Александра Баркова - После пламени. Сборник

Как и у всякого сказочного героя, у Фродо есть волшебный помощник — Сэм (его даёт хоббиту Гэндальф как даритель). Сэм, как и положено помощнику, всюду неотрывно следует за хозяином (волшебный помощник является персонифицированной силой или способностью героя [Пропп 1948. С. 253—254]). Кроме того, помощник мыслится ещё и переносчиком героя в иной мир; один из самых типичных переносчиков — конь (чей образ восходит к более древним типам проводников: оленю и птице [Голан С. 48; Пропп 1948 С. 257]). С образом Сэма устойчиво связывается ряд деталей, говорящих о его мифологическом родстве с конём: он советчик, друг и опора Фродо (функции, в фольклоре приписываемые коню, так как он является частью личности героя); именно он на дороге в Шире первым слышит приближение одного из Черных Всадников; Сэм выхаживает пони по кличке Билл, для него «эта животина почти говорящая» [ВК. С. 292]; забота о поклаже целиком лежит на нем; наконец, на последнем, самом тяжёлом этапе пути к Ородруину он берёт на себя в прямом смысле роль коня — несёт на спине ослабевшего хозяина по склону горы вверх. В некотором смысле к Сэму можно применить и мотив «благодарного животного» [Пропп 1948. С. 243—246]: Фродо спасает его, не дав утонуть в водах Андуина, то есть оказывает ему некую услугу, а в дальнейшем Сэм действительно очень «пригождается» хозяину (ситуация показана в мифологическом аспекте, ни в коем случае не в психологическом).

Сказочные мотивы в линии Фродо подкрепляются наличием образов, восходящих к сказочному трикстеру: речь идёт о младших хоббитах, главным образом — о Пиппине. Трикстер — мифологический плут, нарушающий запреты, одна из ипостасей первопредка [Мелетинский 1976. С. 186—188]. Запреты Пиппин нарушает постоянно: в Брыле проговаривается об исчезновении Бильбо в разгаре празднования Дня Рождения; пробирается вместе с Мерри на закрытый для них Совет в Ривенделе; в Мории бросает в колодец камень, разбудив эхо, потревожив орков и Балрога; заглядывает в палантир, несмотря на предосторожности Гэндальфа; в Минас Тирите из-за него нарушает присягу Денетору один из Стражей Цитадели, Берегонд. Однако чаще всего деяния Пиппина оборачиваются благом: заглянув в палантир, он спасает Гэндальфа от опасной ошибки — намерения заглянуть туда самому; Берегонд покидает сторожевой пост потому, что Пиппин предупреждает его о беде, грозящей Фарамиру,— так Фарамир оказывается спасённым от сожжения заживо; в Шире Пиппин обещает: «Мы ещё много чего здесь нарушим» [ВК. С. 950], подразумевая те нелепые и неестественные для натуры хоббитов законы, что установил здесь Саруман,— и обещание это выполняется.

Ещё один сказочный мотив — мотив «ложного героя» [Пропп 1948 С. 415] — соотносится с образом Боромира в связи с его гибелью: ложный герой сказки стремится обладать ложными ценностями (берёт не Жар-птицу, а золотую клетку), отчего и гибнет,— аналогично этому Боромир жаждет завладеть Кольцом, и такое желание его губит. В то же время, гибель Боромира можно рассмотреть как результат несовместимости двух миров: Боромир подчёркнуто не-иномирен, то есть он целиком и полностью принадлежит миру людей, враждебно относится к эльфам, магам и всему магическому, поэтому соприкосновение с иным миром (в образе Кольца, в самом факте пребывания в Лориэне и встречи с его Владычицей) приводит его к гибели как ложного героя (герой истинный может существовать в обоих мирах). Ещё одно доказательство того, что образ Боромира восходит к типу ложного героя — соотнесение его с образом младшего брата Фарамира, воплощающего черты собственно героя (в нём сочетаются военная сила и магия, что присуще первопредку: «Просто теперь люди почему-то не верят, что вождь может одновременно и разбираться в свитках знания, и понимать в музыке, как он, а при этом быть ещё и отважным, решительным воином» [ВК. С. 724]; кроме того, Фарамир смог устоять против соблазна присвоить Кольцо). В сказках часто «умные» старшие братья, любимые родителями (Денетор больше любил старшего сына, а с младшим был резок и холоден), выступают как ложные герои по отношению к отвергаемым младшим [Пропп 1948 С. 92]. Одновременно Боромир выступает в функции заместительной жертвы по отношению ко всему отряду Хранителей и лично Арагорну.

