Барбара Морриган - Enjoy the silence

Кайл настойчиво стучит в дверь и нетерпеливо переминается с ноги на ногу. Дом, где Том снимает комнату (а точнее угол в подвале), стоит чуть поодаль от других домов квартала. Он наспех обит когда-то белым металлическим шифером, сейчас пожелтевшими и подёрнутыми ржавчиной, некоторые окна заколочены, а входная дверь из уродски окрашенного дерева совсем не внушает доверия. Та ещё дыра, однако, иметь свой собственный угол даже в таких условиях — это круто, особенно после жизни в сиротском приюте. Кайл снова барабанит по двери, но ответа не последовало и во второй раз. Мы обходим дом и пытаемся заглянуть в пару подвальных окошек у самой земли, но они все завешены чем-то с другой стороны.

— Том! — кричу я, стуча носком кроссовка по стеклу, но в ответ не следует никакой реакции.

— Погоди, — говорит Фэйт, присаживаясь на корточки перед одним из окон и просовывая карманный нож в щель под рамой, — о! Знала, что однажды мне это пригодится, — нервно улыбается она и открывает отозвавшуюся щелчком раму.

Мы присаживаемся на корточки рядом с ней и вглядываемся в темноту узкого оконного проёма. Изнутри пахнет пылью, палёным, чипсами и застоявшимся воздухом. Фэйт бесцеремонно ложится на ещё не оттаявшую от снега землю и просовывает ноги в окно. Мы помогаем ей протиснуться полностью, и, спрыгнув, она наконец оказывается в комнате Тома.

— Том! Это я! — напугано произносит она, но реакции по-прежнему нет, — ребята, его тут нет походу, — бросает она в нашу сторону.

Вскоре она отпирает парадную дверь изнутри и мы проникаем внутрь. В подвале, где спит Том, совсем темно из-за заклеенных старыми журналами окон. Постель беспокойно смята, а на столике у кровати стоит гора немытых тарелок. В целом комната выглядит пиздецки грязно и неопрятно, но раньше она не сильно отличалась, и поэтому я могу поклясться, что ещё сегодня ночью Том был тут и вёл своё привычное существование. Наконец, Фэйт окликиает нас с первого этажа.

Том нашёлся в гостевой ванной, задремавшим с потухшей сигаретой и деревянной бейсбольной битой в руках. Выглядел он архи-дерьмово: опухшее от недосыпа лицо, тёмные круги под глазами и здоровенная ссадина с синяком на разбитой скуле.

— Чувак, чё случилось? — подскакиваю к нему я, помогая ему выбраться из ванной и встать ногами на пол. Он пошатывается и смотрит на нас ошалелым взглядом, отчего я перевожу вопросительный взгляд на Фэйт, но она лишь мотает головой в ответ, кивнув на руки Тома. Я вижу, как его пальцы неконтролируемо трясутся и, хоть меня это и не убеждает, я верю Фэйт. Если бы он был обдолбанным сейчас, она бы уже сказала нам об этом. Я заглядываю в его глаза и вижу до смерти перепуганного, но вполне адекватного человека с нормальным размером зрачков.

— Том, чё блять происходит? — повторяет мой вопрос Кайл.

Мы сидим на наспех застеленной кровати Тома, пока он суетливо снуёт по комнате, пытаясь начать говорить. В очередной раз он набирает воздух в лёгкие, но ему удаётся выдавить из себя только: «Блять», после чего он сползает вниз по стене, обхватив голову руками. Фэйт садится рядом с ним на колени и потерянно хватает его за руку, но Том может лишь тяжело дышать и всхлипывать. Эта картина заставляет всё внутри меня похолодеть — я никогда не видел его таким.

— Я хотел уйти, — наконец начинает он после нескольких глубоких вдохов, — уйти из банды.

— Сука, — шумно выдыхает Кайл и тянется за сигаретой. Фэйт крепко зажмуривает глаза, а я просто смотрю на Тома, продолжая охуевать от происходящего.

— Я пытался договориться, но они подумали, что это шутка. Когда они поверили, то пиздец как разозлились. Я думал, они меня убьют прямо там… — продолжает он, потирая разбитую скулу.

— Что они сказали? — тихо спрашиваю я.

— Сказали, что дают мне время передумать. До сегодняшнего вечера. Я… я не знаю, что я должен делать…

— Чел, нахера ты это вообще затеял? — взмолился Кайл, — ты же знаешь, как это работает. Из банды не уходят… если только на небеса, — сказал он, слегка поморщившись.

— И что я, по-твоему, до смерти должен заниматься этой хуйнёй? Я не могу больше. Это… это дерьмо меня разрушает. Я не хочу больше продавать. Не хочу… делать всего этого. Я не такой!

— Ты всегда был таким, — затянулся Кайл, — если бы не это дерьмо, ты бы не выжил на улице, разве не так?

— Бля, Кайл, да как ты можешь такое говорить? — вскрикнула Фэйт, — по-твоему это нормально?

— Это полная хуйня, — вмешался я, — но Кайл прав. Если бы эти отбросы не взяли Тома под крыло, кто знает, сколько бы он протянул. Ты знаешь, что такое расти на улице.

— И что, он действительно должен был до конца жизни катиться на дно? Рисковать собой каждый хренов день?

— У нас не всегда есть выбор, — нахмурился Кайл, — во всяком случае не всегда нужно делать его прямо сейчас. Чувак, почему ты не посоветовался с нами? Не рассмотрел варианты?

— Это мои проблемы, а не ваши, — угрюмо ответил Том, — и сейчас я бы предпочёл, чтобы вы свалили как можно быстрее.

Как же это похоже на Тома! Ублюдок до последнего будет вытеснять из своей жизни даже самых близких людей, лишь бы не подвергать их опасности, не втягивать их в мрачный мир, который он сам же и создал.

— А не пойти бы тебе нахуй? — процедила Фэйт и уселась рядом с ним на пол.

— Я не шучу, — Том вскочил на ноги и грубо потянул её за руку, заставив встать, а затем толкнул в сторону двери.

— Эй, чувак, полегче, — ответил я, сделав шаг в их сторону.

— Я серьёзно, выметайтесь нахуй, пока я не заставил вас это сделать!

— Нет, Том, — Кайл тоже поднялся на ноги и скрестил руки на груди, — ты влип в большое дерьмо, и разгребать его просто придётся.

— Мне, а не вам, это…

— Это твои проблемы, мы знаем, — ответила Фэйт, — но хватит принимать решения за нас.

— Я сказал вам убираться! — резко вскрикнул Том, засадив бейсбольной битой по старой настольной лампе, стоявшей на столе. Та с громким звоном раскололась, рассыпав осколки по грязному ковролину, — это последнее предупреждение! — он поднял биту в угрожающем замахе и, хоть внутри каждого из нас рефлекторно что-то замерло, мы его не боялись. Слишком хорошо мы знаем Тома. Слишком отчётливо видно, как дрожат уголки его рта, как в глазах стоят слёзы, как трясутся руки. Может, в рамках банды он и способен в одиночку отхуярить обнаглевшего должника, но рядом с нами он бессилен. Всё, что у нас есть, слишком дорого для него, и поэтому сквозь пыльный воздух можно почти физически ощутить, как он напуган и потерян. То самое чувство, когда ты, стоя ещё ребёнком в песочнице, угрожаешь старшим ребятам, что если они не отдадут твой совок, то им не поздоровится. Но вот они ухмыляются своими беззубыми ртами и говорят: «Валяй!», а ты даже не знаешь, что нужно делать, чтобы им не поздоровилось.