Александра Баркова - После пламени. Сборник

И вот — нашёл.

Своё ли?

Феанор отчётливо слышал, чего хочет от него гвэтморн. «Я — Власть. Сила. Утверждение себя любой ценой». Пламенный сердцем слышал эту волю, и собственные стремления недавнего прошлого отзывались эхом. Феанор отдавал свою память Венцу, не думая о том, что он именно отдаёт .

Освобождает себя от прошлого.

Я не хотел их убивать.

Нет, не так.

Я хотел убивать. Но — не их.

Я хотел уничтожить Врага. Я хотел уничтожать тех, кто дорог ему. И я хотел рассчитаться с Валарами. Нарушить все их запреты. Совершить всё то, от чего они меня удерживали добром или силой. Я хотел действовать наперекор Валар, но — сам пролить кровь в Амане я не хотел.

Не надо было Ольвэ поминать волю Валар. Он был уверен, что их слово удержит меня. Глупец, именно это его и погубило.

Убивая, я был сильнейшим. Я лишь прокладывал себе дорогу, но — для меня не было разницы, держат ли хоть какое оружие те, кто рискуют встать на моём пути. С кинжалом, луком или голыми руками — они были равно безоружны передо мной.

Я шёл сквозь них.

Я не хотел биться с ними.

Я их любил. Когда-то давно. Ещё до Великого Хора.

Но больше, чем их, больше, чем Отца, больше, чем себя самого, я любил Музыку. Свою Тему.

И когда мы спустились в Эа, первым шёл я. Мне казалось — именно меня ждала Арда. Творца. Хозяина. Властелина.

Это было счастливое время. Мир был полностью открыт передо мной, податливый, словно комок влажной глины, покорный моей воле и мыслям, благодарно принимающий любую заботу. И я был щедр к нему, я отдавал ему всего себя, без остатка. Я не умел иначе. Она была ненасытна, моя Арда, но я был тогда полон сил и тратил их с радостью, безоглядно. И я полюбил мир, в котором воплотилась моя Песнь, привязался к нему всем своим существом.

Сначала мне никто не мешал, и я совершенно забыл о других. Мне было попросту не до них. Но потом они опомнились и пожелали вмешаться. Я сказал им: я хозяин здесь. Этот мир мой, вы можете помогать мне в трудах, но лишь я решаю, какой будет Арда, ибо я давно уже взял её под свою руку, и она признала меня. Но Манвэ оспорил мои права, и Старшие — все двенадцать — поддержали его.

Мне пришлось защищать свою Тему и мир, в котором она жила. По долгу Хозяина и Творца. По долгу — и по праву — сильнейшего.

Я не хотел биться с ними…

Работа близилась к завершению. Феанор трудился над Венцом без сна и отдыха, совершенно не ощущая, сколько прошло времени. В Амане это было бы несколько Дней Древ; здесь говорили «звездные круги».

Мелькор неотлучно был рядом. Молча наблюдал за работой Пламенного, изредка делясь с ним Силой. Едва ли нолдо выдержал бы запредельную для Воплощённого нагрузку без помощи Валы.

Феанор просто не мог прервать работы. Дело было даже не в азарте мастера, который не успокоится, пока не увидит творение завершённым. Дело было в том, что гвэтморн был живым. Живой Песнью, а не отзвуком Её, как металл, добытый из руды.

Гвэтморн был живым, он был спет для того, чтобы стать Венцом, и сейчас Феанор не мог остановиться в работе именно потому, что под его молотом Венец рождался , как рождается живое существо.

Сложная вязь узора на лбу, три крепления для Алмазов, широкие дуги рисунка на висках, хитрое переплетение на затылке. Тончайший, едва заметный глазу орнамент, покрывающий каждый изгиб. Сочетание противоположностей: цельнокованый узор и дробный орнамент.

Сочетание противоположностей. Тема Мелькора. Суть Пламенного.

Да и Сильмарили — Лёд и Свет. Тоже противоположности.

Венец, который вместит в себя Свет и Тьму, чтобы это невозможное сочетание стало воплощением свободы.

Вставляя Сильмарили в Венец, я первый раз в жизни не пускал Силу. Всегда, с ранних ученических работ, я вслушивался в жизнь камня и металла и словно сплетал нити их судьбы — вот чем была постановка в оправу.

Сейчас я изо всех сил препятствовал этому.

Это были не камень и не металл.

Это были Сильмарили и гвэтморн.

И объединение их мне ещё предстояло.

Гвэтморн слушался моих пальцев. Превосходя прочностью любую сталь, он был в моих руках мягче серебра.

Ставя Алмазы, я думал о самом главном этапе работы. О последнем.

Призвать Пламень — это было легко для меня. Так легко, как встретиться со старшим другом. Во время недавних битв я не раз убеждался в этом.

Да, я призову Пламень. Но дальше…

Чтобы соединить металл и камень, я должен всё равно, что стать ими. Ощутить их внутреннюю жизнь. Соединить их в самом себе.

Сильмарили и гвэтморн. Песнь Варды и Песнь Мелькора.

Нет, даже не так.

Свет Древ был творением не одной Варды. В нём, больше или меньше, слышен отзвук Музыки каждого из Владык Амана.

Но тогда… завершить Венец — означает слить воедино Темы всех Пятнадцати Валар! Слить и объединить Пламенем.

Мелькор, в своё время этого не смог сделать Единый! А ты хочешь получить это — от меня?!

Стоп.

Всё-таки: не Темы. Всё-таки: отзвуки Тем. И Сильмарили — не Свет, но Свет и Лёд; и сам венец — не гвэтморн, но откованный мною гвэтморн.

Но всё равно… Соединить пусть отзвуки и отголоски, но — всех Пятнадцати. Соединить — Пламенем.

Я знаю, как это сделать.

Я только одного не знаю: останусь ли я жив при этом.

Моя феа — Пламень. Но роа — роа эльдара. И никто не поручится, что оно выдержит.

Мелькор не говорил ничего — ни вслух, ни мысленно. Он понимал, что мастер может сгореть заживо, завершая работу. И даже Вала не спасёт его: Восставший властен лишь над частью той силы, которую предстояло освободить Пламенному.

Венец необходимо было закончить, и Феанор был единственным существом в Арде, способным совершить это. И одним из тех немногих, кем Властелин Эндорэ менее всего хотел рисковать.

Мелькор молчал.

Феанор, вправив последний из Сильмарилов, отложил Венец, сел в кресло, сжал руки.

— Мелькор. Я вижу, что ты понял. Я понял тоже. Не говори ничего, не надо. Это моё решение. Всё донельзя просто: заканчивая Венец, я могу погибнуть, но не закончив его… это будет моим концом. Я просто не вынесу незавершённой работы. Тем более — такой. Может быть, вся моя жизнь мастера была путём — к этому. Я не могу остановиться перед решающим шагом. Это мой выбор.

— Да,— сказал Мелькор.— Я поступил бы так же.

Усмехнулся побелевшими губами:

— Собственно, безо всяких «бы». Я ведь тоже всегда выбирал — петь. И шёл до конца во всём.

Он помолчал, вглядываясь в лицо нолдо, словно стремился запомнить каждую черту.

— Мне было бы неизмеримо легче сделать это самому… брат.