Сергей Михайлов - Трещина [СИ]

— Верно! — подхватил Николай. — А о шкуре я позабочусь, меня дед учил. Сделаю по высшему классу. Постелем в автобусе и будем как какие-нибудь графья в своем родовом имении.

— Зачем же в автобусе? — возразил Климов. — Избу срубим, там и положим.

— Избу? — удивился Борис. — Настоящую? А вы не шутите, Семен Степанович?

— Ничуть. Не ютиться же нам всю жизнь в этой колымаге.

— Правильно, Семен Степанович, — поддержал его Олег Павлович. — Неизвестно, что нас ждет впереди, поэтому обживаться надо капитально, врастать, так сказать, корнями в эту землю.

— Избу мы поставим, это точно, — продолжал Климов, — и не какой-нибудь сарай, а настоящий дом отгрохаем, по всем правилам плотницкого искусства. Это я беру на себя.

— И заживем мы в нем не хуже графьев! — подхватил Николай, воодушевляясь открывавшейся перспективой. — И не страшны нам будут ни морозы лютые, ни хищники лесные, ни враги двуногие. А если уважаемый Семен Степанович обеспечит нас своими прекрасными арбалетами…

— Кстати, Семен Степанович, — перебил Николая инженер, — как вам удалось создать такое чудо?

— Тоже мне — чудо, — проворчал Климов. — Так, детская забава. Хобби у меня такое — арбалеты делать, у меня их дома целая коллекция. Каких только нет! А тут вижу, что мое увлечение может принести практическую пользу, взял — и сделал. И кажется, вовремя.

— Еще как вовремя! — воскликнул Борис. — Да я вас готов за это…

— Но-но! Только без рук! — отодвигаясь от Бориса, с опаской произнес Климов; видимо, он не забыл железных объятий своего.

— А еще сделать можете? — спросил Олег Павлович.

— Да ради Бога. Если освободите меня от других обязанностей, то к завтрашнему вечеру я вооружу весь наш мужской коллектив, а если потребуется — то и женский.

— Вот и отлично! — обрадовался инженер. — Тогда наши малочисленные вооруженные силы смогут противостоять ордам лесных аборигенов, если, конечно, дело дойдет до вооруженного столкновения…

— Что не исключено, — вставил Борис.

— Да, что не исключено, — согласился Олег Павлович. — Я думаю, дикари даже до лука еще не доросли, а арбалет для них то же самое, что для наполеоновского солдата танк Т-34. Одним словом, мы теперь сможем за себя постоять. Но, — продолжал инженер, чуть помедлив, — чтобы избежать случаев, подобных сегодняшнему, — Олег Павлович указал на медвежью тушу, — нам необходимо отгородить наш пятачок от леса и, главное, от внезапного нападения дикарей, если, не дай Бог, оно случится.

— Что же нам, забор поставить? Или крепость возвести? — спросил Климов.

— Не знаю, — признался инженер, — но что-то сделать нужно.

— Частокол! — воскликнул Николай.

— Гм… — задумался Климов. — А ведь верно! Частокол поставить в наших силах. Только инструмента маловато, топора и лопаты нет, а одной ножовкой много не наработаешь.

— Ничего не поделаешь, Семен Степанович, — сказал Олег Павлович, — придется как-то выкручиваться… Итак, решено: с завтрашнего дня начинаем возведение частокола.

— Почему с завтрашнего? — возразил Борис. — Еще не вечер, как говорится. И сегодня можно многое сделать.

— Отлично! — согласился Олег Павлович. — Мы с Борисом и Николаем займемся укреплением лагеря, а наш уважаемый оружейник обеспечит нас современной боевой техникой. Идет?

— Идет! — последовал дружный ответ.

Мухин очнулся от тупой боли в затылке. Он открыл глаза, но ничего не увидел. Лишь звезды мерцали на небе. Пахло жареным мясом и свежим сеном. Мухин попытался встать, но оказалось, что руки и ноги у него связаны. Затылок ломило от боли, в ушах стучало, словно молотом по наковальне. Мухин застонал. За спиной послышался какой-то шум, что-то скрипнуло, и неверный свет то ли костра, то ли факела осветил внутренность небольшого сарая, на земляном полу которого и лежал наш герой. Кто-то вошел внутрь и нагнулся над лежащим человеком. Мухин не мог рассмотреть лица вошедшего, так как яркий факел на время ослепил его. Но вот глаза привыкли к свету, и Мухин увидел прямо над собой лицо некоего человекоподобного существа, покрытое буйной растительностью и сверкающее маленькими злыми глазками; вид вошедшего заставил внутренне содрогнуться нашего незадачливого героя.

Обладатель этого лица был мощного телосложения, широкоплеч, мускулист, с длинными обезьяньими руками, в одной из которых держал горящий факел. Одеждой ему служили, как показалось Мухину, какие-то лохмотья. За спиной существа стояло еще двое таких же звероподобных людей или человекоподобных зверей, но только уже без факелов. Тот, что с факелом, что-то прорычал, и двое других с готовностью сняли путы с рук и ног Мухина. Кровь заструилась по жилам онемевших конечностей, принося нестерпимую боль и жжение в ступнях и ладонях. Мухин попытался встать, но дикарь грубо толкнул его в грудь; падая, Мухин больно ударился обо что-то плечом.

— Но-но! — запротестовал Мухин, хотя уже понял, что этим троим говорить о правах человека бессмысленно.

«Интересно, — думал Мухин, — где же это я так набрался?» Но вспомнить так и не смог. Дикарь с факелом глупо ухмыльнулся, обнажив свои желтые зубы, и снова зарычал куда-то в пустоту. Из темноты показался еще один дикарь; он что-то бросил на землю рядом с Мухиным и скрылся. Запахло сырым мясом. Тот, что с факелом, прохрипел нечто нечленораздельное на своем примитивном наречии, обращаясь, по-видимому, к Мухину; затем и эти трое покинули нашего героя. Проем в стене задвинули чем-то тяжелым, и Мухин снова оказался во мраке. Нащупав в темноте то, что пахло мясом, он обнаружил груду полуобглоданных костей. «Знатный ужин мне приготовили мои гостеприимные хозяева», — подумал пленник, брезгливо отбросив кость и вытирая руки о землю.

Вскоре глаза привыкли к темноте, и Мухин смог рассмотреть свою тюрьму. Сарай был крохотным, шагов пять в ширину и восемь в длину, сделан из старых полусгнивших бревен, веток, хвороста и тростника. Крышей служил еловый и сосновый лапник, наваленный кучей на идущие от стены к стене тоненькие стволы молодых берез. Терпкий запах хвои смешивался с дымом от костров и будил в душе Мухина смутные воспоминания о далеком детстве. Сквозь огромные щели в стенах сарая Мухин сумел разглядеть то, что было снаружи. В неверном свете костров видны были несколько хижин, построенных по тому же принципу, что и сарай, и расположенных по окружности, в центре которой горел костер. У костра сидели шесть или семь длинноволосых стариков, одетых в звериные шкуры, и ели слегка обжаренное мясо. Жир вместе с кровью стекал по их бородам и рукам. Мухин, глядя на это зрелище, вдруг ощутил острый голод. Он вспомнил про объедки, которые принесли тюремщики, и ему стало грустно и тоскливо на душе. «Куда я попал? — думал Мухин, глядя на грязные лица стариков, с аппетитом жующих полусырое мясо. — Питекантропы какие-то. Может быть, я еще сплю?.. Эх, сейчас бы чего-нибудь выпить!»