Дарья Беляева - Болтун [СИ]

Но сама фраза говорила о чем-то, поэтому повторялась и повторялась, как записанная на пластинку. Октавия потянула меня за руку, и я вспомнил, что нужно бежать. Оно вдруг свернуло за угол, и я подумал, даже страшнее не видеть его. Отчасти мне хотелось последовать за ним. Видимый враг уже не всесилен, по крайней мере не вездесущ.

Вслед нам неслась все та же фраза. Подсказка, подумал я. Но я не чувствовал в ней своего бога. Кто-то другой пытался поговорить со мной.

Я хотел послушать его, но в голове стучала кровь. Теперь Октавия бежала впереди, тянула меня за собой.

— Влево! — говорил я.

— Теперь направо! До конца коридора!

Мы бежали в спортзал. Я рассудил, что там достаточно места для маневра и нет окон. Это значило, что, по крайней мере, оно не увидит нас, а мы его увидим. И у него будет только один способ войти — через дверь. В зале пахло резиной, футболками, нуждавшимися в стирке, и еще чем-то нестерпимо школьным, что и определить было никак нельзя. Я закрыл дверь, перетащил к ней несколько спортивных снарядов, смело встретил критику Октавии.

— Не очень надежно.

— Хочешь скакалкой перевяжу?

Зал был просторный, с ним почти ничего нового не сделалось. Может, ремонт до него не добрался, а может помещение это всегда было вполне сносно. Воспоминания об уроках физкультуры на меня не нахлынули, однако некоторую приятную ностальгию я испытал.

— Эта фраза, — сказали мы с Октавией одновременно, переглянулись, затем снова уставились на дверь. Я сел на мат, запрокинул голову, посмотрел в потолок, но долго таким образом функционировать не смог. Внимание мое снова, как магнит, притянула ручка двери. А если оно придет?

Тогда нужно будет его встретить. Хорошо, что остались еще на земле очевидные вещи.

— Это была подсказка, — сказал я. — Но не от моего бога. Это вообще не его игра. Я совершенно его не чувствую. И все же нам что-то пытаются сказать.

Мы замолчали. Я рассматривал тесак. Свет в его начищенном лезвии закруглялся, превращался в маленькое солнце. Я рубанул им мат, искусственная кожа легко разошлась, явив миру белую набивку.

А потом Октавия вдруг вскочила, принялась ходить из стороны в сторону.

— Аэций, вспомни, как оно выглядело.

— Очень страшно.

— Да, спасибо, но тем не менее. На нем были брюки и свитер. Такая обычная одежда.

— И оно просто использует это тело. Думаю, оно мертво.

— А я думаю, что не совсем! — воскликнула она. Глаза ее засветились неожиданным вдохновением.

— Ты видел, что в его пасти? А помнишь, что говорила Санктина. Об измерениях между мирами, о царствах богов.

Я помнил, даже мог дословно воспроизвести, но Октавия не дала мне этого сделать, продолжила.

— Возможно, это человек, который попал в дыру в мироздании! Он просто хочет умереть!

— Я не уверен, что ему в этом можно помочь.

— Я думаю, он и сам этого не знает. Просто хочет!

Он говорила с восторгом маленькой девочки, решившей непростую задачку. Или студентки, которая сумела обосновать свою научную работу надежным образом.

А потом до нас обоих дошел весь ужас этой ситуации. Это даже не было существо. Точка в пространстве, проглотившая человека с его судьбой, его душой, его звездами. Оно выскребло его, выскоблило, а тело осталось. Не больше, чем костюм. Оно использовало его, чтобы передвигаться и пожирать. Разумное настолько же, насколько коацерватная капля.

А душа того человека была вокруг нас.

Октавия подошла ко мне, обессиленно села рядом. Я думал, что если узнать, что это такое, станет легче.

А на самом деле стало даже страшнее.

— Никогда ни о чем подобном не слышал, — сказал я. А потом подумал, может этого на памяти моей не было. В Бедламе всегда пропадало множество людей. Отчего бы и такому способу не существовать. Этого уже никто знать не может. А если и мы тоже никому не расскажем?

Октавия вдруг крепко взяла меня за запястье. В другой ее руке был нож. Она вся дрожала.

Я сказал:

— Мы убьем его. То есть, не то чтобы выйдем на охоту прямо сейчас. Подождем его здесь, а потом убьем.

Она сказала:

— Если только это возможно.

И тут же засмеялась:

— Зато мы нашли дыру в мироздании.

Глаза у нее были красными, и она шмыгнула носом. А потом вдруг зашептала быстро-быстро:

— А если мы умрем?

Я покачал головой, но прежде, чем я что-либо успел сказать, Октавия добавила:

— Я люблю тебя, Аэций. Люблю тебя и ни о чем не жалею.

Она поцеловала меня в губы, а потом отодвинулась, словно мы были чужие люди. Мы оба снова посмотрели на дверь.

— Расскажи мне еще. Давай отвлечемся.

Я открыл кран, и воспоминания полились беспрепятственно, словно теперь их вообще ничто не сдерживало. Это было даже хорошо.

Наверное, вся жизнь перед глазами пролетала, но я без труда остановил ее на нужном моменте.

Народ воров справедливо считают плутами, презирающими законы. Однако более верных своему слову людей в личных, человеческих договоренностях мне встречать не приходилось. Это милосердные, смелые люди, созидающие намного больше, чем разрушающие. Они пылкие враги, но преданные друзья.

Они не жестоки, однако понятия о добром и злом у них столь сильны и ярки, что иногда они кажутся слишком пламенными воинами. Их намного меньше волнуют материальные ценности, чем принято считать. Красота, в конце концов, духовная пища, они не наживаются на ней, не ищут богатства. Большинство воров, которых я знал, пребывало в грезах столь прекрасных, что я часто жалел себя — ведь я и представить не могу подобной красоты.

Впервые я столкнулся с ними близко, когда Дарл устроил мне поездку в Дакию, край этого народа. Воры с древних времен вели кочевой образ жизни, не задерживаясь на одном месте подолгу. Они исполняли желания богини, а затем двигались дальше. Во времена, предшествовавшие моему воцарению, они путешествовали по окраинам Империи и по иным царствам. Сердце Империи, однако, было для них закрыто. Столицей их народа считалась Дакия, она же и была единственным их городом. Обустроенным, впрочем, не в пример лучше Бедлама.

Прежде я видел воров, даже разговаривал с ними — они имели свои связи среди бездомных, искали тех, кто может предоставить им информацию о местонахождении чего-то красивого. Они всегда были мне интересны, однако я не имел возможности пообщаться с ними близко.

Поэтому, конечно, я был вдохновлен перспективой. В то время горизонты стали ближе, меня воодушевляло почти все. Я готовился к действию, я был как зверь за минуту до броска — все время напряжен, однако это оказалось приятное чувство, оно разливалось по мне, как огонь. У меня уже были свои доверенные лица, среди них оказались как бывшие военные, так и люди, с виду совершенно не приспособленные к такой работе. Одной из таких была госпожа Эрмелинда. Это была старая дева, посвятившая свою жизнь работе в детской библиотеке. Подпольно она торговала книгами, с ней была хорошо знакома Дейрдре. Эта спокойная женщина с привычкой до красноты мыть руки после еды и жутковатой подозрительностью, продемонстрировала внезапно удивительные тактические способности.