Роджер Желязны - Девять принцев Амбера. Том 1

Он отдал приказ собакам, и, когда я сел на коня, они набросились на тушу мантикоры, вылизывая ее кровь и отрывая огромные куски мяса. Когда я проехал мимо этого странного, массивного, человекообразного лица, то увидел, что глаза ее были еще открыты, хотя и остекленели. Они были голубыми, и смерть не лишила их невинности. Либо они были всегда такими, либо такое выражение в них было последним даром смерти — бессмысленный способ иронизировать, если это так. Я направил Барабана на тропу и начал свой путь по Отражениям…

Я не торопясь еду по тропе, тучи заволакивают небо, и Барабан тихо ржет, то ли вспоминая о чем-то, то ли что-то предчувствуя. Поворот налево и вверх по холму. Земля коричневая, желтая и вновь коричневая. Деревья приземистые, растущие поодаль друг от друга. Между ними колышется на поднимающемся ветерке трава. Летучий огонь в небе. Гром стряхивает капли дождя. Путь становится крутым и каменистым. Ветер дергает меня за плащ. Вверх, туда, где скалы с прожилками серебра и деревья тянутся в один ряд. Трава, зеленые огни замирают на дожде. Вверх, к скалистым, сверкающим, омытым дождем вершинам, где облака носятся и клубятся, словно река при половодье в горном ущелье. Дождь. Ветер прочищает горло, готовясь запеть. Мы поднимаемся, и вот в поле зрения появляется гребень, словно голова пораженного быка, с рогами, охраняющими тропу. Молнии извиваются вокруг рогов и пляшут между ними. Запах озона. Мы поднимаемся в небо и проносимся по нему. Дождь впереди, словно ограда, и ветер обходит ее. Переходим на противоположную сторону. Дождя нет, воздух неподвижен, небо разглажено и затемнено. Чернота наполнена звездами. Метеоры взрываются, сгорая и выжигая шрамы остаточного изображения. Луны, брошенные, словно пригоршни монет. Три ярких гривенника, тусклый четвертак, пара грошей и один из них в пятнах и царапинах. Затем спускаемся вниз, по длинной, извилистой дороге. Копыта четко, металлически цокают в ночном воздухе. Откуда-то доносится кашель. Темный силуэт, неровный и быстрый, пересекает меньшую луну. Вниз. Земля опускается по обеим сторонам. Внизу тьма. Двигаемся по вершине бесконечной высоты, по дороге, высеченной в стене, яркой от лунного света, тропа извивается, складывается, сгибается, становится прозрачной. Вскоре она плывет, газовая, волокнистая, звезды внизу такие же, как и наверху. Звезды внизу по обеим сторонам. Никакой земли нет. Есть только ночь и тонкая, прозрачная тропа, по которой я должен попытаться проехать. Может быть, так будут выглядеть все дороги в будущем. Царит абсолютная тишина, ленивая тишина, и движения становятся замедленными, как будто ты попал в кинопленку и ее просматривают в замедленном темпе. Тропа резко пропадает, и мы движемся, словно плывя под водой на какой-то огромной глубине, а звезды, как яркие рыбы. Вот эта свобода, эта мощь скачки через Отражения вызывает подъем, похожий на упование, охватывающее солдата в бою, на отчаянную смелость подвига, на прилив вдохновения у поэта, находящего слова для своей поэмы. Мы догнали большой метеор, мы касаемся его массы, несемся по его изрытой поверхности вниз, вокруг, а затем снова вверх. Он вытягивается в большую равнину, она светлеет, затем желтеет… Это песок на нашем пути. Звезды тают, когда темнота растворяется в утреннем восходе. Впереди полосы тени, среди них пустынные деревья. Мы скачем в темноте, проламываясь, сквозь пространства. Яркие птицы летают над нами. Мы слышим их голоса. Вот мы снова в чаще густого леса. Темней земля, гораздо уже путь. Кроны пальм съеживаются до размеров кулака, кора темнеет. Поворот направо, путь расширяется. Копыта Барабана высекают искры из булыжной мостовой. Переулок увеличивается, становится обсаженной деревьями улицей. Мелькает крошечный ряд домов. Яркие ставни, мраморные лестницы, разрисованные ширмы, установленные за вымощенными плитами тротуаров. Проезжает лошадь, запряженная в телегу, нагруженную овощами. Пешеходы поворачиваются и оглядываются на нас. Легкое гудение голосов. Дальше проезжаем под мостом, едем вдоль ручья, пока он не расширяется в реку, бурлящую до моря. Глухо стучим копытами по берегу, под лимонным небом несутся голубые облака. Соль, водоросли, ракушки, гладкая анатомия плавника. Белые брызги с моря, цвета извести. Мчимся туда, где линия воды кончается у террасы. Поднимаемся. Каждая ступенька крошится и рушится вниз, теряя свою неповторимость, соединяясь с гулом прибоя. Вверх, к плоской, заросшей деревьями равнине, к золотому городу, мерцающему, словно мираж, на другом конце ее. Город растет, темнеет под летним зонтиком, его серые башни вытягиваются ввысь, стекло и металл сверкают сквозь мрак. Башни начинают качаться. Город беззвучно обваливается в себя, когда мы проезжаем. Башни опрокидываются. Клубится и поднимается пыль, окрашенная розовым с какой-то нежной подсветкой. Плывет тихий звук. Пылевая буря, быстро спадающая, уступающая