Эрика Адамс - Охотник и Красная Шапочка [СИ] [litres]

Охотник усмехается:

— Да неужели? Тогда — добро пожаловать!..

Охотник намного быстрее меня. Он оттаскивает меня от стены и, мгновенно переместившись за спину, толкает меня вперёд, пинком ноги распахнув дверь в комнату…

Вольфах, взбудораженный произошедшим, всё-таки затихает. Понурые жители разбредаются по своим домам, захлопывая ставни и запираясь на все замки. Возможно, сегодня ночью даже самый последний безбожник преклонил колени, бухаясь лбом о пол в искренней и горячей молитве. Время уже давно перевалило за полночь, и утро неспешно подкрадывается к мрачному, невесёлому городку. Улицы пустынны и ни одна живая душа не осмелится выйти за стены своих жилищ.

Ни одна живая душа. За исключением разве что меня, пробирающегося в тени домов. Изнутри скребёт противное чувство, не дающее мне покоя. Оно поселилось внутри, как только увидел на пороге своего дома малышку, обёрнутую в красный, словно подарок на Рождество. Не перестаёт царапать ни на минуту, а сейчас и вовсе гложет, точа об меня свои зубы.

Я останавливаюсь около дома, погружённого в темноту. Ты — тупая скотина, Рикардо. И тебе явно не на что надеяться, и уж тем более не стоит лазить по стенам дома, словно ярмарочная мартышка. И если ты получишь деревянной ставней по своей гнусной роже — поделом тебе. Хотя, скорее всего, ты не удостоишься даже этого.

Но я всё равно цепляюсь пальцами рук и подтягиваю тело, упираясь носками сапог в стену. Добираюсь до выступа, опоясывающего дом и, прижавшись к стене, передвигаюсь вдоль неё к окну комнаты Аманды. Прежде чем осторожно поскрестись в деревянную ставню, я застываю без движения на несколько мгновений, представляя как нелепо, должно быть, выгляжу со стороны. Пытаюсь вспомнить, когда в последний раз пробирался тайком к кому-то ещё, кроме Аманды. Да я, вообще, никогда такой хуйнёй не страдал! Просто распахивал дверь нараспашку и девицы, взвизгнув для приличия, чуть позже сами вешались мне на шею. Бывало, и по две сразу…

Мда… Так что если ты сейчас получишь по своей дурной башке, будет в самый раз. Может, выбьет эту блажь напрочь?

Скребусь. Ничего. Тишина. Наверняка она спит и видит десятый сон. Но, втягивая носом свежий воздух с лёгким морозцем, улавливаю её аромат. Мягкий, сладкий и шальной, как дурман. Словно стоит сейчас у окна и нас разделяет всего одна хлипкая деревяшка. Я осторожно тяну ставню на себя, и она поддаётся. Сразу же натыкаюсь на выразительный взгляд карих глаз, смотрящих на меня в упор.

— Блядь, Аманда, ты сбрендила? Тебя не учили запирать окна на ночь? Все жители этого стрёмного городишки закрылись на десять замков и подпёрли двери мебелью, а ты не удосуживаешься и засов воткнуть?

— И тебе доброй ночи, Охотник. Позволь узнать, что ты здесь забыл?

Я цепляюсь пальцами за подоконник, чтобы было удобнее держаться.

— Ты так и не ответила. Почему не запираешься на ночь?

Она фыркает:

— Ты видел высоту? Только идиоту вроде тебя придёт в голову карабкаться по стенам, цепляясь за неё неизвестно чем.

— Ждала меня, крошка?

— Даже не думала.

— Наверное, это твоё привычное состояние — не думать своей прекрасной головкой о том, что творится вокруг, и всё равно требовать желаемого.

— Вот как?

Аманда облокачивается на подоконник. Расстояние между нашими лицами очень мало. Я вижу каждую ресничку Аманды и как идиот пытаюсь их пересчитать.

— И что, по-твоему, творится в округе?

Я не сразу понимаю, о чём она меня спрашивает, увлечённый разглядыванием её красивого личика.

— Ещё не знаю, крошка. Но точно могу сказать, что тебе стоит прислушаться к приятелю, советующему убраться отсюда как можно быстрее.

— Убраться прочь, чтобы принимать ванны, полные розовых лепестков? — иронично спрашивает Аманда.

— Наверняка шикарное зрелище, — сглатываю я внезапно образовавшуюся слюну и цепляюсь крепче пальцами за подоконник, потому что сейчас как никогда раньше, хочется нашпиговать герцога свинцом под завязку, как запечённого поросёнка — яблоками.

— Ты даже не представляешь, насколько, Рикардо… А ещё ты понятия не имеешь, насколько я упорная в достижении своих желаний. И как бы ты ни пытался избавиться от меня, выставляя прочь, я и шагу не сделаю за пределы этой убогой клоаки, пока не разберусь с обидчиками.

Она смотрит мне прямо в глаза, сверлит меня ими и своим взглядом заставляет нутро скручиваться от неведомого ранее чувства. Я ясно вижу, что на дне её зрачков плещется страх и шок от увиденного. Именно поэтому в час до наступления рассвета, самый тёмный, она всё ещё не спит, вглядываясь в тёмную ночь через щели в деревянных ставнях. И я понятия не имею, откуда у неё берутся силы, чтобы выстоять на месте и не упасть. Не знаю, но очень хочу узнать.

— Я пытаюсь выставить тебя прочь, потому что тебе не стоит пачкаться в этом.

— Не стоит? А в чём, по-твоему, мне стоит испачкаться, Охотник?

— Да хотя бы вот в этом.

Я ныряю рукой в карман просторных брюк и достаю горсть красных ягод, протягивая ей.

— Это что?..

Аманда удивлённо вздела брови домиком и разглядывает ягоды, словно невиданное сокровище. На мгновение поднимает глаза, в которых проскользнула смешинка.

— Брусника?

— Да. Я собрал её ещё до заморозков, потому она не превратилась в красноватую кашицу.

Аманда берёт ягодку, задевая подушечками пальцев мозолистую кожу ладони.

— Ты даже представить себе не можешь, сколько лет я не ела брусники, — улыбается она и когда раскусывает красную ягоду, зажмуривается от удовольствия, словно мурчащая кошка. Ягоды исчезают с моей ладони быстрее, чем золотишко из карманов простака в игорном доме.

— Ммм…

Чертовка лакомится ягодками, не скрывая удовольствия. Оно настолько явное и притягательное, что я просто балдею, глядя на неё, будто сам от всей души наслаждаюсь нехитрым лакомством. На ладони остаётся всего парочка ягод, которые всё же немного подавились и окрасили кожу своим соком. Я убираю руку, чтобы стряхнуть ягодное месиво и отереть ладонь снегом, но Аманда перехватывает мою ладонь своими пальчиками и наклоняется, втягивая губами ягоды. Язычок, мгновенно порхнув по ладони, собирает оставшийся сок.

— А ты-то сам успел поесть ягод?

Отрицательно мотаю головой — меня просто приколачивает намертво к этому месту.

— Нет, но хотел бы…

И хрена с два я уйду прежде, чем попробую брусничного сока с её губ, выпачканным в красном. Я притягиваю её к себе за шею и касаюсь губ. Простреливает насквозь кисло-сладким вкусом ягод и мягкостью её ротика, послушно открывающегося под напором моего языка. Крошка движется вперёд и обхватывает меня за шею пальцами, взбирается ими выше. Одно движение пальчика — и моя шляпа летит вниз.