Елена Белова - Звездный дождь-2 [СИ]

— Син!

Южанин снял с головы чье-то платьишко, потерянно осмотрелся.

— Я не хотел… не понимаю, куда нас занесло. И почему…

Хороший командир не ругает солдата за то, в чем тот не виноват.

— Почему — ясно, — ободрил Тир вымотанного зартханца. — С таким-то грузом да с усталости… удивительно, что нас так перебросило. Могло и покрепче приложить.

— Что значит — талантливый человек, — тут же включился в ободрение Дан. — Даже ошибка к пользе. Клод, ты глянь сколько тут штанов! Хватит года на три, даже если ты будешь в день осматривать не пару, а три-четыре…

— Сейчас ты у меня микстурой заинтересуешься. Повышенной горечи.

— Мальчишки, не ругайтесь. Сейчас Син отдохнет, и…

— Это Прачка, — тихо проговорил новенький. — Заводь на речке. Сюда горожане приходят купаться и вещи постирать. Тут охрана есть. И людей обычно много.

— А где они сейчас?

— Наверно, там… — Син кивнул куда-то за деревья, обступавшие маленькую компанию со всех сторон.

Дан глянул — и поперхнулся очередной шуточкой. Ивы, окаймлявшие песчаный берег, были высоки. Но не настолько, чтобы полностью заслонить два шпиля над темным силуэтом крепости. И водопады, выливающиеся из окон башни…

Песок показался льдом.

— Недалеко же мы ушли, — потер плечи Дан. Незнакомый, непривычный для Дана жест. Страх?

— Да. Хорошо бы подальше…

— Вот почему тут пусто. Все туда убежали.

— Мряу!

— Мальчишки, смотрите… что это, а?

— Ох…

И Звезда замерла, не в силах оторвать глаз от темного силуэта, точно нарисованного умелым живописцем. Или не очень умелым. Или…

Крепость… таяла. Первыми исчезли шпили. Их просто стерло с «картинки», будто замок был песчаным домиком, сложенным детьми… хрупким домиком. А потом взошло солнце, и песок посыпался. Вот сгладился край острой крыши… по воздуху полетела золотистая от солнца пыль… вот зубцы крепостной стены смягчились… истаяли… вот на глазах короче становится угловая башня…

Благословенное божьей парой Убежище Ордена Опоры таяло на глазах, рассыпаясь в прах, и ветер доносил крики паствы: изумленные, негодующие, злые…

— Что это, а? — девушка прижала к губам пальцы, будто не веря.

— Это мы? Мы натворили?

— Ну ты даешь, Дан. Приложил от души.

— Я? А я-то тут при ч… хм…

— Зачем вы это сделали? — Ансельмо сжал кулаки. — Зачем? Там же люди, там книги! Там… зачем, вы ведь все равно выбрались уже! Зачем рушить?

— Послушай, ты, — прищурился маг с луком… но Дан ухватил его за руку, и тот умолк.

— Люди успеют уйти, — странноватым тоном проговорил зеленоглазый чародей. — Видишь, она не рушится, просто… тает. И книгам ничего не будет. Раскопают, если что. Успокойся…

Да что он понимает?! Ансельмо отвернулся. Маги…

— Ой, смотрите… — продолжился за его спиной разговор.

— Хорошо бы не смотреть, — предложил разумный лекарь. — Хорошо бы все-таки отсюда уходить. — Син, ты…

— Я попробую.

— Не надо пробовать. Посиди, отдохни…

— Могу помочь, — предложил незнакомый голос. И, заслоняя крепость, в воздухе быстро проступил-вылепился силуэт дракона.

Ансельмо отшатнулся. А маги наоборот, навстречу кинулись. Сумасшедшие. Он же их съест, даром что говорящий… говорящий?! Так маг не врал? Драконы разумные?

— Ррахон! — от радостного крика, кажется, даже зеленое чудище присело.

— Подвезти? — предложил говорящий дракон.

— А то! — радостно отозвалась девушка. — Ой…

— Что?

— Интересно, «кустик» не откажется покататься на драконе?

Голова болела чудовищно. Волна за волной накатывали на измученный мозг, заставляя задыхаться и по-плебейски сжимать кулачки, удерживаясь от стонов. Бессильно сжимать. Потому что знаешь — после краткой, в пушинку, передышки накатит новый вал колко-режущей, почти рвущей боли. Вымораживающей изнутри. Не-вы-но-си-мой. И стон все равно прорвется через сжатые зубы. Перед этой болью тускнели и мамины «воспитательные меры», и «вразумление», через которое в обязательном порядке проходили новые маги Ордена.

Марита устало подумала, что, похоже, скоро умрет. А еще — что немногим удается прожить свою жизнь настолько глупо и бесполезно, как она.

Что после нее останется?

Она не героиня романсеро. Она всегда отступала. Перед матерью, перед традициями рода, потом перед орденскими поводырями. Перед котом, и то…

Что останется, кто ее вспомнит?

Разве что Латка, которую она все-таки научила читать. И то поначалу не от чистого сердца. А ведь землевичка искренне к ней привязалась. Заботилась по-настоящему. И остальные ее не бросили, не ушли. Лечить пытались…

Не бросили? Они ушли.

Неправда.

Ненавистный голос глумливо хмыкнул. Новая волна боли…

Ушли, оставив с тобой самых бесполезных. Тебя уже бросили, глупая! А ты даже не поняла.

Неправда.

Когда она очнулась — несколько ниток назад — подошел Стимий. Поил водой, вздыхал, что рано она очнулась, про остальных рассказывал. Так что слушать «наездника» она не собиралась. Даже если бы не она не поверила Стимию… верить захватчику — невозможно. Да еще такому. Голос был снисходителен и самоуверен, сама эта интонация, свысока, «это-все-для-твоей-же-пользы», мгновенно вызывала к жизни воспоминания о наставлениях матушки Лижбет, со спокойной душой продавшей дочь орденским отче. О вкрадчивой манере отче Домита. Ненавижу.

Как же глупы женщины! Лежит связанной на обрыве и верит, что в этом ничего особенного, что за ней вернутся!

Верю. Потому что если не верить им — то жить уже просто незачем.

Ты еще можешь получить пощаду. Слышишь? Только поможешь с отловом Арката. Он опасен.

Нет.

Только Арката! Я не заставляю тебя сдать остальных. Только этого. Он чужак. Он ведь и для тебя опасен!

Нет. Нет. Сначала вы потребуете Арката. Потом скажете, что для меня опасен Тир. Потом — Латка с ее котом… нет уж.

Дура!

Пошел к Злишу, — выдохнула Марита. И стиснула зубы, приготовившись к новой волне…

Зашуршала трава. Пахнуло кожей и дымом. Хрустнули камушки — рядом кто-то присел.

Стимий.

Не сейчас. Сейчас ей не под силу разговаривать… Мне сейчас не…

— Марита, ты как? — не дождавшись ответа, бывший орденец положил мозолистую руку ей на лоб. — Спишь?

Что-то случилось в этот момент. Что-то немыслимое для представительницы знати. Марита даже не сразу ощутила это — только почувствовала, как по виску ползет что-то теплое, мокрое… Слезы? Она плачет перед чужими. Недостойно… но почему-то не стыдно. Совсем…

— Плохо, да? — по-своему понял ее бывший орденец. — Держись, девчушка. Аркат, может ей еще твоих травок?

— Нельзя пока, — тихо отозвался недавний безымянный. — Мне жаль…

Мне тоже.

А боль запаздывала. Незваный гость в голове отчего-то примолк. И волны не было. Не больно… а она и забыла уже, как это бывает.