Марина Бишоп - По воле тирана

- По другой версии, фарлал настойчиво, в течение долгого времени ждал, пока его любовница понесет. Но та, изнуренная и умаянная напором, молила отпустить ее. И он сжалился над ней, вспоров ей живот. И тогда же и выяснилось, что она уже отяжелела, но не фарлалом. Как он узнал, что не фарлал? Фарлалы защищаются даже в утробе. Так что не важно, какой вариант легенды тебе по душе -- исход один.

Как ужаленная Лисица, бросилась прочь от него, оставив в его пятерне прядь волос. Словно безумный, великан лишь хохотал, его смех следовал за ней. Самоуверенный, непредсказуемый, жестокий. Лисицу не насторожило, с какой легкостью он позволил выскользнуть ей из каменного обруча объятий. Не его слова напугали принцессу, а то, как раскалились его пальцы, сильнее надавливая на шею, медленно перекрывая доступ воздуха. От такого фарлала, Лисица уже знала, надо держаться на расстоянии.

Ноги несли сами, хотя ее разум молил остановиться и не возбуждать аппетит охотника у великана. Но разве она когда-нибудь доверяла самой себе? Как она может верить себе, особенно теперь, узнав, что и в ней течет кровь врагов. По злому умыслу или по провидению.

- Неужели ты думала, что сможешь приручить меня?

В одно мгновение догнавший ее фарлал сгреб Лисицу в охапку. Резко остановленная и развернутая, она уперлась ребрами ладоней в жесткую грудь великана. Его когти ощутимо впились в ее плечи.

- Чего бы ты ни возомнила обо мне -- будь уверена, я это сломаю! - не рассчитав силу, великан сердито встряхнул ее, чуть не отделив голову от шеи. - Посмотри на меня! Ты забыла, кто я? Ты понимаешь, что нам по пути только в одну сторону?!

Она знала, что фарлал не ждал ответов на свои вопросы, однако он закидывал ими, наступал, тем самым поддерживая в ней тлеющий огонек жизни. Лисица была настолько вымотана, что даже страх махнул на нее тяжелой лапищей. У нее закончились слезы, и лишь их остатки замерзли в уголках глаз, увеличивая в размере запрятанный в них изумруд. Она подняла на него взгляд, как того и требовал ее мучитель. Но в них не плескались ни гнев, ни отвращения. В них она видела свой рок. Она - часть этого чудовища, его негасимый внутренний пожар. Она действительно изменила себе, изменила своей сути, при самой их первой встрече. Он сумел воскресить ее из мертвых, может, именно поэтому какая-то сила все время толкала ее к зверю, тлевшему в ее присутствии, от неясно чем вызванной ярости. Словно, в нем сидело два разных существа, ведь Лисица не раз воочию наблюдала, каким мог быть великан: и спасителем, и разрушителем. Он разматывал тугой клубок обмана, проклиная шалфейев и продолжая обличать ее ложные ценности. Он вторгся в ее мир, внес сумятицу в ее жизнь. Но разве она до этого жила?

Вязнув в собственном языке от усталости и колотившего ее озноба, Лисица еле слышно произнесла:

- Я уже давно поняла, что я всего лишь средство достижения целей...

Ее губы приобрели синий оттенок, зубы неконтролируемо стучали. Ей больше ничего не хотелось, клонило в сон. Фарлал недовольно проскрежетал клыками и отодвинул Лисицу, но только для того, чтобы отстегнуть перевязь с оружием и снять с себя тунику. Методичность движений никак не ладила с очередным разладом в несуществующем между ними перемирии. Его мощный торс тут же подвергся атаке мороза, и крапинки крови померкли под напылением ледяной муки. Значит, внутренний огонь отступил, - успела подумать шалфейя, не зная, хорошо это было или нет.

На языке принцессы так и застыл вопрос, зачем он оголяется, фарлал не церемонясь притянул ее обратно к себе. Она была холодной, как кусок мрамора. Мороз пожирал ее -- она замерзала.

- Стихии, ты превращаешься в лед!

