Екатерина Лебедева - Конечная станция — Эдем

А на горизонте уже вставала заря. Верхушки сосен, подсвеченные пожаром, походили на мачты военной эскадры. Ворота были открыты, и фургон проскользнул в них, шаркнув колёсами по резиновой полосе, отмечающей границы двора. Дорога, уходящая в горы, была покрыта слюдой. Я засмеялся и снова нажал на газ, выжимая последнюю мощь лошадиных сил, выводя машину туда, где ещё ютились остатки тьмы, забиваясь в расщелины; к спрятанной в лесу железной дороге и серебряным рельсам, молчаливо протянутым в любую точку доступного космоса.

Туда, где нас уже ждал «ЦВЕРГ».

Под аккомпанемент тихого побрякивания гранаты фургон лихо спустился с холма, притормозил и буквально на цыпочках преодолел последние метры до столбов, отмечающих начало импровизированного вокзала.

— Выгружайтесь, — скомандовал я, откидывая брезент.

В нос ударил запах — мочи, страха, пота и испражнений. Кто-то не выдержал. Ничего удивительного, я гнал, как однорукий шарманщик, хлопнувший шнапса. Оставалось надеяться, что хрупкие кости моих подопечных и не такое переживали.

Первым вылез Мауэр.

За ним — старушка в розовой кофте с пораненным лицом. Я принял её на руки и ощутил жар, прожигающий птичьи кости. Скверно. Что там Ланге болтал про тиф? Старуха не могла стоять на ногах. Я передал её Альберту, курчавому продувному гному с физиономией маклера. За него можно было не беспокоиться — такие выживают при любой погоде, в войну и в лагерях, и даже организуют себе гешефт, выгодно обменивая зубные коронки.

Остальные выползли сами. Я пересчитал — двенадцать.

— За мной!

— Куда вы нас привезли? — со страхом спросила женщина в цветастом халатике, из-под которого выглядывала ночнушка.

Я не ответил.

Как ни странно, под голубоватым электрическим светом не замечалось движения. Никто не встречал нас с автоматом наперевес. Видимо, шум в пансионате привлёк всю боевую силу. И всё же расслабляться не стоило.

— Мальчишечка, — выплюнул Мауэр. — Штурмовичок, эй!

— Слушаю?

— Хотите задействовать мотовагон?

— Я бы предпочёл ковёр-самолёт. Но раз у вас его нет...

— У фрау Бибер идёт кровь! У фрау Визенталь перелом носа и тоже кровь, она не может дышать. Слышите, вы... вахмистр? А что будете делать, если начнётся сердечный приступ?

— Ничего, — сказал я. — Больных и немощных я кидаю в ров и засыпаю известью. А потом притаптываю могилы пудовыми сапогами. Так?

— Болван!

Я пожал плечами. Пожилой путеец залез на пригорок и очутился рядом. Его подбородок воинственно трясся:

— Послушайте, Коллер! Даже если вагон исправен, куда вы на нём поедете? До Регенфельде? Туда, где нас встретят директорские подручные? Я же говорил, на линии нет промежуточных станций, и места там болотистые.

— Правильно. Поэтому мы поедем в обратную сторону.

— Что?!

Он выпучил глаза.

— У автомотрисы ведь две кабины? А рельсы ведут до самого Линдсберга.

— Но дорога закрыта!

— Где-то я такое уже слышал.

Горьковатый утренний воздух рассеивал голоса и звуки. С гор опять спустился туман, а вместе с ним влажность и холодок близких осенних заморозков. Вереница ламп на ажурных кронштейнах казалась выточенной из хрусталя.

Я поёжился. Засохшая кровь из мелких порезов образовала что-то вроде нагрудника, но, разумеется, не давала тепла. Надо было содрать футболку с того парнишки, что ждал Людвига. Всё равно, она ему не скоро понадобится.