В толкиноведении принято буквально выискивать параллели между книгами Толкиена и древнеанглийским «Беовульфом», однако нам не встречалось рассмотрение мотива заместительной жертвы в этой связи. Однако этот мотив присутствует как в древней поэме, так и во «Властелине Колец». Вот что пишет о «Беовульфе» А. Б. Лорд: «У Беовульфа… есть сходство в ряде деталей с сюжетной схемой Ахилла и Патрокла. Есть основание полагать, что Эскхере выступает в роли Патрокла, т. е. близкого друга героя, который гибнет до встречи самого героя с врагом. Действительно, если смерть Эскхере не интерпретировать таким образом, её вообще трудно понять, так как Беовульф явно присутствует при гибели Эскхере и не делает ничего, чтобы его спасти… Мифологические герои этого типа могут гибнуть «посредством замены», то есть символически, когда вместо них гибнет кто-то другой, или претерпевая «почти смерть», то есть едва избежав гибели» [Лорд. С. 277—278]. В романе Толкиена мы видим ситуацию, типичную для литературной обработки мифов: сюжет требует , чтобы вместо главного героя погиб другой, но психологическая мотивация не допускает , чтобы благородный главный герой спокойно допустил бы эту жертву (как Беовульф невозмутимо допускает гибель Эскхере). Выход из этой дилеммы всегда один: мотивировать отсутствие главного героя, и формой мотивации обычно является тяжкий бой. Однако Толкиен поступает иначе: Арагорн пытается найти Фродо и просто не успевает к сражению с орками. Впрочем, традиционная боевая мотивация в романе присутствует — Леголас и Гимли бьются с орками, но не могут помочь Боромиру.

Если сказочные мотивы в романе связаны с образом Фродо, то линия Арагорна является линией эпического героя, основной признак которого — воинственность, защита мира людей от чудовищ. Воплощением воинской мощи Арагорна является его меч Андрил — оружие, некогда принадлежавшее его предку, типологически же представляющее собой способность героя, заключённую в волшебном предмете.

Арагорн как персонаж сочетает в себе черты эпического героя третьего поколения [Баркова 1997. С. 64—65] и черты первопредка. С одной стороны, он представляет собой идеал человека, воплощение эпических норм — благородного, могучего и доблестного витязя, совершающего ратные подвиги, неукоснительно соблюдающего моральные законы, являющегося примером для подражания, объектом преклонения, восхищения и обожания. С другой — демонстрирует несомненное мифологическое родство с образом первопредка: помимо воинской силы, он обладает и магией — способностью исцелять (одна из магических функций вождя племени [Пропп 1948. С. 134]), достаточной мощью для того, чтобы вырвать палантир из-под власти Саурона, даром провидения (предсказывает Элронду: «Близок срок, когда придётся тебе оставить Среднеземье, а твоим детям решать: оставаться здесь или уходить за море» [ВК. С. 1015]). Интересно то, как в связи с наслоением черт разных типов героев в одном персонаже преломляется мотив брака героя с хозяйкой иного мира: подобно первопредку, Арагорн становится супругом Арвен — носительницы ряда черт Богини-Матери, и его отказ принять чувства Йовин можно рассматривать как следствие выбора, который должен сделать герой между хозяйкой иного мира и земной женщиной (в архаических мифах выбор делается в пользу хозяйки) [Баркова 1998б С. 165—166]; с другой стороны, отвержение любви Йовин — это демонстрация верности своей избраннице, то есть следование моральным нормам, блюстителем которых является герой уже третьего поколения.