Марина Бишоп - По воле тирана

- Вы знали об этом и до того, как ... это должно было произойти, - продолжала упражнять свою догадку Коутрин.

Почувствовав толчок силы, шалфейя сумела выпрямиться. Спина ужасно ныла, как, впрочем, и все тело.

- Я - священнослужитель и несу миру слово Кутаро. Бог непостижим и мотивы его священны, ваше величество. Что вы будете именно той, ради которой Кутаро обрел физическую форму, я догадывался исключительно из-за того, что мне не было известно ни единого случая, когда кто-либо имел возможность контактировать с Богом, как это дано вам.

- Видимо, Вы были не единственным, кто проникся священным писанием и сумел прийти к тому же заключению.

К Коутрин ощутимо быстро возвращалась утраченная жизненная сила, и даже Монахомон отметил резкую перемену в еще только недавно болезной шалфейе.

- Ваше величество, так распорядился Кутаро, течение жизней наших туго переплетено с мирозданием и бытием, таким, каким его сотворил создатель. Королева потерла лоб, она, конечно, поняла, под каким соглашением Кутаро явился к ней и как он готовил ее к своему "визиту", с самого первого прямого контакта с ней, с тех пор, как она только научилась понимать. Вдруг обида затопила душу королевы. Кутаро превосходно исполнил свою партию кукловода, дергая ему нужные ниточки все это время. Пускай она променяла познание Бытия ради собственной выгоды, но, по- видимому, именно Кутаро тот, кто сделал так, чтобы секреты мира предались забвению. И Коутрин дивно вписалась в его планы. Виноват ли Кутаро в ее неспособности зачать ребенка?

Коутрин побледнела. Она отчетливо помнила свою просьбу, потому как Кутаро настоял, чтобы фраза не затерялась в священном саду. Ее руки сами опустились на плоский живот. На место обиды пришел страх. Какое существо появится от союза? Оставленное в чреве семя вряд ли взойдет ростками шалфейя. Бесчестье для правления Рэндела и ее династии.

***

Коутрин опустила маленькую шалфейю в колыбель и смахнула большие капли так долго сдерживаемых слез. Очаровательная малютка, с переливающимися, как драгоценный камень, глазами потянулась к матери, но встретилась лишь с пустотой. Та быстро отошла от люльки, чтобы не поддаться желанию пустить все на самотек. Но король соколов сумел каким-то образом утвердить в дочери, что честь семьи важнее жизни, а самопожертвование - это весомый и даже ожидаемый вклад в сохранении доброго имени рода. Руки королевы предательски задрожали, и она чуть не выронила глиняный сосуд, закупоренный прессованным сеном из влажной ладони.

- Я хочу слышать тебя, что ты скажешь?

Сильно похудевшая Коутрин открыто воззвала к Кутаро, голос которого она перестала слышать после той ночи. Она не могла выйти на контакт, все ее попытки были тщетны. Коутрин медленно теряла рассудок, не имея возможность разговаривать напрямую с Богом, отпущение грехов капелланом были болезненны и бесполезны. Кутаро оставил ее, он наказал ее. Но еще худшим наказанием для нее была радость, с которой Рэндел принял зеленоглазое создание. Король до сих пор считал, что зиму назад рожденная шалфейя -- его плоть и кровь. Но ему недолго осталось гордиться долгожданным отпрыском, оставленное Коутрин признание определит судьбу ее семьи. Она так и не сумела набраться мужества и лично признаться супругу. Бумага же - стойко вынесет исповедь.

- Теперь ты сам должен прийти за мной! - с больным ликованием воскликнула королева и осушила пузырек.

Она вновь заглянула в колыбель, справившись с желание прижать крохотное тельце дочери к себе и поцеловать покрытую огненно-красными волосами макушку. Теперь Коутрин боялась, что если она возьмет ее на руки, то яд просочится через кожу и убьет красный изумруд дома Растус Гиа - так король гордо называл маленькую принцессу. Королева лишь умиротворенно наблюдала за улыбающейся ей малышкой, предвкушая встречу с Кутаро. Пускай и грешным способом, но она добьется аудиенции.

Ей вдруг стало холодно, когда в комнату вихрем ворвался Рэндел. В его пронзительном взгляде Коутрин увидела что- то безумное и чужое. Она думала, что уже достаточно хорошо знала своего мужа, и предположила, что вместо того, чтобы искать подтверждение ее признания, он сделает вид, что письмо никогда не попадало ему в руки, или оно просто подлог. Поэтому, королева несколько опешила, увидев его на пороге, и тут же поняла, что просчиталась. Если бы она знала, что Кутаро услышит ее, то она бы стала молить о скорой кончине, что должен даровать яд. Она не хотела, чтобы руки Рэндела обагрились ее кровью, сама мысль о том, что потом те же руки потом обнимут ее дочь, стала невыносима.

- Это правда? - еле слышно задал вопрос Рэндел. И этот полушепот был громче боя барабанов.

Под намотанным на руку плащом послышался хруст пальцев.

Коутрин быстро вытерла следы слез.

- Тебе нужен был наследник, - так же тихо ответила королева, не в силах больше смотреть на супруга. Ей дались нелегко последние месяцы. С каждым днем шалфейя теряла частицу себя. Ее мысли занимал Кутаро и его полное исчезновение из ее жизни. Существование превратилось в непрекращающуюся пытку, а вернувшийся Рэндел лишь усугубил ее состояние. Ей было физически больно находиться рядом с ним, и беременность спасла от близости. Нет, Рэндел был не виновен в ее муках, Коутрин винила исключительно себя, медленно теряя рассудок от отсутствия связи с Кутаро. Она лишилась способности, которая, как оказалось, была искрой ее жизни, без которой шалфейя медленно угасала.

- Какой удачный повод, жена моя...

- Пообещай мне, что не станешь мстить Лиссе... - чувствуя, как конечности наливаются теплом, попросила Коутрин не глядя на короля.

Как она смеет даже думать о том, что он способен на такую низость! Король впился в нее взглядом, мысленно умоляя супругу посмотреть ему в глаза. Он хотел получить ответы на свои вопросы лично от нее, а не глотать слова из потока предложений, изложенных на куске бумаги с его гербом. Но боязнь еще раз получить подтверждение неверности супруги останавливали его продолжить разговор. Она предала его.

Он выпустил из кулака плащ, и резко развернувшись, толкнул дверь, выйдя из комнаты.

Коутрин рухнула на край кровати, уставившись в одну точку. Она не совсем была уверена, сколько просидела в таком положении, но яростный возглас Рэндела разбудил ее и эхо, дремавшее в спальне.

- Шлюха!

Коутрин выпрямилась и мгновение спустя, защищаясь от пощечин, рухнула обратно на кровать. Не прикрывая покрасневшее лицо, она гордо вскинула голову. Черные как ночь волосы выбились из-под обруча, а вспухшая губа треснула, вымазав рукав белоснежного платья в крови. Королева удрученно посмотрела в сторону стоявшей в колыбельке Лисицы, но не задержала взгляд, чтобы вновь надменно окатить бушевавшего короля отстраненным взором.