Поезд дремал на путях, там, где я с ним и расстался. В утреннем свете он выглядел ещё более громоздким и несуразным, с оранжево-чёрными ограничительными полосами, площадкой для крепления мини-крана и заострёнными зеркалами, напоминающими рога. Я обрадовался, заметив откидную лесенку в пассажирский отсек. Отсутствие перил – это мелочи, а вот второй раз подсадить толстуху на собственном вертолёте я бы уже не смог. Не хватало горючего.

— Мы поедем на этом? — усомнилась Афрани.

— Надеюсь, что да.

— А вы умеете им управлять?

Я не успел ответить. От серой коробки пакгауза отделился человек и медленно пошёл к нам, помахивая рукой, как на прогулке. Он был в кепи, небрежно сдвинутом на самый затылок и куртке военного образца. Оружия, судя по всему, при нём не было — расстёгнутая кобура висела пустым кульком.

— Вам чего? Вы кто такие?

— Ультерих!

На его лице — пропитой физиономии отставного лентяя — отобразилось крайнее недоумение. Я не стал ждать, пока он сложит простые числа, и сделав шаг вперёд, сократил расстояние. Он заморгал. Напряжённая работа мысли никак не вязалась с крепким перегаром и щетиной, которая приобретается лишь многодневным пьянством.

— А что там за сыр-бор? Вроде как взрыв!

— Вроде того, — согласился я. — А вагон у тебя на ходу?

— Этот? Небось, не протух. Чего с ним сделается?

— Заправлен?

— Дак вчера. А тебе для чего знать? Ты вообще кто такой?

Бледный луч карманного фонарика обежал нашу группу и упёрся мне в пупок. Я оглядел платформы, быстро шагнул вперёд и отбил руку этого обозревателя. Он хрюкнул и открыл рот, чтобы закричать, но увидев, пистолет, передумал. Только глаза вылезли из орбит.

— Слышь, это зачем?

— Чтоб ты не прыгал. Где твой напарник?

— Дак ест. Позвать?

— Зачем? Пускай себе ест. А ты раскочегаривай свой паровоз, дружище, будешь за главного. Дитрих сказал проверить новый маршрут.

— Д-дитрих?

Он проследил направление моего взгляда и замотал головой, так что задёргались дряблые щёки:

— Туда нельзя! Видишь, там загородка!

— Так убери её, умница.

Вся эта ситуация начинала меня напрягать. Силы заканчивались, я чувствовал, как секунды улетучиваются и лопаются как мыльный шар. В любой момент на пригорке мог показаться транспорт с вооружёнными футболистами: в гараже, прикрытый брезентом и ветошью, стоял ещё какой-то автомобиль. Автобус или грузовичок. В конце концов, они могут и устроить пробежку, расстояние-то смешное.

Постанывая, железнодорожник побрёл в туман, бормоча что-то про стрелку. Мауэр трусцой побежал вслед за ним, я сунул ему пистолет. Мосластый парень с кувалдой всё не появлялся. Я представил, как он ест: обстоятельно намазывает маргарином ломоть белого хлеба, посыпает сахаром, запивает горячим кофе, а после хряпает водочки. Мне захотелось хряпнуть водочки. И заесть её куском хлеба – можно с сахаром, а можно и с крупной зернистой солью.

— Ведь это долго — завести паровоз? — дрожа, спросила Афрани.

— Если он на ходу, то недолго. Это не паровоз, а автомотриса. Включил зажигание и вперёд.

— Как грузовик?

— Ну, не совсем. Но похоже.

— А если они сейчас появятся? Что тогда делать?

— Плакать.

Она втянула воздух сквозь сжатые зубы и крепко зажмурилась. «На худой конец, у нас есть граната», — мрачно подумал я, прижимая к себе хрупкие девичьи плечи. — Взорву всё к чертям. Только не суетиться. Выждать, чтобы Полли подобрался поближе, и уже тогда...»