Ли Брэкетт - Венерианская колдунья. Вуаль Астеллара (рассказы)

— Что это такое? — спросил он.

— Траурное одеяние. Людям дозволено ходить на кладбище только по ночам, так что, если нас и заметят на улице, никто не обратит внимания. А покойников у нас хватает! — зло добавила она.

— А почему только по ночам?

— А ты что думаешь, людям позволят болтаться без дела днем? Днем люди должны работать! Нуми держат нас не для забавы.

И она повела его дальше вниз по склону, почти бегом. Фэнн не поспевал за ней. Несколько раз Арика возвращалась и подгоняла его, тянула за собой, ругала, буквально умирая от беспокойства. Время от времени она бросала взгляд в сторону храма. Когда они отошли подальше, Фэнн увидел причину ее беспокойства: на крыше храма тускло блестел на солнце огромный гонг, высотой в несколько человеческих ростов.

Они вошли в город и замедлили шаг. Это были бедные кварталы: нагромождение убогих хижин, подобно мутному морю окружавших великолепный дворец и роскошные жилища нуми. Улицы были завалены мусором, повсюду слышался шорох крысиных лапок. Извилистые улочки, наполненные древними запахами скученных и давно немытых человеческих тел. Фэнн с отвращением фыркнул. Арика гневно взглянула на него из-под испачканного золой капюшона.

— О да, Фэнн, в камере воздух был чище! Но теперь тебе придется дышать этим!

Больше они не разговаривали. Глинобитные развалюхи спали под порывами пыльного ветра. Окна были затянуты кусками ткани или шкурами. Временами откуда-то доносился детский плач или собачье тявканье. Пока они шли по этому головокружительному лабиринту, им никто не попался навстречу, а если кто-то и заметил их, то виду не подал. Лицо Арики было осунувшимся и озабоченным, и Фэнн чувствовал, что она с превеликим трудом удерживается от того, чтобы пуститься бегом. Она сквозь зубы бранила старую королеву.

На крыше храма появились два жреца в черных одеяниях, казавшиеся отсюда крохотными куколками.

Арика свернула в совсем уже узкую уличку, больше похожую на щель между стенами. Здесь она все-таки рискнула пуститься бегом, безжалостно волоча за собой Фэнна.

Жрецы вдалеке наклонились, и мгновением позже огромный молот повернулся на противовесах, и над равниной пронесся первый резкий и звучный удар дневного гонга.

Фэнн увидел справа низенькую дверь, занавешенную засаленной тряпкой. Арика втолкнула ‘его внутрь, в душную темноту, ослепившую его после яркого солнца.

В темноте зашевелилось что-то большое, и мужской голос шепнул:

— Все в порядке?

— Он убил жреца, — ответила Арика. И велела Фэнну: — Сиди здесь'

Занавеска поднялась и снова упала. Фэнн повернулся, чтобы удержать Арику. Но траурное одеяние валялось на земляном полу, а Арика исчезла.

Большой человек в глубине хижины шевельнулся снова, очень легко для таких габаритов. На занавеске Фэнн увидел его тень. Человек медленно наклонился, подобрал брошенный плащ, и, когда он выпрямился, Фэнн мельком увидел его лицо в пыльном полумраке.

Это было лицо нуми.

Фэнна охватила слепая ярость. Он все время в глубине души подозревал, что Арика замышляет какую-то подлость, но такого не ожидал! Его руки сами собой рванулись вперед, охватили жилистую шею, и под гулкий звон гонга он выдохнул лишь одно слово:

— Нуми!

— Постой! — прохрипел человек и отдернул занавеску, впустив луч света. Он задыхался в хватке Фэнна, но все же сумел выдавить: — Посмотри внимательней!

Фэнн присмотрелся — и неуверенно разжал пальцы. У человека отсутствовала борода, его щеки были гладко выбриты. Волосы оказались коротко подстрижены, и тело, одетое лишь в набедренную повязку, покрывал не мех, как у «новых людей», а лишь легкий пушок.

И все же эти глаза, форма черепа, черты лица... Их ни с чем не спутаешь!

Мужчина отвел руки Фэнна:

— Я Малех. Брат Арики.

— Брат Арики? А кто такая Арика? Чего она хочет от меня? — Руки Фэнна по-прежнему жадно тянулись к горлу Малеха. — И чего хочешь от меня ты, Малех? И почему ты так похож на нуми, только обритого и ощипанного?

— Я полукровка, — хмуро ответил Малех. — И Арика тоже. Могу заверить тебя, что мы оба не испытываем любви к нашим отцам, которые дали нам свою кровь, а теперь презирают нас за это. А что до прочего — это подождет до ночи. Я раб. И работаю в дворцовых садах. Если я не отправлюсь туда немедленно, меня высекут и добавят десять лишних ударов за то, что я наполовину принадлежу к племени хозяев. У Арики в храме то же самое. К тому же ее отсутствие может вызвать подозрения. Так что...

Он втолкнул Фэнна в соседнюю комнату. Она оказалась маленькая, но чистая. Очаг, два ящика для спанья, набитых соломой, стол, три или четыре грубо сколоченные скамейки.

— Вот и весь наш дом, — сказал Малех. — Сади тут. В окно не высовывайся. Воду, вино и еду найдешь. Успокойся и доверься нам, если можешь. Ну а если не можешь, даже после всего, что мы сделали, чтобы освободить тебя, — что ж, жрецы будут только рады получить тебя обратно.

Он развернулся, собираясь выйти, но остановился, снова обернулся и взглянул на Фэнна, как бы найдя в нем нечто особенно примечательное.

— Так ты убил жреца. — Глаза Малеха, более светлые, чем у Арики, почти желтые, вспыхнули злобной радостью. — Чем? Ножом? Или веревкой придушил?

Фэнн медленно покачал головой:

— У меня не было оружия.

— Что, неужто голыми руками? Врешь! — Улыбка Малеха напоминала оскал тигра. — Да воссияют над тобой боги людей, друг мой! — И с порога сообщил через плечо, как бы между прочим: — Нуми-полукровки, такие, как мы с сестрой, отчасти обладают ментальными способностями своих благородных отцов. В особенности моя сестра. Если ты решишься нам довериться, вполне возможно, что нам удастся вернуть тебе память, которую, по словам Арики, ты утратил.

И исчез прежде, чем Фэнн успел ответить.

Некоторое время Фэнн стоял, не двигаясь и глядя ему вслед. Могучий голос гонга затих, сменившись бесчисленными голосами пробуждающегося города, а те вскоре слились в ровный гул, похожий на гудение улья, сквозь который временами прорывался детский плач.

Но Фэнн ничего не замечал. В ушах у него по-прежнему звенели слова Малеха: «Нам удастся вернуть тебе память, которую, по словам Арики, ты утратил».

Он сел и попытался привести мысли в порядок, но обнаружил, что слишком устал. Раны мешали двигаться, все тело невыносимо болело. Малех ему не понравился. Арике он не верил. Он ничего не понимал. Зачем его заточили в темницу? Зачем освободили? Но, что бы нй случилось, возвращаться назад в храм ему не хотелось. И если он действительно сможет вспомнить, если у него будет имя, настоящее имя, и память о том, что произошло до вчерашнего дня...

Да пусть этот Малех хоть сам черт рогатый, а Арика — его сестра! Фэнн все равно отсюда не уйдет.