Сергей Тягунов - Парадигма [СИ]

— Простите, учитель, — затараторил он, — я помню о вашем приказе, но не смог прятаться в горах после того, как услышал грохот, к тому же местность прочесывали колдуны, они едва не схватили меня, поэтому пришлось покинуть убежище. Я хотел помочь вам, долго всматривался в город, наблюдал, как маги насылали на вас чары, пытался себя отговорить от опрометчивого поступка, как вы и просили, но не смог, не смог, не смог! Я решил, что как только вы зайдете в крепость, буду поджидать вас на выходе, вам же наверняка потребуется помощь, ну, и вот…

От его нескончаемого потока слов разболелась голова. Я вскинул руку, спросил:

— У тебя нет бурдюка с водой, мальчик?

Тот нахмурился.

— Я Жакерас, учитель. Вы опять забыли меня?

Но просьбу выполнил — достал из наплечной холщовой сумки костяную флягу. Я протянул было руку, чтобы взять её, однако реальность подернулась рябью. Мальчик размылся, потерял свои очертания. Земля под моими ногами стала словно мягкая глина. Лестница, ведущая к стене, далекий город, голубоватое небо — всё закружилось передо мной. Затем вспыхнуло, на миг ослепило, навалилась полная тьма. Но не успел я и прийти в себя, как меня резко толкнуло вперед. Тело наполнилось свинцом, каждое движение сопровождается звоном. Я не сразу понял, что на мне доспехи. Меня окружают солдаты — много солдат. Их крепкие ноги в сандалиях поднимают в небеса клубы пыли.

— Вы сейчас в штаны от смеха наложите от одной веселой истории, — рассказывает паренек с небольшой бородкой. — Это случилось не со мной, а с моим приятелем, но обо всех подробностях я знаю, поэтому всё будет в деталях и интересно. Уж поверьте! В общем, сказ о любителе запихнуть свою палку в неподходящие отверстия, если вы понимаете, о чем я!

В сознании всплыло его имя — Хен. Так зовут парня.

От резкой смены обстановки я захохотал.

Она смотрит на свои раскрытые ладони, вглядывается в переплетение линий жизни, как те сходятся под острыми углами, как некоторые из них перечеркивают другие. Уже запекшаяся кровь пачкает кожу, покрывает клинописью алых пятен. Неразгаданные послания. Священные молитвы, дарованные богами. Из вырезанных в деревянных стенах окон доносятся человеческие крики, лязг стали, хруст ветвей и истеричный гогот попугаев. За спиной хнычут дети, зовут её по имени, трясут. Мир порвался на лоскуты, как старый, никому ненужный балахон. Глядите, как торчат нити! И их уже никак не соединить, ничего не поможет…

Хара хохотнула.

То место на лбу, куда коснулся указательным пальцем клейменный, жжет кожу, тонкой острой иглой горит в черепе и мозгах. Изредка пульсирует, отчего смех сотрясает тело, подхватывает и уносит далеко-далеко. Но откуда-то из глубин сознания вырвался истошный крик, позвал её. Дура! Очнись! Нужно спасти остальных!

Хара силится вспомнить, почему так важно оторваться от созерцания своих ладоней и подняться. Пытается сконцентрировать мысли, но те разлетаются, как стайки испуганных воробьев. Хнычут за спиной дети, зовут её по имени, умоляют. Кто-то из них даже подошел к ней, стал трясти за плечи.

Она заливисто захохотала.

Память услужливо показала ей картинки того, что произошло целую вечность назад. Вот она взмахивает мечом, пытаясь разрезать напополам клейменного. Кончик клинка движется по смертоносной дуге. Однако проклятый мальчишка уворачивается от удара, выгибается под неестественным углос, словно вместо костей у него хрящи. Вот она, одновременно крича, заносит высоко меч, но клейменный касается кончиком указательного пальца её лба, и силы разом покидают её.

— …Госпожа! — Детский пронзительный голосок донесся словно издалека. — Госпожа! Вставайте! Ну же!

Кровь на ладонях. Смыслы, спрятанные алыми пятнами на коже. Кем они оставлены и зачем?

— Пожалуйста! Придите в себя!

Барабанные перепонки разрывает от этих истерических воплей. И где-то на грани слышимости — треск дерева, лязг металла о металл, чавканье вспоротой плоти, предсмертные хрипы, шелест листьев. Нос сшибает тяжелый запах крови, на языке — противный медный привкус. Взгляд застыл на раскрытых ладонях.

— Госпожа! Он же рядом! Он вернется!

Клейменный после того, как коснулся её, развернулся и вышел из бунгало в ночь. Призраки, напоминавшие летающих угрей с человеческими лицами, последовали за ним. Её и детей оставили в покое.

Хара одернулась, вспомнила о нечто важном и медленно-медленно обернулась.

В углу, возле расстеленных деревянных кроватей, лежат два тела с вывернутыми головами, кожа на их шеях морщинится складками.

Яла и Ана.

Её милые добрые девочки, её нежные цыплятки.

Мертвы.

— Пожалуйста! Хватит! Вы должны нам помочь!

Хара посмотрела на надрывающегося в крике мальчишку. Тонкие кисти, длинные пальцы, созданные для игры на куилтаре — дудочке со сложной системой дырочек на бронзовом корпусе. Узкие плечи, ноги-спицы. И весь угловатый, нескладный, с непропорционально большим туловищем — ребенок, становящийся подростком.

Вместо лица у мальчишки размытое пятно.

— Ахар, вставайте!

Имя, произнесенное на карлагский манер наоборот, привело её в чувство.

Она словно окунулась в ледяное озеро и выбралась обратно. Страх, перемешанный с паникой, охватил, прокатился волной с головы до ног. Жжение во лбу исчезло, невидимые оковы спали.

Хара резко вскочила. Сотни эмоций, до того спрессованные, спрятанные из-за колдовства клейменного, вырвались наружу, как гной из воспаленной вскрытой раны. Ужас, отчаяние, ярость, злость и, конечно же, счастье за то, что убиты не все дети.

— Где мои стражи?

Ответил все тот же — вспомнить бы только его имя! — мальчишка с красивыми пальцами:

— Мы… мы не знаем.

— Давно я сижу в таком состоянии?

— Нет, недолго.

— Вы ранены?

— Нет.

— Я скоро вернусь — никуда не выходите.

Хара отыскала на полу перепачканный в крови меч, подняла его и направилась к входной двери бунгало.

У порога валяется уже посиневшее тело Гетина — на шее страшная алая рана, остекленевшие глаза невидяще смотрят в потолок, рот широко распахнут, руки лежат на груди.

Хара стиснула челюсти.

Она оказалась на веревочном мостике, спертый воздух джунглей тут же обволок её липким коконом. Горло засаднило. Глазам, непривычным к темноте, потребовалось время, чтобы привыкнуть. Из источников света — только несколько масляных ламп, висящих на крючках возле домиков хозяина и врачевателя — помощник Гетин не успел пройти свой обычный обход. Всюду трупы: уткнувшись лицами в доски, её стражи лежат на канатных мостиках, возле кухни на открытой террасе вакханалия из искромсанных тел торговцев и их женщин, на площадке у лифта изрезанные охранники постоялого двора. Царящая тишина кажется противоестественной.