Андрэ Нортон - Колдовской мир. Том 1

Я смахнул со щеки слезу и вздрогнул от прикосновения своей лапы. Шкура была как наждак. И вдруг меня осенило. Надо ползти дальше, и тогда я узнаю, что это за луч. Нет, я не должен ползти. Меня обволокло чужое тело. Это не моя бородавчатая жесткая кожа. Я не покорюсь тому, кто взял меня в плен. Я должен двигаться стоя. Я человек и пойду навстречу неизвестности в полный рост. Я почувствовал, как возвращаются ко мне прежние достоинство и решимость.

Но удержаться на коротких лапах оказалось очень трудно. Кривой позвоночник переместил центр тяжести далеко вперед. И я опять опустился на четыре лапы. Голова моя почти упиралась в землю, и что делается на два-три метра впереди, я уже не видел. Я поворачивал неуклюжую шею, стараясь увидеть, во что я превратился. Вид мой был на редкость уродлив. Спина горбилась бесформенным холмом, плечи были несоразмерно широки, а поясница узка. Я потрогал лицо неуклюжей лапищей. Губ у меня не было. Узкая щель перерезала пол-лица. Из нее торчали острые клыки. Вместо носа красовалась щель поменьше. На лысой голове уши соединял огромный мясистый гребень. Уши были размером с лопух. Я понял, что такое чудовище, каким стал я, может испугать кого угодно.

Покачиваясь да пошатываясь, чтобы не упасть, я сделал первый робкий шаг, затем еще один и пошел, как ходят по краю пропасти. Луч дрогнул и тоже задвигался. Он скользил впереди меня, и расстояние между нами не уменьшалось. Я успокоился, радуясь тому, что меч со мной, и, хотя мне невозможно им воспользоваться, он все-таки, наверное, меня охраняет. Теперь я, переваливаясь с лапы на лапу, двигался вперед так быстро, как только мог. Я шел сам не зная, куда.

Впрочем, я знал, куда иду. Я здесь затем, чтобы освободить сестру. Где ты, Каттея? Думая о своем уродстве, я испугался, что и ее заколдовали в нечто подобное. И все-таки, куда меня забросила судьба? Скорее всего, это запредельный мир, где человеку жить заказано, где только и обитают вот такие чудища.

А что если и правда Башня охраняет ворота в другие пространства? Хотя зачем Динзилю переселять Каттею в мир, откуда нет возврата. Ведь сказано Лоскитой, что при помощи Каттеи Динзиль хочет получить власть над тайными силами. Зачем ему забрасывать неизвестно куда ключ от потайной двери? Впрочем, может быть, он совершил непоправимую ошибку.

Я порядочно устал, неся свое массивное тело. Пришлось сделать остановку. Я посмотрел по сторонам. Но по-прежнему впереди была только ровная поверхность, которую озаряли разноцветные вспышки.

Что же это за радуга сопровождает меня? Глаза мои к ней привыкли и перестали слезиться. Я посчитал вспышки и нашел определенную закономерность: они объединялись по три, семь и девять. И цвета сменялись в той же последовательности. Это, конечно, было не случайно. Во всем этом была магическая закономерность.

И всякий раз, когда надо было двигаться дальше, • меня терзал один и тот же вопрос: куда идти? И вслед за ним возникал образ сестры. И я произнес громко и жалобно:

— Каттея!

Однажды я уже видел слова, которые потом стали огненными молниями. Вот и сейчас имя сестры возникло передо мной и стало ярко-зеленым кольцом света, в которое превратился шарф. Оно поплыло по воздуху куда-то направо. И я, семеня короткими лапами, заковылял вслед за этим именем, но оно* скрылось в одной из вспышек красного пламени.

— Каттея! — опять взмолился я мысленно.

Снова имя сестры полетело впереди меня. Золотой луч волшебного меча тоже продолжал путь вместе со мной. Я опять прикоснулся к зеленой полоске на лапе.

— Каттея!

И мысли мои становились зримыми и летели вперед, а я шел за ними. Но Каттея молчала. И я стал сомневаться — уж не новая ли это ловушка? Но как бы то ни было, мысль моя торила нам дорогу. Неожиданно после того, как наш путь озарил голубой сполох, я увидел, что впереди какое-то нагромождение красного цвета. Сначала показалось, что это обломок скалы. Затем почудилось, будто это какое-то древнее изваяние. И, наконец, я увидел, что это чудище, вроде меня. Оно нелепо сидело, зажав передние лапы меж колен. Ясно было, что для зверя эта поза совершенно неестественна. Голова его была повернута в сторону моих мыслей, летящих в другое пространство. Одно можно было определить безошибочно — чудище было женского пола. Лицо ее словно вырубили топором — ни рта, ни носа, одни только глазные впадины, из которых стекали похожие на кровь капли. Они падали на грудь и на колени. Это существо было раза в три выше и шире меня. Оно смертельно тосковало, и мне передалась его тоска.

Я не знал, какой образ принимало раньше это уродливое существо. Но сейчас оно было в плену, в заточении. Его страдания окутали все вокруг, словно тяжелое облако. Они тяжким грузом легли на мою душу. Сердце мое разрывалось от жалости. Я хотел как можно быстрее обойти это несчастное создание, но не выдержал и дважды оглянулся.

Затем я оглянулся в третий раз и поднял было уже лапу, чтобы сказать ему слово покоя, с которыми воины Эсткарпа обращаются к тем, кто пал в бою. Но вместо рта у меня была безобразная узкая щель с клыками, и я не мог произнести ни слова. И все-таки я сказал то, что хотел. Я произнес эти слова прощального привета мысленно.

— Земля,— сказал я,— прими свое, вода,— добавил я,— возьми свое, а то, что обрело свободу — да будет свободно и да поднимется ввысь по воле Ситри.

Начало этого приветствия было сказано по верованиям моего народа. Но последние слова появились сами собой. Я даже и не знал таких слов. И в народе моем их не было. Раздавшись в моей душе, они пронеслись над нами, и цвет их был не зеленым, а золотистым, как луч, который двигался впереди меня, как меч. Слова эти коснулись чудовища, слезами которого была кровь, и вошли в него, канули в нем, в его громадном теле.

Некоторое время было тихо-тихо, но затем на меня нахлынули чужие чувства. Мощная их волна свалила меня на пол, словно во время шторма я попал под могучий вал. Я лежал, изо всех сил стараясь преодолеть этот напор чужой личности, чтобы остаться самим собой. Но вот вал чужих чувств схлынул, и я с трудом поднялся. Я увидел, как плачущая громадина опадает, плоть ее напоминала глину, тающую под напором воды. Когда оно осело окончательно, осталась на том месте только груда красной глины.

Я выпрямился во весь рост. И увидел, что луч, скользивший впереди меня, сделался мечом. Чтобы поднять ее, я опустился на одно колено, с трудом нагнулся, протянул к нему бесформенную лапу. Но оказалось, что я не мог его поднять, после долгих усилий мне удалось только слегка подвинуть его. Я снова поднялся. Неясная тревога висела в воздухе. Откуда же она взялась? Может быть, проявив жалость к чудовищу, я навлек на себя страшную опасность?