Александра Баркова - После пламени. Сборник

Я не отдам вам Сильмарили. Потому что слишком хорошо знаю, что создал.

Они поняли.

Тогда Варда простёрла к Алмазам правую руку и сказала что-то о нечистых дланях, которым будет плохо от соприкосновения с Камнями. Я не запомнил этих слов; уж слишком был ясен их смысл: «Мелькор, несмотря на твою дружбу с Феанором, тебе Сильмарилами не владеть».

Я преклонил колени перед Вардой, встав под её благословение. Без этого было нельзя обойтись.

Потом надел свой венец.

Свой.

Валар неспособны дать эльдарам свободу. Даже когда они это хотят сделать.

Хотят!

Понимание пронзило меня, точно молния.

Глупец, из-за чего я терзаюсь?! Ведь Мелькор ждет, что я буду работать с его металлом! Как Сильмарили — не сила Валар, но двуединство Света и Пламени, так и Венец должен стать таким двуединством.

Мелькор ждёт моей работы, а не воплощения его замыслов!

Точнее…

Точнее, вот как. Я могу мечтать спеть металл, но я не могу сделать этого — ибо я эльда. Мелькор мечтает дать Людям настоящую свободу, но он не может дать её, ибо он — Вала.

Ему нужна моя помощь.

Ещё прежде соединения Венца и Сильмарилов я должен сделать сам Венец. Он будет не Силой Мелькора, но моим творением, вмещающим эту Силу. Так же, как Сильмарили — не Сила Валар.

Тьма, Свет и Пламень. Путь свободы. Возможность выбора.

Я всю жизнь искал настоящей свободы. И пусть сейчас я заперт судьбою строже, чем некогда волею Валар в Форменосе, но — вот она, моя свобода. Создать Венец, чья сила — вне воли Валар.

Всех Пятнадцати.

Мелькор, друг мой! Ты хочешь дать Людям свободу, но твоя Сила Валы стоит преградой. Ты ждешь помощи от меня.

Ты её получишь. Разве возможно иначе?

Мелькор, ты слышишь меня?

Я согласен. Конечно, я согласен.

Прости мне мои глупые колебания.

Я сделаю этот Венец.

Иначе и быть не может.

Я прекратил тренировку и замер, вслушиваясь. Этот голос — в нём звучала сейчас почти прежняя мощь, и всё же я чувствовал: Мелькор поёт на пределе своих возможностей. Я стиснул зубы, представив, чего ему это стоит. Любой из нас с радостью отдал бы все силы, чтобы исцелить Властелина или хоть как-то облегчить его боль. Да только чем тут поможешь? Не плоть ведь искалечена — Музыка. А мы… мы только майар.

Я стоял в нерешительности, опустив меч. Я боялся за Мелькора: он никогда не умел рассчитывать силы, он не берёг себя, и в этом была его главная слабость. Но — помешать Творению?.. А это была именно Песнь Творения. Что, если она излечит Властелина? Что, если он нашёл способ?! Безумная эта надежда боролась во мне со страхом, и я медлил. Медлил, пока Песнь не умолкла. Не оборвалась, как бывало прежде. Закончилась. Впервые со времён Возвращения.

И тогда я пошёл… нет, почти побежал. К нему.

Я распахнул дверь мастерской, сделал несколько шагов и остановился.

Властелин сидел на стуле, сгорбившись и бессильно уронив на колени руки. Веки его были опущены, мокрая от пота прядь волос прилипла ко лбу. Впрочем, моё присутствие Мелькор почуял сразу. Рывком выпрямился, куснув губу. И снова замер, глядя на меня мутными от боли глазами и тяжело дыша.

Значит, опять не получилось. Я вовсе не был уверен, что моё присутствие кстати, но и уйти не решился. Стоял и ждал. Молча.

Взгляд Мелькора постепенно прояснился, дыхание стало ровнее. Бескровные губы растянулись в торжествующей улыбке.

— Смотри,— хрипловато сказал Властелин, отвечая на мой невысказанный вопрос.

И показал глазами на стол. Там лежал слиток. Слиток незнакомого мне металла — чёрный, начисто лишённый блеска, он, казалось, впитывал свет.

— Гвэтморн,— негромко произнёс Мелькор.

Я невольно поморщился и сам себе удивился. С тех пор, как пробудились Дети, мы часто говорили на их языке. Даже между собою. Так хотел Властелин. Я давно привык к этому. Но сейчас эльфийское имя металла почему-то царапнуло слух. Странно.

Я осторожно взял слиток. Он оказался гораздо тяжелее, чем можно было предположить с виду, и горячий на ощупь. А ещё от него исходило ощущение такой мощи, что я ужаснулся, осознав, сколько сил Властелин вложил в эту Музыку. Гораздо больше, чем было когда-либо у меня — а ведь это только одна мелодия.

— Сильмарили? — спросил я, уже почти зная ответ.

Мелькор кивнул.

Я невольно перевел взгляд на его руки. Он заметил это и невесело усмехнулся:

— Не я.

Я облегченно вздохнул. Но если не Властелин, то…

— Так вот для чего тебе Феанор!

Он не ответил. Некоторое время размышлял о чём-то, полузакрыв глаза. Потом снова взглянул на меня.

— Саурон, ближайшие несколько дней тебе придётся справляться одному. Я… должен отдохнуть.

— Ты мог бы и не говорить об этом.

Он снова кивнул и выжидающе посмотрел на меня. Давал понять, что хочет остаться один.

— Я помогу тебе дойти до покоев? — спросил я, поколебавшись.

Я сильно сомневался, что Мелькор сумеет хотя бы встать без посторонней помощи.

— Не нужно, я сам.— Он снова улыбнулся, почти весело.— Да не тревожься, тебе не придётся подбирать меня где-нибудь в коридоре. Ступай, Саурон. И, кстати, успокой остальных. Не хотелось бы, чтобы сюда сбежалось пол-Ангбанда справиться о моём самочувствии. Это лишнее.

Мелькор и Феанор устроились за столом в углу маленькой мастерской. Тёмный Вала сидел, нолдо стоял. Мастер был обнажён до пояса, как всегда во время работы, и на бледной коже отчётливо выделялись шрамы, оставленные бичами валараукар. На столе перед Пламенным лежал слиток.

Феанор осторожно коснулся его кончиками пальцев. Словно вопрос задал. Потом положил на него ладони. Прикрыл глаза, вслушиваясь. И проговорил совсем тихо:

— Мелькор, мне кажется, мы с тобой вместе — вечность. А ведь я никогда ещё не работал с воплощением твоей Силы.

Восставший помрачнел, но ничего не ответил. Едва ли эльда способен понять, что значит для Стихии невозможность воплотить свою Музыку. Годы вынужденного молчания в Амане, наверное, свели бы Мелькора с ума, если бы не надежда вернуть свободу — надежда, за которую Тёмный Вала упорно цеплялся. И если бы не дружба с Феанором. А потом… Вырваться на волю ценой потери способности творить — какая чудовищная насмешка! Тёмный Вала не впал в отчаяние лишь благодаря извечному своему упрямству и неумению сдаваться. Он подчинит судьбу, наперекор всему добьётся желаемого, будь то силой или хитростью. Он найдет способ исцелить себя.

Мелькор снова и снова пробовал петь, превозмогая боль. Существующая материя подчинялась ему почти с прежней лёгкостью, но все попытки создать что-то новое заканчивались неудачей. Несмотря на запредельное напряжение воли и сил. Но Восставший не отступался.