место туману. Короткие автомобильные гудки доносятся сквозь него. Дрейф, короткий подъем, разрыв в серо-белом, жемчужно-белом, смещение. Следы наших копыт на обочине грунтовых дорог. Справа бесконечные ряды неподвижных машин. Снова наплывает жемчужно-белое, серо-белое. Взвизги и завывания непонятно откуда. Беспорядочные вспышки света. Еще раз подъем. Туман снижается и испаряется. Трава. Небо теперь ясное и нежно-голубое. Солнце несется к закату. Птицы. Корова жует в поле, пялясь на нас. Перепрыгиваем через деревянный забор и скачем по сельской дороге. Внезапный холодок за холмом. Травы сухие и снег на земле. Ферма с жестяной крышей на пригорке, струйка дыма над ней. Дальше холмы вырастают, солнце закатывается, за ним тащится темнота. Россыпь звезд. Вот дом, вот еще один, длинный проезд к нему мелькает среди деревьев. Фары… Прочь на обочину дороги. Притянем дождь и дадим ему пройти. Я вытер лоб, отряхнул рубашку и рукава, потрепал по шее Барабана. Ехавшая навстречу машина притормозила, приблизившись ко мне. Я увидел смотревшего на нас, разинув рот, водителя. Я чуть тряхнул поводьями, и Барабан продолжал путь. Автомобиль остановился, и шофер что-то крикнул мне вслед, но я продолжал свой путь. Спустя несколько минут я услышал, как он отъезжает. После этого мы долго ехали по сельской местности. Я не спешил, проезжая мимо знакомых ориентиров, вспоминая, как я бывал здесь раньше. Несколько миль спустя мы выехали на другую дорогу, пошире и получше. Там я повернул. Температура продолжала падать, но холодный воздух был чист и сладок. Долька луны сияла над холмами слева от меня. Над головой проплывало несколько мелких облачков, окрашиваемых четвертью луны мягким, пыльным светом. Был очень слабый ветер, случайное шевеление ветвей, и ничего больше. Через некоторое время на дороге стали попадаться рытвины, и я понял, что мы почти у цели. Изгиб и еще пара рытвин. Я увидел валун рядом с подъездной дорогой и прочел на нем свой адрес. Тут я поднял взгляд на холм и натянул поводья. На подъездной дороге стоял фургон, и в доме горел свет. Я свел Барабана с дороги и направил через поле в рощу. Я привязал его у ели, погладил по шее и сказал, что скоро вернусь. И вот я опять на дороге. Машин не видно. Я перешел ее и пошел по противоположной стороне, проходя позади фургона. Свет в доме горел только в гостиной. Я повернул налево, обошел вокруг дома и остановился на заднем дворе, оглядываясь по сторонам. Что-то тут было не так. Задний двор изменился. Пара пришедших в негодность плетеных стульев, приставленных к обветшалым цыплячьим клеткам, которые я так никогда и не потрудился убрать, исчезла. Так же, как, если уж на то пошло, и цыплячьи клетки. А ведь они были, когда я в последний раз проходил этой дорогой. Сухие ветви деревьев, наваленные мной давным-давно, чтобы пойти на дрова, тоже исчезли. Пропала куча компоста. Я двинулся к месту, где она была. Все, что там осталось, это неровный клок голой земли, приблизительно той же формы, что и сама куча. Но, настраиваясь на Камень, я открыл, что могу заставить себя почувствовать его присутствие. Я на миг закрыл глаза и попытался так и сделать. Ничего не получилось. Я вновь посмотрел вокруг, внимательно приглядываясь, но не было видно никакого отблеска. Я уже и не ожидал ничего увидеть, как можно, если я не почувствовал его в такой близости! В освещенной комнате не было никаких занавесок. Оглядывая дом, я увидел, что ни в одном окне не было занавесок, штор, жалюзи или ставней. Следовательно… Я обошел дом с другого конца. Приблизившись к первому освещенному окну, я быстро заглянул в него. Большую часть пола покрывали замызганные тряпки. Человек в кепи и спецовке красил противоположную стену. Конечно! Я попросил Билла продать мой дом и подписал необходимые документы, пока был пациентом в местной клинике. Все это случилось тогда, когда меня, раненого, спроецировала сюда какая-то сила. Вероятно, это было действие Камня во время покушения на меня в Амбере. Это случилось несколько недель назад по местному времени. А мне казалось, что прошел уже год. Ведь я побывал за это время во Дворе Хаоса, где у времени совсем другой отсчет. Да и в Амбере часы идут совсем по-другому. Билл, конечно, выполнил мою просьбу. Но дом был в плохом состоянии. Он был заброшен и разграблен. Потребовалось несколько оконных рам, кое-какая работа на крыше, новые водосточные трубы, нужно было покрасить, надраить, отполировать стены, пол, потолок и, конечно, следовало выволочь много мусора, как снаружи, так и изнутри. Я пошел прочь по склону к дороге, вспоминая, как проделал этот путь раньше, в полубреду, на четвереньках, истекая кровью. Та ночь была намного холодней, а снег был и на земле, и в воздухе. Я прошел неподалеку от места, где я сидел, пытаясь остановить машину. Воспоминания были нечеткими, но я все еще помнил тех, кто проехал мимо. Я перешел через дорогу и прошел через поле к роще. Отвязав Барабана, я уселся в седло.