Дарья Беляева - Жадина [СИ]

— А неофициальная — существование народа живых мертвецов, — говорит Офелла.

— То, что ты об этом знаешь, само по себе настораживающий фактор. Я думала, Ниса дорожит друзьями и будет осторожнее.

— Мама, пожалуйста, — говорит Ниса, но тише, чем обычно. Я говорю:

— Вы что собираетесь нас убить?

— Что? Вы серьезно? По-вашему я развлекаюсь убийствами молодежи на досуге, прямо между делами внешней и внутренней политики. В лучшем случае, вы будете молчать из жадности, в худшем — из страха. В Парфии достаточно людей, которые могут заняться вами вместо меня. Я не собираюсь вам угрожать, никоим образом. Наоборот, я рада, что у Нисы появились друзья.

— Странно, но совершенно на это не похоже, — говорит Юстиниан. Сигарета Офеллы почти догорела, розовый фильтр прячется в ее бледных пальцах.

— Вы просто чудо какие дружелюбные, неудивительно, что вы с Нисой поладили.

Санктина похожа на Саддарвазех. Она такая же неприветливая, такая же искусственная и такая же неизъяснимо притягательная. Они с этим темным городом просто созданы друг для друга.

— Твой отец, Ниса, очень волновался. Прости, что мы вынуждены были покинуть тебя.

— Вы бросили меня.

— У нас были дела.

— Как так получается, что ваши дела всегда важнее меня?

— Мы влиятельны и увлечены работой, дорогая. Прошу тебя, здесь же твои друзья, а не мои. Твой подростковый бунт давно должен был окончиться унизительной неудачей.

И тогда я понимаю, она делает это специально. Она говорит все это не потому, что не понимает, как больно Нисе. Она говорит все это, чтобы Нисе было больно.

— Зачем вы так себя ведете? — спрашиваю я. Санктина не реагирует, но машина разгоняется, и я понимаю, что попал в точку. Марциан — детектив-психолог. Я повторяю свой вопрос, потому что когда повторяешь слова, твой собеседник уже не может отвертеться.

— Что ты имеешь в виду?

— Обижаете свою дочь, — говорю я. — Вы делаете это специально. Это неправильно.

— О, ты хоть в чем-то на нее похож, — говорит Санктина. — Теперь еще сложнее смириться с тем, что ты слабоумный варварский детеныш.

— Нет, — говорю я серьезно, ничуть не разозлившись. — Вы сейчас так сделали, чтобы я думал, что вы обижаете вообще всех. Это тоже специально.

Детектив-психолог должен быть последовательным до самого конца. Санктина смеется.

— И вправду, — говорит Юстиниан. — Вы иллюстрируете понятие «плохая мать» даже лучше, чем описания клиента в середине психотерапии. Я даже удивлен, что Ниса не занимается творчеством.

— Юстиниан! — говорит Офелла.

— Что? Ты же тоже разозлена!

— Мы здесь в гостях. Нужно вести себя прилично!

Ниса остается на редкость безучастной к тому, что нам хочется ее защитить. Она не раздражается, но и не проявляет интереса. Разговор становится все неприятнее, все больше похожим на сон, когда у тебя температура — бессмысленным, выматывающим и от него холодеют руки.

Санктина говорит:

— Не вынуждайте меня, я не хочу действовать решительно. Я же сказала, что не люблю радио.

Легкомысленность и легкость сочетаются в ней с холодной мертвенностью, и по-своему это красиво. Санктина — льдинка в сладком алкогольном коктейле.

Мы, наконец, подъезжаем. Я понимаю, что совершенно не в силах сказать, сколько времени прошло. Санктина обладает удивительным свойством, время с ней действительно летит незаметно. Так обычно говорят о приятных людях, но и за мучительным разговором поездку скоротать тоже можно.

Родители Нисы богатые, я это знаю, поэтому и ожидаю чего-то другого от ее дома. А вижу такой же симпатичный, но сарайчик, огражденный золотым забором. Словно все деньги ушли именно на этот забор, да и то квадрат получился небольшим. На другой стороне я вижу еще несколько таких построек, от тех, что в начале нижнего города, они отличаются только красивыми заборами.

На воротах забора, ограждающего дом Нисы, два золотых голубя держат два цветочных стебля. Я вижу розу и лилию, и их силуэты кажутся мне знакомыми. То есть, в этом-то ничего удивительного нет, потому что я живу в мире, где есть цветы, и они попадаются мне на глаза.

Но сама техника исполнения кажется мне очень и очень родной.

Хорошо видно, что в этом городе живут хищники. И пусто, мне кажется, потому, что хищники не слишком любят бесцельно гулять. Мне так не нравится, я люблю смотреть на разных людей.

Санктина вводит код на панели, и ворота, такие старомодные с виду, с автоматическим щелчком открываются. Это тоже оказывается неприятно, словно мы входим в дом с привидениями.

В крохотной постройке едва уместятся два человека, и как там живет Ниса, я представить себе не могу. Абсолютно черное здание в месте, где не хватает освещения (потому что сколько бы искусственных светил ни повесили вокруг, они никогда не станут солнцем, будет где слишком ярко, а где и почти темно), выглядит не слишком заметно. Кровля крыши украшена тонкими золотыми узорами, похожими на чешуйки. Рисунок объемный, словно сделанный глазурью, и это придает зданию некоторое сходство с пряничным домиком, но в его черноте нет ничего милого.

Перечный домик, думаю я. Я не нахожу ни единого окна, но это меня даже не удивляет. Наверное, я потерял способность к культурному шоку.

Перед дверью еще одна панель, к которой Санктина прижимает большой палец. Технология выглядит дорогой и надежной, но совершенно ненужной для такого маленького, не имеющего возможности быть значительным пространства. Мы стоим позади Санктины, и я смотрю на Нису, но она отводит взгляд.

Как будто теперь я знаю о ней нечто постыдное, хотя на самом деле стыдно здесь быть только Санктиной. Ну, еще, может быть, Юстинианом. Он делал много ужасных вещей и часто обнажается на публике.

Санктина пропускает нас внутрь, и мы оказываемся в просторном лифте. Для лифта помещение очень и очень большое. Насколько оно крохотное и невероятное для дома, настолько же роскошно-огромное для лифта. В отличии от лифтов Империи, этот не выглядит просто транспортом. Он часть дома, так же заботливо украшенная. На стенах черно-белые обои с цветочным орнаментом, панель затейливо украшена вензелями, и каждая кнопка блестит от крохотных вкраплений драгоценных камней, которые окружают ее.

Этажей в доме четыре, и мы на первом. Тогда я все понимаю.

Это город, растущий вниз. Он уходит под землю, он наизнанку и наоборот. Мне становится так странно, что я вздрагиваю, когда лифт издает мягкий звон, оповещая, что мы приехали на третий этаж.

А когда открываются двери, я понимаю, отчего никто не гуляет снаружи, отчего так безвидна нижняя часть города. Им никуда не нужно выходить, они живут в роскоши и красоте, забывая о бессолнечном мире.

Мы оказываемся в длинном коридоре, потолки украшены таким искусным сплетением серебра и золота, что мне кажется, я вижу множество образов, хотя на самом деле орнамент ничего не изображает. Мне чудятся цветы, животные, ягоды и птицы, спаянные в невероятной сложности, которую называют еще миром.