Мария Бородина - Заземление [СИ]

— Ты, кажется, уже её потеряла, — парировал Азаэль. — Твоему длинноволосому спутнику, как видишь, больше по душе поверженная госпожа Бессамори.

— Не говори так!

— Поверь уж, моё мнение тут не при чём. Они оба говорят за себя сами. Просто понаблюдай за ними.

Зарычав от отчаяния, Миа вцепилась в выступающий из земли корень и вытаращилась на площадку сквозь ветви. Чёрные силуэты механиков суетились меж кораблей, как муравьи, только теперь они совершенно её не интересовали. Взгляд нырял сквозь картинку, не понимая её смысла. Горечь разочарования выжигала в груди огненные узоры. Пришлось закусить губу, чтобы не разрыдаться в голос, ведь Азаэль был прав. Прав, как никогда. Она сама видела доказательства того, что он говорит истину. Сегодня ночью, когда карета гнала во весь опор с Девятого Холма в никуда. Миа благодарила темноту за то, что скрыла её слезящиеся глаза и покрасневшие щёки и молила судьбу, чтобы не позволила магии проявиться спонтанно. Потому что смотреть на Нери, обнимающего Кантану за плечо, было невыносимо.

Настолько невыносимо, что лучше б уж карета сгорела!

Впервые в жизни мысли о смерти не доставляли дискомфорта. Даже когда она парой недель ранее висела над «Мельницей» вниз головой, осознание того, что её настоящее и небытие разделяет пара секунд, не было столь явственным. Сейчас же она представляла всю красоту пустоты в красках. Удивительно, но от этого становилось легче.

— Я тебя расстроил? — хмыкнул Азаэль.

— Да замолчи ты! — насупилась Миа. — А то…

— Что? — перебил Азаэль. — С крыши сбросишь? Как видишь, мне больше нечего бояться.

— И зачем я вообще с тобой пошла?!

— Между прочим, я тебя отговаривал, — заметил Азаэль. Мии начинало казаться, что ему доставляет удовольствие прощупывать чужие слабости и играть на них. — А уж сколько раз я удерживал тебя от глупостей… Или память короткая?

— Что-то ты распоясался…

— А что мне ещё остаётся делать? — Азаэль изумлённо пожал плечами. — Вижу ведь, что погибаешь. И что причина не в твоём прошлом.

Миа ещё крепче обхватила корень. Глаза вытаращились в землю, изрытую черенками, словно желая найти нужный ответ. Но ничего не приходило в голову. Потому что Азаэль снова был прав.

Нери вжался в стену, прислушиваясь к звукам снаружи. За преградой расшатанной двери гремели шаги. Щель у косяка, подёрнутого паутиной, была так широка, что, казалось, его учащённое дыхание можно услышать по ту сторону. Разве мог он предположить две недели назад, что в первый день зимы будет прикидывать, где найдёт его смерть?!

Ситуация не сулила ничего хорошего. Да по лицу Венены было видно, что такого развития событий она не предусмотрела. Теперь оставалось надеяться лишь на удачу.

— Ого, кого я вижу, — довольный голос Венены, наконец, вывел Нери из оцепенения. — Почтенные Покровители! Лачино!

— Лачино?! — повторил Нери, осторожно выглянув из-за плеча Венены. Слишком уж знакомым показалось это имя.

Удивительно, но всё осталось, как и прежде. Никто и не думал бросаться на них. Обитатели комнаты, как ни в чём не бывало, продолжали раскладывать пасьянсы на кровати, флегматично закусывая сушёными яблоками. Странные шестиугольные карты изображали шестерёнки, гвоздики и неведомые механизмы.

— Это Окто пришла, — прокомментировал один из парней, обращаясь к коротышке, сидящему на окне.

— О, госпожа Окто! — с подоконника сорвался юркий паренёк с торчащими передними зубами. Увидев его лицо, спрятанное за толстыми роговыми очками, Нери ещё сильнее укоренился в уверенности, что не одна Венена существует здесь в виде дубля. Паренёк с потока — объект постоянных шуточек и насмешек — тоже просочился в незнакомый мир. Только выглядел он здесь куда более деловито и самоуверенно. — Что привело тебя сюда, да не одну?

