Александра Баркова - После пламени. Сборник

Буря. Корабли, поворачивающие назад, к Валинору.

Намо. Приговор, исполненный не ненависти, но горечи. Не проклятие, но пророчество. Слова о гибельнейшим из путей, с которого ещё можно свернуть. «И от предательства родича родичем, и от боязни предательства всё, созданное ими, рассыплется в прах. Изгнанниками станут они навек».

Араман. Тайное отплытие. Первое предательство в безнадёжном пути.

Белегаэр. Оссэ, мстящий за убийство тэлери. Он не знал, что Феанор — давно уже не эльда…

Лосгар. Мастер, забывший о том, что корабли тэлери — столь же живые творения, как нолдорские камни. Как Сильмарили. Мастер, уничтожающий — живое. Лебединый плач кораблей, гибнущих в пламени. Маэдрос, на коленях умоляющий отца не делать этого.

— Ну а дальше ты знаешь…— Феанор откинулся на высокое изголовье; его лоб был покрыт крупными каплями пота.

Мелькор сидел, обессиленно уронив руки на колени и зажмурившись. Один-единственный разговор, всего-то несколько слов, понятых превратно,— и тронулась лавина, покатилась вниз, набирая скорость, сметая всё на своем пути, каждое мгновение захватывая новые жертвы, и не остановишь её уже ничем. Поздно.

Не остановишь?

Тёмный Вала еще не вполне оправился после увиденного-почувствованного, а острый ум его уже работал, ища выход из безвыходного, казалось бы, положения.

Должен быть способ остановить.

Должен.

Гибельное движение лавины началось с малого камешка.

Вернее, с Камней.

С Сильмарилов.

И если…

— Если, — сказал Мелькор вслух,— я предложу Маэдросу один из Камней, как ты думаешь, согласится он принять его в качестве выкупа?

От изумления Феанор медленно сел, позабыв об угрозе оказаться привязанным к ложу.

— Ты действительно намерен это сделать? — его голос прерывался, словно ему не хватало воздуха.

— Я хочу прекратить войну,— твердо ответил Мелькор.

У Феанора мелькнула мысль, как он сам, связанный Клятвой, будет жить бок-о-бок с Мелькором? Государь нолдор прогнал эту мысль как самую несвоевременную из возможных.

— Если ты отдашь Маэдросу Сильмарил,— Феанор размышлял вслух,— это освободит его от Клятвы. Сочтёт ли он Камень выкупом за мою «смерть» и за смерть Короля… не знаю, и скорее всего — нет. Но — получив Сильмарил и связав себя мирным договором — он будет вынужден остановиться. А вот тогда… тогда…— нолдо покусывал губы, что выдавало крайнее напряжение,— тогда с ним должен буду говорить я. Подожди, не перебивай! Я понимаю не хуже твоего, что ни поговорить лично, ни послать осанвэ я не могу… не смогу теперь: Маэдрос не поверит. Но ведь можно осторожно коснуться сознания… привидеться, так сказать. Явиться во сне. Отцовой тенью пройтись перед сыном. И — объяснить, что о мести надлежит забыть навсегда.

Феанор откинулся на ложе, поморщился — он в очередной раз не рассчитал свои силы, и ему стало заметно хуже. Да ещё и боль Мелькора, которую он не может не чувствовать теперь…

— Только я одного боюсь…— выдохнул нолдо,— боюсь, что наши рассуждения не стоят ничего. Маэдрос не согласится на переговоры. Если бы он заранее знал, что ты предложишь ему Сильмарил как выкуп… тогда — может быть…

— Хм… Думаю, согласится. Тебя нет — бремя ответственности за судьбу нолдор легло на плечи Маэдроса внезапно. Ему выгодно потянуть время: вы прибыли недавно, ваши позиции уязвимы, всех моих возможностей он не знает. Так почему бы не поговорить со мной?

Мелькор встал и прошёлся по комнате.

— Сильмарил он возьмёт, я думаю. Вы, эльфы, не привыкли к крови. Для вас эта война первая. Полагаю, Альквалондэ и Лосгара Маэдросу должно было хватить с лихвой. Да еще и проклятие Валар. Нолдор, в сущности, загнаны в угол. Победить нереально, отступать некуда. И когда я предложу Маэдросу возможность освободиться от губительной Клятвы, мир, земли на юге…

Тёмный Вала усмехнулся:

— Согласится, куда он денется.

Он снова уселся в кресло.

— А когда я заключу с твоим сыном мир, ты действительно сможешь поговорить с ним. Только надо, чтобы Маэдрос был готов к этому разговору. Тогда он, возможно, сумеет понять тебя.

— «Загнаны в угол»…— Феанор недобро усмехнулся.— Ты уже насмотрелся, чем стал я, будучи загнан в угол. А Маэдрос сейчас чувствует себя на моём месте. То есть — много ярости и ни капли благоразумия. Или я не знаю собственного сына…

Мелькор уже открыл рот, чтобы возразить, но внезапно замер, словно прислушиваясь. Наконец, удовлетворённо кивнул и одарил Феанора торжествующим взглядом:

— Талло вернулся. Маэдрос согласен на переговоры.

Я не мог понять логику поступка Маэдроса. Благоразумие? — только не это! Я знал цену рассудительности и благоразумия своего первенца. Он лучше моего умел носить маску. Вежливый и сдержанный для всех, на самом деле он был решительнее Карантира с Келегормом, вместе взятых. Просто они не никогда не таили свой неукротимый нрав, а Маэдрос умел выглядеть благовоспитанным сыном.

Но именно он осмелился мне перечить — когда я сжигал корабли. Сомневаюсь, что его братья одобряли меня; тот же Карантир — возможно, но Маглор — явно нет. Всё же воспротивиться мне рискнул только Маэдрос.

И вот сейчас он выходит на переговоры? С тем, кто убил Короля? С тем, кого он считает убийцей отца?! Не верю!!

Не верил я — своим глазам. Мелькор держал со мной осанвэ, у меня на это не было сил.

Глазами Мелькора я смотрел на своего сына.

Две сотни эскорта с каждой стороны. Нолдор я знал каждого в лицо, а вот орков… Держа осанвэ с Мелькором, я не мог не слышать его мысли.

С ним была гвардия.

Скользящего взгляда Тёмного Валы мне хватило, чтобы понять, кого он взял с собой.

Это были мастера. Такие же мастера, как мы, нолдор. Только мы были мастерами созидания, а они — мастерами убийства. Достигшие почти такого же совершенства, как и мы…

Да-а-а… это были совсем не те орки, которых мы играючи порубили при высадке.

Мне стало страшно.

Я тут же успокоил себя: Маэдрос согласился на переговоры , воинское мастерство орков не грозит ему.

Но страх остался всё равно.

Ещё с Мелькором было трое майар. Одним из них был тот самый Талло, который уже говорил с Маэдросом. О двух других я не знал ничего.

Мелькор вёз с собой Сильмарил, намереваясь отдать его моему сыну.

Как и было оговорено, дружины остановились на расстоянии трёх перелётов стрелы. Трёх полётов нолдорской стрелы. Лучники из орков были скверные.

Странно, но соблюдать такое расстояние предложил тоже Маэдрос.

Как доказательство чистоты намерений? Или что?

Ряд нолдорских всадников расступился, выпуская предводителя вперед. Маэдрос легко спешился, чуть картинным жестом расстегнул перевязь меча, позволив ему упасть на траву, и развёл руки в стороны: дескать, я безоружен.