если пустыня из камня и песка всегда имеет предел, то эта пустыня, измеряемая не километрами, а тысячами и тысячами лет, безгранична.

— Значит, нет никаких шансов вернуться обратно? — спросил Борис. Голос его прозвучал глухо и печально.

Олег Павлович пожал плечами:

— Если трещина не захлопнулась, то, думаю, шанс есть, но гораздо больше шансов остаться здесь навсегда. Признаюсь, мысль о возвращении пришла мне в голову еще днем, когда Климов сказал, что собирается вернуться тем же путем, что привел нас сюда, то есть на автобусе. Возможно, он был прав, хотя сам этого наверняка не сознавал. По крайней мере, попытаться следует.

— Каким образом, Олег Павлович? — с вновь вспыхнувшей надеждой спросил Борис.

— Мне кажется, Борис, мы можем вернуться в двадцатое столетие только одним путем — через ту же самую трещину. А поэтому ее надо найти.

— Где же ее искать?

— Не знаю, — признался Олег Павлович, — но искать надо. Будем прочесывать ближайшие окрестности на автобусе, пока не добьемся результатов. Иного выхода у нас нет. Вероятно, трещина не имеет конкретных пространственных координат, скорее всего, она может находиться сразу в нескольких местах и даже перемещаться. В этом вся сложность поисков. Впрочем, возможно, я ошибаюсь.

Борис покачал головой:

— Трудно поверить в эту фантастику, хотя ваша теория в какой-то степени и объясняет удивительное происшествие, приключившееся с нами.

Борис помешал веткой угли в костре. Сноп искр взвился ввысь и тут же исчез.

— А вы действительно верите, — спросил он, пристально глядя в глаза инженеру, — что мы очутились в другой эпохе? Настолько ли неопровержимы факты, свидетельствующие об этом?

Олег Павлович загадочно улыбнулся.

— Я долго думал над этим вопросом, — произнес он, — и в конце концов пришел к выводу, что нам, действительно, посчастливилось совершить удивительное путешествие в прошлое.

— Это только слова! — возразил Борис. — Дикари, мамонты — это все убедительно, но…

— Вам мало фактов? — удивился Олег Павлович.

— Мало!

— Тогда посмотрите туда, — и Олег Павлович указал пальцем вверх.

Борис поднял голову. В темном майском небе, прямо над ними, словно глаза огромного хищника, сияли две луны.

Утром, после завтрака, состоящего из дюжины печеных лещей, которых наловил Климов одному ему известным способом, Николай и Борис отправились на поиски Лепешкина. Молодой сибиряк, выросший в тайге и чувствовавший себя в лесу столь же уверенно, как и его предки-охотники, сам напросился на участие в этой экспедиции.

Уже около часа прошло с тех пор, как двое мужчин отправились в путь. Борис шел с увесистой дубинкой на плече, поминутно озираясь по сторонам, Николай же, шествовавший впереди, не отрывал глаз от земли. Словно заправский следопыт, он осматривал каждый куст, каждый камень, каждую травинку, пытаясь найти хоть какой-нибудь след пропавшего бухгалтера. Но пока что тщетно. Лепешкин как в воду канул. Николай то и дело нагибался, поднимая что-то с земли, внимательно рассматривал, аккуратно клал на прежнее место и шел дальше. Но однажды он остановился и долго вертел свою очередную находку в руках.

— Борис! — позвал он взволнованно. — Скорее сюда!

— Что случилось?

— Вот! — Николай протянул Борису желтоватый камень величиной с куриное яйцо.

— Золото! — прошептал пораженный Борис.

— Оно самое, — тоже шепотом ответил Бармин.

— Где ты его нашел?

Николай приподнял лист лопуха:

— Здесь.

— Ну у тебя и глаз, — удивился Борис.

Еще час ушел не безрезультатные поиски. Солнце стояло уже высоко и заметно припекало. Поисковая группа все более и более удалялась от стоянки автобуса, но ничего примечательного, если не считать еще двух самородков, не нашла.

Вдруг Николай стремительно опустился на четвереньки.

— Что такое? — спросил Борис.

— След! — ответил Николай.

— Где? Я ничего не вижу.

— Вот! Здесь трава примята. И здесь. Видите?

Борис с сомнением покачал головой:

— Может быть, это медвежьи следы или еще чьи-нибудь?

— Нет, медвежий след мы уже четырежды пересекали. Это след человека, — уверенно произнес Николай.

— Вот как?

— След вчерашний, — продолжал Николай. — Видите, трава успела подняться? Более того, человек был в обуви, значит, дикари исключаются. Остается Лепешкин.

— Либо Мухин, — уточнил Борис.

— Либо Мухин, — кивнул Николай. — В любом случае нам нужно идти по следу.

В течение получаса следопыты двигались на юго-запад, стараясь не потерять с таким трудом найденный след. Но вот впереди послышался слабый стон.

— Слышишь? — прошептал Борис. — Кто-то стонет.

Николай кивнул и молча направился вперед. Через несколько шагов обоим спутникам представилась жуткая картина.

В луже крови лежал Лепешкин и стонал. Одежда на нем была вся изодрана, тело покрыто ссадинами и ранами, правая рука неестественно вывернута, что говорило о переломе, голова пробита, лицо перепачкано грязью и запекшейся кровью.

Николай бросился к бухгалтеру.

— Что с вами, Лепешкин?

Лепешкин приоткрыл глаза и долго смотрел на людей.

— Это… вы, — прошептал он чуть слышно. — Я умираю. Они… убили меня. Помогите мне…

— Что мы можем сделать? Говорите! — заорал Николай, потрясенный увиденным.

— Оставь его, — шепнул ему на ухо Борис. — Он не жилец.

— Мы должны ему помочь, — твердо сказал Николай, глядя в лицо Борису.

— Да не шуми ты… — Борис смотрел на Лепешкина. А у того из глаз текли слезы.

— Спасите меня… — еле слышно проговорил он. — Я хочу жить…

— Надо отнести его в лагерь, — сказал Николай. — Только там мы сможем оказать ему помощь.