— Времени рассусоливать нет, — рядом с Лачино Венена казалась телеграфным столбом. — Спрячь нас!

— Спрятать? — Лачино, приоткрыв рот, стал похожим на кролика.

— Именно! — Венена подпрыгнула от нетерпения. — Ну, чего ждёшь-то ты?!

— А, чёрт с вами! — Лачино приподнял покрывало, обнаружив тёмную щель под кроватью. — Ныряйте, если крыс не боитесь!

— Пошли, — Венена подтолкнула Нери в спину. — Ты первый. Ну, скорее!

— Тише, — прокомментировал Нери, опускаясь на пол. — Твой голос за километр слышно.

Оттолкнувшись, Нери подался в тёмный угол. Низкая перекладина больно шаркнула по спине, задрав рубашку. Серые нити паутины повисли на рукавах, вперемешку с пылью. Захотелось чихнуть. Нери зажал нос, подавляя предательские порывы, и подтянулся на локтях, втискиваясь в тесное пространство. Ноги Венены настойчиво пихнули его в бок, чуть не выдавив возмущённый возглас. Девушка оказалась проворнее. Мгновение — и она уже прижималась к нему в темноте, провонявшей пылью и отходами крысиной жизнедеятельности. Снова пахнуло крепким перегаром, но Нери пришлось проглотить возмущение. У него ещё будет время почитать Венене нотации. По крайней мере, Нери очень на это надеялся.

Покрывало опустилось, отрезая узкую световую линию. Тьма вокруг стала непроглядной и густой.

И точно в тот момент, когда световая нить растаяла, дверь в комнату распахнулась.

Полы коридора стрекотали досками, угрожая проломиться под каблуками. Стены давно потеряли цвет, хотя местами проглядывающие фисташковые пятна намекали на то, что они некогда были окрашены. Одним Покровителям известно, кто и зачем строил это здание и когда оно стало перевалочным пунктом между Первым Холмом и остальной частью Сердца Земли.

Из кухонного отсека в тупиковом конце доносились голоса, стук посуды и плеск воды. Кантана развернулась на цыпочках и разочарованно выдохнула. Воздух отозвался едва уловимым колебанием. Возможность проплакаться в тёмном углу свелась к нулю. Придётся двигаться к выходу.

Платье зашуршало, собирая щепки. Кантана едва отчистила его после приключений в Пропасти и на Пути. Ткань снова обрела густую черноту, но бархат потерял лоск новизны. Радовало лишь то, что вряд ли теперь кто-то будет следить за цветом и качеством её нарядов — на Первом Холме не уделяют внимания подобным мелочам. В конце концов, одежда не определяет человека, и в этом местные правы.

Светлая мысль, наконец, разбавила печаль. Завтра она сможет облачиться в фиолетовое, как всегда хотела, и никто не посмеет возразить! Догадка была тонкой, как паутина, хрупкой и невесомой. Чем не повод для радости? Вот только веселиться совсем не хотелось. Кантана прикусила губу, проглотив всхлип.

Перед глазами воскресли улицы Девятого Холма, опалённые стылым солнцем. Кто скажет теперь, что с мамой всё в порядке? Не сжимается ли ночами её сердце от тоски и невозможности изменить настоящее? Кантана без труда отпустила бы мысли о доме, если бы знала, что Анацеа не жалеет о ней. Увы, догадки диктовали обратное. Кантана видела лицо матери сквозь километры леса и пелену забвения. Анацеа, конечно, держится и не позволяет слезам взять верх. Разве что, поджимает губы и прячет глаза чуть чаще. Но не нужно быть Покровителем, чтобы понять, какая боль прожигает её душу. Её отголоски дрожат на кончиках пальцев, темнеют кругами на веках, морщатся в уголках рта… Если бы только попросить у Покровителей пару секунд, чтобы прижаться к её груди, как в детстве!