Барбара Морриган - Enjoy the silence

— Подписался на очередной канал для мамкиных бизнесменов? — флегматично спрашиваю я.

— Я серьёзно, чуваки. Я бы точно не стал.

— Да тебе и нечего, — подхватывает Кайл, — были бы мы все такими дохуя богатыми, чтобы куда-то инвестировать, мы бы не сидели на хате Кева в Вудлоуне и не бухали бы палёный вискарь из ларька за углом.

— Если что, дверь там — иронично замечаю я и делаю очередную затяжку.

…I wear this crown of thorns

Upon my liars chair…

Мне нравится смотреть на людей. Не участвовать в разговорах, а раскладывать окружающих на составляющие. Как они говорят, смотрят, жестикулируют. Придумывать тысячи остроумных ответов в своей голове и никогда не произнести их. Пытаться угадать их мысли.

Напротив Кайла скрестив ноги сидит Алекс. Молчаливый широкоплечий чувак, годящийся нам в рано повзрослевшие отцы. Он навсегда останется для меня загадкой — я даже не помню, как он появился. Просто стал зависать с нами, и всё. Приходит раньше всех и уходит позже. Бегает по утрам и живёт одному богу известно где. Собак любит. А чем живёт, и что у него вообще происходит, что ему в кайф тусоваться с маргинальными малолетками — тайна, покрытая мраком. Он даже не бухает толком, только курит иногда. Вот и сейчас — затянется разок и дальше созерцает происходящее. Так-то хер его знает, что у него на уме, но личностью он мне кажется исключительно положительной. В отличие от того же Рикки, который сидит рядом с ним и накидывается бухлом за чужой счёт по мере опустошения стакана. В принципе я понимаю, почему Кайл его притащил — два сапога пара. Только если Кайл разрушает исключительно свою жизнь, то этот может словить белочку и заёбывать окружающих ещё сильнее, чем в трезвом состоянии. С другой стороны сейчас мы образовываем некое подобие общества: сидим, разговариваем, никого не убиваем и не упарываем хмурый в подворотне. Уже неплохо, неправда ли?

…What have I become, my sweetest friend?

Everyone I know goes away in the end…

— Ну как ты? — подсаживается ко мне Фэйт, закончив рисовать.

— Сегодня опять кучу бабла отдал за медицинские счета, — тоскливо усмехаюсь я, — но нам-бомжам не привыкать. А в целом вроде в норме. А ты как?

— Да ничего не меняется особо. Много работы, — улыбается она, — как-то в последнее время даже поговорить не с кем.

— Ну со мной вот говоришь. Чем я тебе не угодил, стерва?

— Худоват и отчаян, — смеётся она, — как твой врач?

— Так а что с ним станется? Не помер, вроде бы.

— Я имею ввиду — твоя психотерапия… Помогает?

— Хрен его разберёт. Ну приступов поменьше стало, это да. Хотя знаешь, я иногда такие стрёмные приходы ловлю…

— О чём болтаете, голубки? — встревает Кайл, бесцеремонно подползая к нам по полу и упираясь локтями в край кровати.

— Да знаете… — почему-то сейчас мне уже настолько на всё насрать, что я наконец-то решаюсь поделиться, — состояние в последнее время странное. Как будто я отупел или типа того. Кажется, что часть мозга просто вытащили и спиздили. Многих вещей не помню, и постоянно такое ощущение, что я что-то упускаю. Будто бы целый пласт событий из моей памяти взял и испарился.

Фэйт с Кайлом переглянулись и будто бы нахмурились.

— Вы чего, ребят? — усмехаюсь я, — ебанутости моей испугались?

— Нет, — с удивительной серьёзностью отвечает Кайл, — а ты понимаешь, чего именно не помнишь?

— Чувак, ты же понимаешь, что значит «не помнить»? Это значит… ну… НЕ ПОМНИТЬ. Не тупи, — я шумно выдохнул дым посмотрел вверх, разглядывая тёмную трещину на потолке.

— Блин, я не могу так больше! — вдруг резко вскакивает Фэйт, отчего все присутствующие оборачиваются на неё.

— Фэйт! — шипит на неё Кайл, пытаясь ухватить её за запястье.

— Что за херня? — спрашиваю я, приподнявшись на локтях.

— Кев, да очнись ты уже! — на повышенных тонах произносит Фэйт, — хватит отрицать очевидное!

