Роджер Желязны - Маска Локи

— Говорят, это будет война до последнего. Саладин созывает всех правоверных. Не только своих египетских мамелюков, но и аравийских конников, которые сражаются с вами, франками...

— Ты сам наполовину франк, Лео.

— С нами, франками. И еще он приказал туркам-сельджукам и аббасидам прислать свои войска.

— Не слишком ли это много?

— Он намерен изгнать всех франков... всех нас из Святой земли за оскорбление, нанесенное костям Пророка Рейнальдом де Шатийоном.

— А что ассасины? Они тоже примут участие?

Лео скорчил презрительную гримасу:

— Ну что вы, мессир Томас! Они ж не воины. Нет. Это всего лишь секта.

— И поэтому они не столь благородны, чтобы участвовать в сражениях?

— Вы не сможете с ними сражаться, мессир. Вот и все. Они дерутся не по правилам: ножами и удавками.

— Как трусы в темноте, так?

— Да, сэр.

— Для прямой кавалерийской атаки они не подходят. — И Амнет снова принялся за дело.

Мальчик с подозрением посмотрел на него:

— Вы надо мной смеетесь?

— И не думаю. Что еще говорят на базаре?

— Что всех франков изгонят отсюда к середине лета.

— Боюсь, что для этого больше понадобится всадников, чем есть у Саладина. Не важно, кто придет к нему на помощь.

— Говорят, у него сто тысяч воинов. И по крайней мере двенадцать тысяч рыцарей.

Широкий конец пестика чиркнул по ободку ступки, и ритм сбился. Амнету понадобилось два раза стукнуть им, чтобы снова войти в ритм.

Он хорошо знал, каковы силы тамплиеров, и имел некоторое представление о том, чем располагает Орден госпитальеров. Христианские правители по всей стране тоже не беззащитны. Но все вместе это не составит и одной пятой сил Саладина.

— Ты наслушался на базаре страшных сказок, Лео.

— Да, мессир Томас. А что вы смешиваете?

— Это для тебя, Лео. Хорошее зелье от любопытства.

Юноша понюхал смесь:

— Фу!

Королю Ги приятно было смотреть на взмокшего Рейнальда де Шатийона. Сначала де Шатийон вбежал в зал аудиенций, чуть не поскользнувшись на гладком полу. Колени его дрожали, туника была изорвана, привычная насмешливая улыбка куда-то исчезла. Рейнальд был в панике.

Да, удивительно приятно было видеть человека, почитавшего себя выше всех — даже выше короля! — столь испуганным и растерянным.

— Мой государь Ги! — Голос Рейнальда дрожал. — Сарацины ополчились против меня.

Ги де Лузиньян выдержал подобающую паузу.

— Они сражаются с нами со всеми, Рейнальд. Каждый сарацин, способный держать меч, неизменно ищет стычки с франком. Почему ты решил, что чем-то выделяешься?

— Сам Саладин издал декрет, в котором обвиняет меня в преднамеренном богохульстве. Они жаждут джихада.

— А ты что, богохульствовал, Рейнальд? — Ги наслаждался.

— Никогда, по отношению к Господу и Спасителю нашему.

— Добрый христианин, верно?

— Я защищал веру словом и делом. Мне и в голову не приходило, что Саладин сочтет за оскорбление случайно брошенную фразу. — Рейнальд пожал плечами — жест, который никак не сочетался с его недавней истерикой. — Я, бывало, насмехался над неверными. Разве я могу все припомнить? — Внезапно он заговорил вкрадчиво, очень вкрадчиво: — Однако удар, направленный против меня, направлен против всех христиан, находящихся здесь, на Святой земле. Даже против короля...

— Я читал этот декрет. — Ги демонстративно зевнул, скрывая растущее ликование. — Там особо отмечается, что христиане, которые будут укрывать или поддерживать тебя, становятся такими же, как ты. Если мы отдадим тебя Саладину...

— Я уверен, мой государь понимает, что, если король отдаст сарацинам лучшего своего подданного и верного защитника, он будет ославлен по всей Франции как дурак и подлец, попадет под папское отлучение, а может, даже и восстановит против себя войско.

— Хорошо сказано, князь Рейнальд.

— Но король, который поднимет эту опрометчиво брошенную перчатку, который защитит и поддержит вассала, связавшего свою жизнь с жизнью этого короля, — такой король заслуживает звания «Защитника Креста». Такой король прославится во всем христианском мире — от Венгрии до западного побережья Ирландии. Такой король навсегда останется в памяти людей.

Ги погрузился в блаженные грезы. Но ненадолго.

— Известно ли тебе, какое войско собрал Саладин? Более десяти тысяч рыцарей. И сотня тысяч обученных йоменов.

— Слухи превращают десятки в тысячи, — усмехнулся Рей-нал ьд.

Ги несколько растерялся:

— Он хорошо знает свои силы.

— Сарацинские рыцари? Мы бились с ними сотни раз. Легкие доспехи и игрушечные мечи. Кольчуга, которую меч рассекает, как сеть. Шлемы и нагрудники, которые можно проткнуть кинжалом, — тонкая работа, золото, эмаль, — но ничего такого, что не подвластно мечу доброго норманна или даже лангедокского рыцаря. Большинство сарацинских воинов сражаются в льняных одеждах, с тюрбанами на головах. Потряси перед ними мечом, и они тут же разбегутся.

— Но у меня слишком мало воинов, чтобы противостоять Саладину.

— А тамплиеры? А госпитальеры? Они подчиняются вам. Конечно, антиохийцы выступят в мою защиту. Каждый француз и большинство англичан, которые пришли в эту страну, знают, как держать меч. Мы можем выставить несколько десятков тысяч. Этого достаточно.

— Если я призову всех христианских воинов, населяющих Святую землю — от Газы до Алеппо, мы соберем двадцать тысяч рыцарей и тысяч десять вооруженных йоменов.

— Вот видите, сир! У нас преимущество!

— Но это значит — оставить наши крепости без всякой защиты! Если мы проиграем, нам некуда будет вернуться, чтобы залечить раны.

— Если Саладин соберет такое войско, кто тогда нападет на наши крепости? Мы ведь будем преследовать их, верно? Им уже будет не до осады. Не стоит беспокоиться, мой государь. Как только вы издадите декрет, созывающий орденских рыцарей, у нас появится преимущество.

— Ты думаешь?

— Конечно. Разве я не ясно выразился?

— Ты отправишься в Антиохию и созовешь своих воинов. Далее призовешь всех, кто защищает крепости... Если ты настолько уверен, что это не скажется на безопасности страны.

— Мой государь...

— Между прочим, это приказ.

Прежняя жестокая улыбка вернулась к Рейнальду.

— Я должен повиноваться. — Он низко поклонился и попятился к двери.

Ги было любопытно, поступит ли Рейнальд так, как сказал.

Ги де Лузиньян размышлял, а сможет ли он сам собрать всех воинов для того лишь, чтобы защитить одного человека... «Защитник Креста»... Это звучало заманчиво.

— Еще раз, Томас!

В сороковой раз за последний час Томас Амнет занес меч и принял оборонительную позицию.

Меч был варварским, на добрых шесть дюймов длиннее и намного тяжелее привычного, того, которым легко можно фехтовать. Мышцы Амнета напряглись. Причина таких мук была очевидна — Томас совершал еженедельную тренировку.