Игорь Федорцов - Дождь в полынной пустоши. Часть вторая [СИ]

Снейт растерялась окончательно и лишь беззащитно улыбалась своему покровителю.

− Тебе идет, − похвалил он скромницу в филе. Ласковое слово и кошке приятно! Правда, помниться ласка недолго.

− Благодарю, саин, − краснеет служанка невинному комплементу.

ˮЧто в ней плохо, помимо того что плохо все? Словарный запас дрессированного скворца. И эмоции садовой статуи,ˮ - вглядывался Колин в застенчивую дурнушку. Порой чужие недостатки, не все конечно, лучше рассматривать за достоинства. И у унгрийца на то собственные и весьма небескорыстные соображения.

Колин шагнул в распахнутую перед ним дверь оранжево-красного чрева Сомон-холла. Наитие его не обмануло. Странно бы было случись с ним такой промах. Атмосфера трапезной напоминала поминальную. Не хватало только задрапированных зеркал, черных свечей и курильниц с пахучим ладаном. Бледная и одинокая Сатеник, нервная и сердитая Гё, пришибленная и скромная Кэйталин, притихшая и молчаливая Лисэль. Мужчины обреченные и смурые. Лаурэ аф Бюккюс, она старшая, сидит возле гранды, отхватив за столом места на двоих. Похожая на тощую и голодную ворону, гостья в фиолетовом катарди в серебряную нить. Волосы убраны в ретикулу с жемчугом, прикрыть щедрую седину. У Эции, высокий лоб и выпяченная неправильным прикусом челюсть. Честолюбие её проклятье и благословление. Из таких получаются отменные свахи. Выявляют изъяны не заглядывая под рубашку и в шоссы. В одежде младшей, много белого золота и голубых камней. В шитье и на коротких пальцах тоже хватает.

ˮЭтих на крышу не загонишь,ˮ − дана первая оценка потенциальным мучительницам.

− Колин аф Поллак, барон Хирлофа! − воодушевлением прогундел слуга, излишне стараясь с ударением.

Унгриец учтиво раскланялся с присутствующими, уделив особенное внимание сестрам.

− Эсм, счастлив быть вам представлен.

Бюккюс (причем единодушно) заверениям барона не поверили, отразив сомнения на старушечьих морщинистых лицах. Юноша не походил на осчастливленного их высоким присутствием и весьма скептически настроен испытать счастье впоследствии.

− Этим и ограничишься? - сразу вгрызлась в бедного унгрийца Эция.

Замученный вид Гауса и Лоу, ярчайший пример неумения ответствовать на каверзные вопросы. Справедливости ради, и у Колина отсутствовала уверенность угодить с ответом. Или все же от него требовалось не угождать? Так сразу и не определить.

− Всякая граница, условность, не более. Обозначить некий предел. Все дело в желании его нарушить.

− Следовательно, не ограничишься? - вопрос-подсказка от Лаурэ. Старшая Бюккюс дружелюбней. Или просто хитрей. Способней видеть дальше и тоньше чувствовать оттенки чужого настроения.

− Обратное, ни что иное, как неуважением к присутствующим, − не поскупился унгриец вторично раскланяться, превзойдя безупречностью манер рекомендации Бальдассаре Кастильоне изложенные в ,,Il Cortegianoˮ.

Старухи ничего не упустили из его слов. Но выводы сделали намного раньше. У одной одобрение - мальчик хорош! У второй предубеждение - не столь хорошо, как говорят. Из этого следовало, и Колину понятно, покоя сегодня ему не дадут ни минуты.

Унгриец уселся на отведенное место. Все-таки у барона и советника немало преимуществ. Теперь он располагался гораздо ближе к владетельнице Серебряного Двора, и соответственно ближе к серебряному блюду с печеньками трехдневной давности, уже неинтересным даже цветочным мошкам.

По знаку гранды, засуетились, забегали подавальщики блюд и закусок. Оживились голоса, забрякала посуда, ложки, вилки, ножи.

Рядом с Колином, но не перед ним, в высокой салатнице, мешанина из яиц, анчоусов, овощей и сала. В глубокой супнице варево из гребешков, мидий и крабов. Остро пахнет рыбой и тимьяном.

ˮКак такое жрать?ˮ - недоумевал унгриец, представляя садовую кадку с опарышами, червями и личинками.

О вкусах рекомендовано не спорить. Теми, у кого он совершенно отсутствует или в зачаточном состоянии.

Вино расставлено в зеленом привозном стекле, причем стекло значительно превосходит количеством собственное содержимое. Экзотические сладости: ладду и шербет собрали к себе всю не вымерзшую мухоту. Фрукты непривлекательны и пахнут залежалым. Остальное.... Слишком много ароматов определиться с предпочтениями и не запутаться в тарелках и приборах. Как не вспомнить Мечи и свиристелку? Все по-простецки и можно честно и безоглядно черпать и плехать ложкой в миске. Шумно дуть и шумно сербать горячее. Отскабливать картофельные подгарки и золотисто-коричневое сало. Натыкивать на вилку или подхватывать шмат пальцами, тащить в рот. Слизывать жир чуть ли не с локтя. Говорить с набитым ртом, ковыряться ножом в зубах, выбирать лучшие куски, вылавливать из соуса тараканов и показывать соседям. Сбивать мух в суповую чашку и похваляться удалью. Дохлебывая вино, мыкать погодить со следующим разливом. Подставлять кружку, жадно следя за рубиновым потоком, и стремительно пить, проливая на грудь. Отдуваясь, млеть от вкуса и хмеля. Выглядит, возможно, дурно, но так и в глаз никто не ткнет. И косо не посмотрит. И необязательно вникать в тайный смысл слов, взглядов и вздохов.

− Твоя молитва, Поллак? - вернули мечтателя к проистекающей действительности.

− Что простите? - прикинулся глухим Колин.

− Твоя молитва. Хваление Всевышнему, за...., − Эция провела ладонью над изобилием стола.

− В Унгрии за подобное не благодарствуют, - не согласился Колин с Бюккюс. - Хлеб наш − пот наш. Так у нас говорят. Причем тут бог?

− В его власти лишить нив, садов, и тучных стад, − с удовольствием постращали юнца.

− Вы рисуете какого-то записного злодея. Бог не тот, кого больше всего бояться. А тот, кого более всех любят, − очень рассудителен Колин. − Принцип просите и воздастся, порочен. Сделай и пользуйся, куда верней и справедливей.

− Ты не в Унгрии, − жестко заткнули владетеля Хирлофа. Попытались заткнуть.

− Совершенно верно, эсм, − сожалеет Колин. О чем только? То, что не у себя на родине, или отсутствию привычного ему порядка.

− Тогда присоединяйся, − гырчит Эция, не желая разбираться в тонкостях сказанного унгрийцем и ожидая повиновения. С голоду помрет или куском рот порвет, ей не важно, но должен исполнить требование. Проверено, худшие тираны не сидят во дворцах, облаченными в пурпурные тоги правителей, но делят с нами дырявый кров, скудный стол и тесный ночлег. Их власть мизерна, от того нетерпима к любому прекословию.

Подчинение Хирлофа не обсуждалось, но те, кто унгрийца знали, в капитуляцию перед настырной старухой не верили. Расходились лишь в подозрениях, как он поступит в сложившихся щекотливых обстоятельствах.

Колин попросил слугу и, тарелку от него убрали. Перед ним пустой стол. Ни крошки, ни глотка....