— Фэйт, блять, да что с тобой не так? — Кайл дёргает её за руку, но она вырывается и продолжает.

— Какого хера я должна молчать? — говорит она сквозь зубы, глядя на Кайла, — как будто мне недостаточно тяжело! Или тебе! Да блять, нам всем тяжело! Но это не повод делать вид, будто её вообще не существовало!

В этот момент Кайл вскакивает и отвешивает ей звонкую пощёчину. Я подрываюсь и бросаюсь к нему, но он отталкивает меня так, что я падаю на кровать, и швы в боку отдаются резкой болью. Том тоже подрывается, сменив расслабленную улыбку на напряжённую гневную гримасу, но, сделав шаг в сторону Кайла, будто бы одёргивает себя и, остановившись, начинает растерянно переводить взгляд то на Фэйт, то на меня.

— Не смей, слышишь? — с ледяным выражением лица говорит Кайл и, грубо схватив ошарашенную подругу за предплечье, тащит её к выходу, — простите, ребята. Нам правда пора.

…And you could have it all,

My empire of dirt…

После того, как дверь за ними захлопывается, мы с оставшимися ребятами ещё несколько минут сидим в молчаливом охуевании, периодически переглядываясь.

— Кто-нибудь понял, что это было? — наконец хрипло спрашиваю я.

Грубый было хотел что-то сказать, но тряхнул головой, будто освободив её от лишних мыслей, и тихо ответил:

— Да кто их разберёт. Может, какие-то личные тёрки?

***

Весна — пора ебанутых. Хотя в Вудлоуне каждый день — карнавал пиздеца, но всё-таки весеннее время на этом карнавале гордо выступает в начале шествия. Не знаю, может, меня просто в детстве прокляла болотная ведьма, завещав, что каждую весну в моей жизни будет твориться какая-то дичь, а жизнь будет рассыпаться как карточный домик.

Мы с ребятами медленно бредём по парковке, пиная подвернувшуюся под ноги банку от содовой. Мартовский воздух всё ещё холодный, но сквозь него уже пробиваются солнечные лучи и характерный весенний запах, что заставляет меня поверить, что мы не совсем ещё катимся в Ад. Мы останавливаемся у заднего входа в супермаркет, и Фэйт протягивает каждому по сигарете из помятой пачки. Дым расползается в уже становящихся розоватыми от закатного света лучах. Я курю одну сигарету, вскоре беру вторую, и когда подпаленный фильтр уже начинает обжигать пальцы, нервно смотрю на часы.

— Странно, — хмурится Кайл, — разве у него не должен быть короткий день?

— Сегодня среда, — Фэйт задумчиво клацает по экрану телефона, чтобы убедиться в сказанном, — он всегда заканчивает в четыре по средам. Пойду посмотрю.

Она скрывается в дверях супермаркета и через несколько минут выходит ни с чем.

— Кэрри сказала, что Тома не было на работе сегодня, — она пытается сохранять рациональное спокойствие, но я слышу, как её голос дрожит.

Мы идём вперёд по грязным улицам и ведём бессодержательную беседу. У нас в компании есть хорошая привычка — не делать никаких выводов, пока не убедишься в основаниях для них. Другие бы могли подумать что угодно, особенно учитывая те варианты неприятностей, в которые мог бы вляпаться Том, но если бы мы делали это каждый раз, когда случаются какие-то странные обстоятельства, то у нас уже не осталось бы нервных клеток. Поэтому мы уверенным шагом направляемся в сторону его дома, чтобы всё разузнать. Правда я бы соврал, если бы сказал, что не волнуюсь. У меня в животе будто бушует песчаная буря — настолько я на измене. Знаете, если бы речь шла о простом малолетнем распиздяе с большой и искренней любовью к крэку, то прогнозы были бы весьма однозначными — чувак либо объебался так, что не нашёл в себе сил дотащить себя до работы, либо и вовсе передознулся к чертям собачьим. Но речь идёт о Томе. О человеке, которого мы ни разу не видели обдолбанным. О человеке, который ни дня в своей жизни не прогулял даже самую дерьмовую из всех своих работ (а его подработки по уровню хуёвости не могли бы соперничать даже с вакансиями для нелегалов). Поэтому я действительно не знал, что такого должно произойти, чтобы Томас Найк так проебался.