Подмятая под фарлала Лисица чуть не прикусила язык, когда он резко опрокинул ее на свою снятую тунику и сам опустился рядом на колени. Он сорвал с нее леуты и начал с напором растирать ее конечности, но принцесса продолжала громко стучать зубами, и несмотря на довольно жесткое трение, глаза начали закрываться, оползень немощи тащил ее в объятия забвения. Роланд остановился, понимая, что проигрывает Лисицу холоду. Он отчеканил какой-то приказ. Она с трудом подняла тяжелые веки и попыталась встать. Воин пригвоздил ее к земле одним лишь взглядом, молча и торопливо взявшись развязывать веревку, на которой держался ее неказистый наряд. Выбитая из колеи поведением великана, шалфейя не сразу отреагировала на его действия, в ее понимании лишенные смысла. Она лишь механически ухватилась за его запястье, чтобы остановить мозолистые пальцы, зачем-то сражающиеся с узлом на ее штанах. В замешательстве Лисица тут же дерзнула выскользнуть и сбросить его руку с бечевки.

- Нет, - она даже не услышала своего убогого отказа.

Фарлал не обратил на пищание никакого внимания. Он требовал покорности - сжатая челюсть и ни единой эмоции на лице были подтверждением решительности его намерений. Сосредоточив последние силы, Лисица до трясучки не могла позволить себе стать жертвой в очередной раз. Он уже стянул с нее штаны, придавив грудь рукой. Изголодавшийся мороз тут же набросился на ее оголенные ноги, но, будучи вжатой в тунику фарлала, тепло, все еще исходившее от нее, не позволило холоду продолжить трапезу. Она преодолела разбитость и замахнулась. Ее маленькая ладонь звонко опустилась на щеку фарлала, теперь уже нависшего над ней. Ладонь тут же опалило от удара, а он даже не поморщился, но от второй оплеухи все же увернулся.

Всего на секунду их глаза встретились, в остроге его тела Лисица клятвенно призналась в своей бесконечной ненависти к нему.

-У меня нет другого выхода, - на его лице мелькнуло нечто похожее на сожаление, прежде чем между ее крепко сжатыми ногами протиснулось колено фарлала.

Лисица не смогла сдержать крик от острой боли. Фарлал придвинул извивающуюся принцессу к себе и врезался в ее неподготовленное лоно. С выверенной точностью он, однако, проконтролировал глубину проникновения, чтобы не покалечить хрупкое тело не успевшей даже опомниться шалфеи, поэтому замер, дав ей возможность привыкнуть. Его стон, похожий на раскат грома, растопил сосульки льда прозрачными коконами, облепившими ее макушку. Она билась под ним пойманной птицей, не жалея ни себя, ни его. Для нее он заклятый враг, чудовище. Пускай! Воин не хотел по-другому, или же лгал себе, что не хотел: под неоспоримым предлогом согреть ее, плотский голод выворачивал его наизнанку, обнажая его собственное внутреннее противоборство чувств к шалфейе. Желание стало нестерпимым, он не смог совладать с возбуждением, и теперь Лисица расплачивалась за несовершенное преступление. А, возможно, удушающая тяга к ней была прямым последствием внутренних изменений произошедших в самой Лисице, которые он ясно ощутил. Ненависть к нему проигрывала влечению. Тот самый момент, когда фарлал решил вмешаться и подтвердить язвительные определения о его расе, которыми она так часто тешила свое самолюбие. Зловещим способом и самым унизительным. И не важно, что место было не совсем подходящим, и что прижатая тяжестью его тела шалфейя, столь желанная сердцу, но отвергнутая разумом, кляла его за насилие. Она продолжала заведомо проигранную схватку, а фарлал не стал отнимать у нее ложную надежду на освобождение, позволив ее рукам продолжать маленькое сражение против его натиска. Так, по крайней мере, она дотрагивалась до его кожи. А фарлал фанатично желал ее прикосновений, как болезный лекарства, при этом в ответ вгрызался в ее душу, чтобы растоптать то опасное чувство к нему, которое, несмотря на его намеренную жестокость, продолжало восставать из пепла. От стыда, боли и унижения щеки шалфейи зарделись, волны жара хлестали ее тело, и холод, который вот-вот должен был лишить силы, стал бы сейчас глотком свежего воздуха. Он начал двигаться, сразу же захватив ее рот в плен, чтобы задавить крики. Она не преминула пустить в ход зубы. Фарлал лишь усилил темп, чувствуя горький вкус собственной крови. Он утолял животный голод, оставаясь верным своему обещанию - их соединение не стало наслаждением для шалфейи.