Алексей Самочётов - Сюрпризы Лебяжьего озера

Тапир уронил на дно лодки спиннинг, но о том, чтобы поспешить на помощь оказавшейся в беде девушке, у него даже мысли не возникло. Плюхнувшись на сиденье, он, бешено работая веслами, стал удаляться от берега. Но отплыл недалеко: сначала правое, затем левое весло вдруг стали неподъемными, лодка замедлила ход и остановилась. Тапир что есть силы попытался поднять весла из воды, и наконец-то это ему удалось, вот только ни на том, ни на другом весле не оказалось лопастей, и стали они на одну треть короче – со свежими, обструганными, словно карандаши, концами…

Мельник не уважал способ ловли, который избрал Стамбул – его подопечный в третьем туре соревнований. Но правилами ловить на так называемую дорожку не было запрещено, чем Стамбул и воспользовался. Единственный из всех спортсменов, он сел на весла и, уточнив у егеря, где в озере хотя бы приблизительно имеются большие глубины, направил лодку в самый центр Лебяжьего. Отплыв от берега метров на триста, он оснастил довольно-таки мощный спиннинг крупной и тяжелой колеблющейся блесной, имеющей двуцветную окраску (с вогнутой стороны – серебро, с выпуклой – золото), забросил ее как можно дальше, устроил спиннинг на корме и вновь взялся за весла.

Обычно на спортивных соревнованиях ловить на дорожку не разрешалось, тем более было запрещено использовать троллинг, – когда шли на лодке под мотором и забрасывали не один, а три и даже больше спиннингов. Смысл троллинга заключался в том, что, затрачивая минимум физических усилий, можно было исследовать на предмет стоянки хищной рыбы приличные территории. К тому же троллингисты применяли приманки разные по весу, форме и игре, поэтому у них получалось проверить и разные глубины, и быстро выяснить, какие именно приманки соблазнили хищника на атаку.

Дорожка с одним спиннингом была на порядок менее эффективнее троллинга, зато частенько имела фору по отношению к классическому спиннингу, то есть обычной ловле взаброс. Именно такой способ ловли выбрали сегодня конкуренты Стамбула. Что ж, пусть играют в классический спорт, пусть вновь и вновь задерживаются на незнакомых местах, чтобы терять время, проверяя, есть ли там рыба. За это самое время он обследует территорию в десять раз большую, и никуда его трофей не денется, причем трофей подразумевался крупный, ведь Стамбул вел блесну на приличной глубине…

Откуда-то издалека послышались выстрелы. Сидевший на носу лодки Мельник встрепенулся, закрутил головой и поднял руку, призывая Стамбула прекратить греблю. Рыболов, скривившись, поднял весла, и тут же кончик его спиннинга дрогнул и уверенно начал наклоняться к воде. Стамбул схватился за спиннинг, сделал подсечку и сначала подумал, что блесна зацепилась за что-то на дне. Но нет, «зацеп» оказался живым, правда, очень тяжелым.

– Уважаемый, срочно на берег плыть надо! – крикнул Мельник. – Что-то серьезное случилось.

– А что могло случиться? – с трудом вращая катушку, спросил Стамбул. – Подумаешь, кто-то по зверушкам решил пострелять.

– Если бы только по зверушкам. Это не стрельба, это перестрелка!

– У меня что-то серьезное на крючок село.

– Черт! Сколько еще возиться будешь?

– Откуда я знаю? Но там конкретный крупняк. Такой шанс упускать нельзя.

Зашипела компактная рация, закрепленная у егеря на поясе, он поднес ее к уху, но из отрывистых слов четкими оказались лишь два: «Бодрые поползновения».

– Это Монокль на связь вышел, – сразу засуетился Мельник. – Режь леску к чертовой матери и – на берег, к месту старта, давай, давай!!!

– Ага – щас. – Стамбул даже не составил себе труда обернуться на егеря. – Когда рыбку вытащу, тогда и поплывем.

– Да ты чего?! – опешил Мельник. – Это ж заповедник! Здесь такое может случиться – ты даже представить себе не можешь. А с кем-то – уже случилось. Режь, говорю, леску!

– Смотри! – крикнул Стамбул.

Совсем близко от лодки там, куда от кончика спиннинга уходила натянутая леска, поверхность воды разрезал огромный, не менее полутора метров в длину, колючий рыбий плавник. Леска провисла, и Стамбул понял, что уже не тащит рыбину, она сама догоняет лодку, даже не догоняет, а стремительно ее атакует.

Перед самой кормой плавник скрылся под водой. В следующее мгновение дно суденышка потряс мощный удар, отчего Стамбул, потеряв равновесие, упал навзничь и пребольно ударился обо что-то затылком. А когда поднялся и сел на заднее сиденье и бросил взгляд на Мельника, увидел, что днище и оба борта лодки пробиты длинными и острейшими иглами плавника, и одна из них, центральная, насквозь пронзила грудь егеря…

Ни Волгарь, ни опекающий его Прохор выстрелов не слышали. Но если бы даже слышали, то Волгарю было абсолютно не до них. Несколько минут назад он поймал удивительную рыбину, которую Прохор назвал волосатым угрем. Да, это и в самом деле был угорь, только не гладкий и скользкий как уж, а покрытый множеством жестких волосков. И когда Волгарь машинально его прихватил за растопырившиеся жабры, то ощутил что-то типа электрического разряда. Нет, никаких искр не было, просто рыболова трясануло так, что мама не горюй, он уронил рыбу на дно лодки и больше к ней не прикасался. Все сделал Прохор: будучи в перчатках, взял волосатого угря за хвост, опустил в матерчатый садок, подвесил к электронному безмену, занес вес рыбины в протокол, после чего аккуратненько выбросил ее обратно в водоем – все как положено.

И все было бы нормально, и можно было продолжать соревнования, вот только спустя несколько минут Волгарь всем своим внутренним существом понял, что ловить рыбу больше не может. Даже не то чтобы не может, просто ему стало не до рыбы, – все мысли в его голове приобрели одно лишь направление – Волгарю неимоверно, как никогда в жизни захотелось женщину.

Он четко осознавал, что это непреодолимое желание возникло сразу после того, как схватил голой рукой волосатого угря, он понимал, что это что-то противоестественное, но ничего не мог с этим поделать.

– Прохор, – на финиш! – даже не попросил, а потребовал Волгарь. Не просто потребовал, а рявкнул, словно отдавая приказ идти в атаку на пулеметы.

Прохор ничего не стал уточнять, а спокойно взялся за весла и погреб к берегу.

Волгарь отложил спиннинг и схватился за голову. Ему не было плохо, но состояние, в котором он сейчас пребывал, наверное, можно было бы назвать «ломкой». Женщина! Ему срочно нужна была женщина! Нет, никакой пошлятины, никакого насилия, он готов был бы валяться у первой попавшейся женщины в ногах, унижаться, умолять, только бы она удовлетворила его желание!

Но – кто, кто? Первым делом он, конечно, вспомнил про Триду. Но она в данный момент опекала Тапира. Осока же опекала Магза, и сейчас – ни к той ни к другой ну никак нельзя. И тут его словно осенило – Нинель, в палаточном лагере осталась Нинель!