Илья Колупалин - Эхо Погибших Империй

Ниллон прошел мимо трехэтажного, стройного, вымощенного желтым кирпичом здания прантской ратуши, где работала его мать: здесь располагалась еще одна диковинка технической мысли: огромные механические часы, висевшие прямо на башне и позволявшие каждому прохожему, в поле зрения которого они попали, узнать, который сейчас час. Это была своего рода гордость Пранта, ведь в большинстве современных городов были площадные солнечные часы, которые, разумеется, не отличались особым удобством в использовании, а также не работали в пасмурную погоду.

Ниллон посмотрел на циферблат: металлические стрелки с завитками по краям показывали половину второго дня.

«Неплохо поспал. Что ж, чем бы теперь заняться? Пожалуй, пора навестить отца...»

Ниллон решил, что им есть о чем поговорить. Библиотека, где работал Омунд Сиктис, располагалась в двух кварталах от ратуши. Пройдя по длинной прямой Сатребской улице, поросшей тенистыми кленами, Ниллон свернул на улицу Гахира Бафроса, в конце которой и располагалось невысокое, но красивое и ухоженное здание библиотеки. С обеих сторон от входа росли невысокие аккуратные елочки. Взойдя по ступенькам из серого гранита, молодой человек оказался у дубовой двери с массивной узорчатой медной ручкой. Вовремя вспомнив о нормах приличия, Ниллон потянул за кончик свисающего сверху шнура, и где-то внутри здания раздался веселый звон колокольчиков. Через полминуты дверь отворилась, и на пороге показался человек лет пятидесяти с длинным острым носом и растрепанными волосами с проседью, одетый в холщовую мантию темно-синего цвета. Широко распахнутые от удивления глаза придавали Омунду Сиктису еще более чудаковатый вид. Тем не менее, он решил играть в игру, предназначенную для тех посетителей библиотеки, с кем он имел наиболее теплые отношения.

— Приветствую вас, молодой человек! — степенно произнес отец, — Я очень рад, что в этот чудесный солнечный день вы решили посетить храм книги! Очень разумный шаг с вашей стороны. Что ж, милости прошу!

На лице Ниллона уже заиграла умильная улыбочка, но он понимал, что прерывать отца не следует. Расшаркавшись, Омунд сделал приглашающий жест рукой, впуская сына внутрь.

После короткого коридора-прихожей, где царил полумрак, начинался огромный зал библиотеки, который был так уставлен стеллажами с книгами, что тяжело было поверить, что все это – единое помещение. Высокие потолки создавали акустический эффект, из-за которого каждый шаг отдавался гулким эхом. Здесь не возникало желания говорить: атмосфера была такой, что хотелось просто безмолвно приобщиться к таинству книги, ощущая себя лишь мальком в этом необъятном океане мыслей, событий, чувств, которые, накапливаясь веками, отпечатались на бумажных страницах.

Только Омунд Сиктис чувствовал здесь себя как дома. В этой несуразной мантии, с торчащими в разные стороны космами, он вел себя удивительно естественно, как какой-то неведомый книжный бог, рассказывая о своем святилище.

— Здесь, молодой человек, вы погрузитесь в такие глубины, и вознесетесь на такие высоты, о которых в мире, оставшемся позади, вы не могли и мечтать! — между тем они продвигались вглубь стеллажей к бюро, за которым работал отец, — Итак, что бы вы хотели прочесть? Чего жаждет ваша душа? Может, вы – пират, алчущий сокровищ, которому соленый морской ветер и звон абордажных сабель отраднее, чем тепло родного очага? Или мудрый правитель, по одному указанию которого летят головы злодеев и разгораются праведные войны? А может, вы – простой путник, заплутавший в дебрях коварного непостоянства этого мира? А? Что вы скажете?

— Похоже, тебе тут скучно, — произнес, наконец, Ниллон.

Через мгновение оба расхохотались.

— Месяц! — вдруг воскликнул отец. — Нил, ты можешь себе это вообразить? Ме-сяц! Такого у меня, кажется, еще никогда не было. Да, народ с годами не становится более читающим, но чтобы целый месяц ко мне никто не заходил... Даже не знаю, что думать на этот счет.

— По крайней мере, один верный читатель у тебя будет всегда! Сейчас меня занимает книга о Фесторе Гаюхварте – ее я, правда, приобрел в книжной лавке: мне Эд порекомендовал. Стоящая вещь!

— Язык красивый, — отец почесал бороду, задумчиво кивая, — но историческая правда местами сильно искажена. Впрочем, твой выбор.

«Свобода выбора – самое ценное, что у нас есть, и в книгах в том числе. Этому научил меня ты».

— Я тут уже переживаю, — продолжил отец, — как бы у Совета не возникло желания закрыть библиотеку за ненадобностью.

— Этому не бывать, пап! Библиотеку тронуть они не посмеют.

— Когда-то так говорили и про университет, и про театр, — печально вздохнул Омунд Сиктис. — И что в итоге? Эх, ладно... Ты хотел поговорить?

Ниллон не сразу ответил. Он шел в библиотеку просто проведать отца, к тому же он давно не бывал в этом слегка загадочном, тихом месте. Но кое о чем он все-таки не мог умолчать.

— Ты знаешь, пап, меня беспокоит мать... — услышал он свой голос.

— Правда? — Омунд даже не нахмурил бровей. — И давно?

Этот вопрос поставил Ниллона в тупик.

«Столько, сколько я ее помню».

— Давно ли? Сложно сказать... Такое ощущение, что она хочет, чтобы я перестал ходить на лекции профессора Хидена.

— Ты хотел сказать: чтобы ты перестал общаться с профессором Хиденом?

«Ты всегда был жутко проницателен, отец».

Ниллон никогда не расценивал профессора Хидена как своего друга – на его взгляд дружба между ними была невозможна из-за колоссальной разницы в возрасте, но он все-таки осознавал, что некое родство душ неразрывно их связывает.

— Называй это как хочешь, — бросил Ниллон, — но, похоже, профессор ее просто бесит.

— Она в этом не одинока, — усмехнулся отец. — Многие в этом городе недолюбливают старика: Райджес Хиден имеет такой склад ума и является носителем таких мыслей, которые едва ли разделяют даже мудрейшие из живущих. И что самое поразительное, он не боится высказывать их на публике. Мое мнение ты знаешь: я рад, что ты общаешься с ним. Он не из тех, кто будет отмалчиваться в стороне, когда вокруг творится сущий хаос. Такие люди способны будоражить душу и разум! А ведь это и есть жизнь! Мне ли тебе объяснять, Нил?

Отец перевел дух.

— Ну а что до матери… Она смотрит на вещи со своей башни, а ты – со своей. Одна из самых больших ошибок в жизни – пытаться угодить всем и каждому. Когда человек мыслит самостоятельно, всегда найдутся те, кто его осудит – ведь большинство привыкло жить по указке тех, кто богаче и сильнее их.

Ниллон ожидал от отца примерно таких слов, но он все же был рад услышать их.

— Ты совсем не глупый парень, Ниллон, — Омунд положил руку на плечо сына, — но ты еще не нашел своего пути. Кто знает, может, именно Хиден поможет тебе в этом. Признайся, – хотя бы самому себе, – ты ведь не хочешь до конца своих дней прожить в этом городе зевак и торгашей?