Илья Колупалин - Эхо Погибших Империй

И меньше общается с отцом.

Отец Ниллона, Омунд Сиктис, оказал огромное влияние на духовное развитие своего сына. Человек начитанный и мыслящий независимо, он, тем не менее, работал простым библиотекарем в прантской городской библиотеке. Впрочем, его вполне удовлетворяла его должность, хотя, по собственному признанию Омунда, в юношеские годы он мечтал пробиться во власть. Жизнь же распорядилась иначе.

Именно отец привил Ниллону любовь к книге. Когда Нил был маленьким, папа часто читал ему. А потом, уже освоив грамоту, сын нередко сам приходил в библиотеку, и Омунд помогал ему выбрать книгу в соответствии с его возрастом и душевными чаяниями.

Однако, несмотря на то, что Ниллон считал, что книги облагораживают и даже как-то возвышают его над другими людьми, он все-таки осознавал, что простого чтения недостаточно для того, чтобы стать достойным человеком и полностью устроить свою жизнь.

Возможно, именно благодаря таким мыслям он сблизился с профессором Райджесом Хиденом.

Кое-как разлепив глаза и поборов желание бесцельно проваляться в постели еще с полчаса, Ниллон усилием воли поднял себя на ноги и минуты две посвятил примитивной утренней гимнастике, состоявшей из приседаний и махов руками и ногами. Только тут он заметил книгу у себя на кровати: читая ее, он и уснул этой ночью. «Жизнь и странствия Фестора Гаюхварта, прославленного корхейского воителя и пирата» — гласила надпись на обложке. Эпизод с абордажным боем – это последнее, что помнил Ниллон. Разве можно уснуть в такой захватывающий момент? Похоже, что можно. Сколько же было времени? И сколько времени теперь? А, впрочем... все это не имеет большого значения.

Натянув рубаху и брюки, Ниллон спустился по скрипучей деревянной лестнице на первый этаж, в гостиную. Мать в выцветшем бледно-желтом халате сидела в шезлонге с отсутствующим видом, лениво пощелкивая тыквенные семечки. Кларисса Сиктис была довольно стройной для своих лет женщиной с каштановыми локонами до плеч и редко улыбающимися тонкими губами. Она работала в прантской ратуше мелким канцелярским работником. Сегодня у нее был выходной.

— Доброе утро, мам! — Ниллон попытался изобразить радушие.

— А я думала, ты проспишь до вечера. У тебя ведь уже день с ночью поменялись местами. Твой завтрак, а точнее, теперь уже обед...

— Эээ... спасибо, мам, я сам найду себе поесть! — Нил постарался произнести это как можно мягче, тут же разворачиваясь в сторону кухни и пряча от матери выражение неловкости на своем лице.

С тех пор как пару лет назад Ниллон заметил постепенное, но неприятное увеличение в объеме собственного живота, он старался по мере сил облегчить свой рацион и больше гулять. Отыскав на кухне пару груш и большой сочный персик, он решил, что они вполне сгодятся для сегодняшней утренней трапезы.

Слизывая текущий по запястью сок, Ниллон видел, как мать, сидя в своем шезлонге, кидает на него взгляды исподлобья. По правде говоря, он никогда не был с ней особенно близок, хотя отец и утверждал, что в младенчестве Нил обожал материнское общество и всегда звонко смеялся, когда Кларисса играла с ним. Но на памяти самого Ниллона мать всегда держалась с ним как-то отстраненно, холодно, как будто была вечно чем-то обижена. Отношения с матерью стали еще более напряженными с тех пор, как Ниллон стал посещать лекции профессора Хидена. «Этот вздорный старик забивает тебе голову всякой чепухой, — говорила Кларисса. — Ты ведь уже не ребенок, Ниллон. Очень грустно, что ты не способен найти в себе сил, чтобы избавиться от его дурного влияния».

Отец Ниллона был иного мнения: он считал, что Хиден не сможет заморочить Ниллону голову против его же воли. Между тем, это очень образованный и прогрессивно мыслящий человек, и общение с ним может принести лишь благо.

Впрочем, это был далеко не единственный вопрос, по которому родители Ниллона Сиктиса не находили согласия. Омунд и Кларисса Сиктисы редко ссорились, однако по характеру представляли почти что полную противоположность друг другу. «И как они живут вместе столько лет?» — иногда спрашивал себя Ниллон.

Доев фрукты и вытерев руки о полотенце, висящее на стене, Ниллон вышел в гостиную со словами:

— Я, пожалуй, прогуляюсь.

— Опять к своему недоумку-профессору? — проворчала мать.

— Нет, мам. Просто славная погода на улице... Ках-ках! — «Черт побери! Откуда еще этот кашель!?»

— Ниллон, ты здоров? — нахмурилась Кларисса. — Что за жуткий кашель?

— Все х-хорошо, мам. Просто еда, видимо, не в то горло попала...

«Надеюсь мой голос прозвучал не слишком деланно беззаботно...»

Мать ничего не ответила, и Ниллон, накинув в прихожей свой бурый жилет, поспешил за порог.

Полуденное солнце со всей своей яркостью ударило Ниллону в глаза: он почти сразу пожалел, что не захватил из дому кепи, козырек которого мог бы отчасти спасти его глаза. Но возвращаться, лишний раз попадаясь на глаза матери, он не хотел.

А кашель был и вправду странный... За последние несколько недель Ниллон пару раз уже замечал его: глухой, раскатистый, идущий словно из самого его нутра. Впрочем, никакого жара или же слабости Нил не ощущал, поэтому оснований думать, что он чем-то болен, он не находил.

Ниллон решил послоняться по улицам Пранта, размять затекшие ото сна конечности. Ниллон никогда не считал, что живет в крупном городе, хотя Прант был вторым по населенности городом Союза Побережья после Меката. Жизнь всегда текла здесь в каком-то лениво-размеренном темпе. Люди с застывшим выражением мещанского спокойствия на лицах день за днем неторопливо плелись по своим делам. Ремесленники работали в своих цехах, торговцы продавали товар в своих лавках, Совет в Ратуше управлял делами города. В формально независимых городах Союза Побережья не было армии — они находились под защитой карифян, которые, по большому счету, составляли с ними единый народ: все они происходили от выживших переселенцев с погибшего более семисот лет назад Эйраконтиса.

Понятия техники и науки были чужды жителям Карифа (как, впрочем, и других государств Роа) — тем не менее, то тут, то там встречались мелкие осколки, напоминавшие людям об уничтоженной технократической цивилизации их предков. Так, Райджес Хиден рассказывал Ниллону, что прадед нынешнего городского головы Меката владел самой настоящей самоходной каретой, работавшей на нефтяном топливе. Позже в ней возникли неисправности, и чинить ее было некому; хотя она до сих пор стоит в мекатском городском музее на всеобщем обозрении.

Архитектура прантских зданий всегда радовала глаз; в основном здесь были небольшие, словно игрушечные, домики разных цветов: бежевые, коричневые, темно-синие, бирюзовые, нежно-розовые... Гости из соседних городов часто сравнивали Прант с лоскутным одеялом, на что местные горожане, впрочем, нисколько не обижались. Особой красотой, помимо всего прочего, отличались прантские крыши: изящно изогнутые, покрытые темной полированной черепицей, они безусловно являлись украшением этого приморского города.