Роджер Желязны - Маска Локи

— Но где я был?

— Несчастный случай. Прошлой ночью. Лошади понесли, как говорит твой возчик, такой трус, — и перевернули коляску. Трое сильно пострадали, и их пришлось прирезать.

— Это не дорожное происшествие, Клара.

— Но... так все говорят.

— Они ошибаются. Который час?

— Начало десятого.

Он изогнул шею, чтобы посмотреть в окно, но оно было завешено тяжелым зеленым бархатом.

— Утра или вечера?

— Вечера. Ты проспал весь день, мой бедный.

— Утром я проснулся в странном месте, в комнате, обитой сосновыми досками, где-то в районе стариц. Я находился среди бандитов в цепях, хотя и был свободен. Когда я позвал на помощь, вошел громадный мужчина и ударил меня. В ответ я дважды вмазал ему, но он уложил меня с одного удара. И вот я здесь.

— Какой ужасный сон!

— Это не сон, Клара.

— Что за бред, — холодно сказала она. — Люди могут подумать, что от пьянства у тебя помутился рассудок.

— А не твоих ли это рук дело? Поместила меня среди бандюг, показала мне, как низко я пал — или могу пасть?

Клара, сощурившись, посмотрела на него. Когда она так смотрела, лицо ее делалось непроницаемым, и Луи знал, что она удаляется на миллионы миль, ожидая, что он скажет что-нибудь непростительное.

Луи задержал дыхание и осознал, насколько хорошо он себя чувствует.

Это случилось в следующее воскресенье, когда он со своей женой Анжеликой сидел на мессе. Когда священник монотонно распевал молитвы на плохой латыни и курил ладан, Дух Святой снизошел на Луи Бреве и уже никогда более в этой земной жизни не покидал его.

— Господь — пастырь мой, — прошептал Луи (челюсть все еще болела). — Он заботится обо мне, как заботится о пасхальном агнце иудеев...

Анжелика повернулась, готовая шикнуть, но осеклась при виде нехорошего блеска в его глазах.

— Как Он сохраняет живую кровь Сына Своего, — голос Луи стал громче, — так Он направляет меня и распространяет словно свет. Он возвышает мою душу, растворяет ее в воздухе.

К нему начали поворачиваться соседи, на лицах их читались гнев и смущение.

— Он возвышает меня, как Пророка, и низвергает в пекло, как Люцифера.

Маленькая ручка Анжелики сжала его локоть. Пальцы впились в мускулы, пытаясь причинить ему боль, но безуспешно. Нажимая на нерв, она попробовала поднять мужа.

Луи встал, ведомый только Духом, и голос его зазвучал громче.

— Но Он снова возвысит меня, Меч Господень занесен высоко...

— О, замолчи же! — завопила Анжелика и толкнула его в боковой проход, где он остановился. Затем, словно очнувшись, Луи неуклюже преклонил колени, повернулся и медленно пошел к выходу.

Среди шума голосов он четко расслышал два слова: «Опять пьян».

Но он не был пьян.

Духота под тентом давила, как перед грозой. Напряжение в воздухе вызывало смятение чувств, ожидание чего-то, пусть даже пророчества о близком конце света, лишь бы избавиться от гнетущей неопределенности.

Частично напряжение исходило от заклинателей змей. Текучее движение рептилий, раскачивающиеся тела, головы с раздвоенными языками, все убыстряющийся танец лоснящихся от масла рук — все это наэлектризовало толпу до предела. Напряжение должно было прорваться. И оно прорвалось.

Вслед за змеями настала очередь людей.

— Я прелюбодействовал...

— Я возжелал осла ближнего своего...

— Я избивал жену...

— Я был пьяницей, — слова вырвались из горла Луи Бреве. — Вино было моим другом, сначала добрым и ласковым. Затем стало господином, повелевающим и неумолимым. В конце концов оно превратилось в дьявола, глумящегося надо мною и толкающего к дальнейшим безрассудствам.

— Аминь.

— Я был богачом, известным в округе. Моим лекарством было хорошее вино и французское бренди. Я променял на это лекарство все золото и любовь порядочной женщины. И теперь любое вино стало хорошо для меня.

— Аминь!

— Искушаемый дьяволом, живущим в бутылке, я проматывал свое состояние и расточал золотые монеты моей доброй жены. У грязи в канаве было больше твердости, чем у меня.

Я стал приятелем шлюх и бандитов и, в конце концов, преступников, прикованных к своим киркам и лопатам.

— Аминь!

— Прежние друзья отворачивались, завидев меня. Госп наш тоже видел все это — но отвернул ли Он лицо Свое от меня?

— Нет.

— Нет, Он этого не сделал. Он протянул руку и возложил ее на сердце мое. Сердце это прежде было маленьким и твердым как камень. Но теперь, от прикосновения Господня, оно стало огромным и наполнилось золотым сиянием, и темная кровь вытекла из него. Господь принял меня в лоно Свое. И я больше не пьяница.

— АМИНЬ!

Волна чувств, вобравшая ликование трех сотен изголодавшихся человеческих существ, влилась в душу Луи Бреве. Эйфория от этого была сильнее, чем от любого вина, которое ему довелось пробовать.

— Сын мой, ты замечательно разыграл этот спектакль. Пусть они уйдут, ненавидя и любя тебя. «Богач, известный в округе» и «расточал золотые монеты» — они все проглотили за милую душу.

— Это правда, мистер Лимерик. — Луи все еще держал шляпу в руках. Осознав это, он поискал глазами, куда бы ее положить, и, не найдя ничего подходящего, водрузил на голову. Это вряд ли было вежливо — под тентом он был как бы в помещении, — но Луи не хотел держать шляпу как проситель.

— Конечно, это правда, и ты рассказал об этом с таким чувством.

— Спасибо, сэр.

— Твое усердие заслуживает награды, я не могу позволить тебе уйти с пустыми руками. Как насчет пяти долларов в неделю и содержания? Конечно, в пути ты будешь питаться с моей семьей. — Лимерик кивнул назад, туда, где его дочь Оливия спокойно выбирала из корзины для пожертвований банкноты и сортировала серебро. Ни на мгновение не прерывая своего занятия, она подняла голову и улыбнулась Луи — улыбка была прохладной, как свежая дыня.

— Содержания? — озадаченно переспросил Луи. — Я не понял.

— Если кто-то опустит деньги тебе в карман или в шляпу, это твое. Остальное идет с подаяния. Ясно?

— Это очень щедро, сэр. А что я должен делать, чтобы нести слово Божие?

— Помогать моему мальчику, Гомеру, ставить тент. Приходить на собрания, утром и вечером. И рассказывать эту историю, как сегодня.

— Пока вы будете здесь, я обязательно буду приходить.

— А когда мы двинемся в путь? Ты же хочешь нести слово Божие повсюду?

— Конечно, мне бы этого хотелось.

— Считай, что мы договорились.

В Оклахоме Просвещение явилось в лице его прежней любовницы Клары и имело беседу с Духом Святым и Луи.

— Этот Лимерик использует тебя для наживы, — сказала Клара. — При всей его напыщенности и черных одеяниях ему нет дела ни до Христа, ни до Евангелия. Он пьет втихаря. Он делает из тебя идиота — даже большего, чем ты есть на самом деле.