Екатерина Галиева - Хранитель Чёрной поляны

«Кошачьем слове», – уточнил я и потёрся о его ноги.

– Давай лучше с Васькой поиграем?

– Давай, – Никита подхватил меня с пола и потащил на диван. Я начал вырываться, потому что мне такие игры точно не по душе. Мальчик почувствовал мой протест и, посадив на подушку, принялся приглаживать и уговаривать, – Ну что ты, Вася? Что ты дёргаешься? Убежать хочешь?

«Очень!» – хотелось ответить мне, но он бы всё равно не понял, и я лишь продолжал оглядываться по сторонам, ища пути к отступлению. И вдруг я увидел что-то странное: по спинке дивана сверху вниз двигалось светлое пятно. Оно доползло до середины и замерло. Я тоже замер. Никита примолк, пятно вдруг снова зашевелилось и поползло вверх. Как я ни прислушивался – никаких звуков оно не издавало. Добравшись до верхнего края, зловредное пятно опять поменяло направление движения и так же неслышно стало двигаться в мою сторону.

«Ну уж это совсем наглость!» – решил я, и прыгнул, ловя его передними лапами. Пятно заметалось по дивану. Я, войдя в раж [21] Раж – (разг.) сильное возбуждение, неистовство, исступление. , силился его поймать, разбрасывая в разные стороны подушки и сдёргивая покрывало. Но ему всякий раз удавалось ускользнуть прямо из-под моих лап. Никита завалился на пол и закатывался от смеха.

– Что это у вас тут так весело? – заглянула в дверь бабушка.

– Васька солнечный зайчик ловит, – ответил от окна Алёша. Он чуть отодвинул занавеску и подставил что-то блестящее под солнечный луч. Отражаясь от этой штуки луч падал на диван, оставляя там злополучное пятно.

«Я обиделся. Я же и в самом деле думал, что это враг! Ну мало ли, какой ещё нечисти я не знаю? Мутации опять же… Может это новая разновидность болотных огоньков? А тут оказывается…» – укоризненно глянув на Алёшу, я спрыгнул с дивана. Пусть теперь сами поправляют. Шутники…

Баба Маня подхватила меня на руки.

«Ей тоже смешно – вон как улыбается!»

– А я и не знала, Вася, что ты у нас такой игривый! Надо же… Давайте-ка, наводите порядок и идите руки мыть – сказала она, почесала меня под подбородком и унесла из комнаты.

– Не сердись, Вась, не сердись. Вы поладите, вот увидишь, – приговаривала она, легонько почёсывая меня за ушком. В кухне она посадила меня к миске с молоком, и я решил, что лучше моей хозяйки нет в целом мире. А значит ради неё придётся и игры с внуками потерпеть.

Пока шёл дождь Лёшка с Никитой сидели в своей комнате наверху, а я помогал бабушке на кухне. Мы помыли посуду, начистили картошки на ужин. Бабушка переложила остатки помидорной рассады из фартука в таз и всё удивлялась, что их стебельки и листья нисколько не увяли. А чему тут было удивляться – я же рядом сидел и всё своё кошачье умение вкладывал в то, чтобы рассада не просто ожила, а ещё силой напиталась. Теперь урожай с этих кустов побьёт все сельскохозяйственные рекорды. В общем, в доме воцарился ненадолго мир и покой.

Гроза ушла часам к пяти, и только редкие капли дождя били по карнизу. Над лесом на другой стороне Чернушки небо уже прояснилось, и в нём засияла радуга. Бабушка сидела у окна, вязала и всё поглядывала в окно, не идут ли дед с Трезором. А они всё не шли и не шли. Тогда Марья Дмитриевна оделась, натянула резиновые сапоги и пошла на выпас за Милкой. Корова наша умница, кормилица могла бы, и сама к воротам прийти, но бабушке, наверное, хотелось по лугу пройтись, свежим воздухом подышать. Домовой тут же выскочил из норы и давай все углы подчищать, все соринки из углов выметать – тоже бабушку любит, бережёт её, не даёт лишний раз за веник взяться. Я решил, что в другой раз, когда мне молока нальют, сам пить не стану, всё дядьке отдам. Надо поощрять сотрудников. А пока, чтобы поддержать родственника я запрыгнул на навесной посудный шкаф и оттуда пошёл по верхам хвостом углы обметать. Паутины у нас я отродясь не видывал, но для очистки совести раз в неделю совал и нос, и хвост во все углы.

Не успели мы закончить с уборкой, как вот уже и бабушка вернулась. Милку в хлев отвела, подоила, корма всем засыпала, а деда всё нет и нет. Посмотрела ещё раз на рассаду в тазике, вздохнула и понесла её на огород в грядки сажать. Я, конечно, следом увязался, нужно ведь проверить, что всё как следует приживётся. Бабушка пару раз ругнула меня, но не со злостью, а так, для порядка. Чтобы помнил о своём преступлении. А я и не забывал. И потом это был несчастный случай, а не злой умысел. Наконец тазик опустел, и мы вернулись домой.

Солнышко к тому времени давно уж за верхушки сосен зацепилось. Скоро ужинать садиться пора, а хозяин пропал. Заволновался и я, не случилось ли с ним чего на болоте? Но тут от реки послышалось стрекотание мотора, а вскоре раздался заливистый собачий лай. Это Трезор так сообщал всем, что они приехали.

– Ну слава Богу, – выдохнула бабушка и повернулась к печке подбросить дров. Пора было греть ужин, а может и воды поставить, чтобы внуков потом помыть и спать уложить. Мальчики тоже услышали лай и, топоча по лестнице, спустились из своей комнаты. Бабушка не пустила их встречать деда на улице, и тогда они пристроились у того окошка в кухне, что смотрело на огород. Я решил сделать вид, что забыл об их глупой шутке с солнечным зайчиком и тоже залез на подоконник. За окном уже собирались синие сумерки, от реки поднимался туман, но дорожку от мостков к огороду ещё было видно. Наконец на ней появился сначала Трезор, а за ним и Егор Гаврилович в большом брезентовом плаще. Он увидел в окне кухни наши силуэты и помахал рукой. Мальчишки заверещали от радости.

– Ладно уж, – сказала бабушка, – Идите на крыльцо. Только куртки наденьте.

Ребят словно ветром сдуло. Через пару минут они встречали деда во дворе. А я на эту идиллию смотрел уже с другого окна, того самого злополучного, через которое утром прыгал. К вечеру баба Маня его закрыла, чтобы комары на свет не летели. И что там внуки рассказывали слышно было плохо, но, наверное, про свои приключения. Егор Гаврилович слушал их, покачивая головой и развешивал под навесом дождевик. Трезор тут же вертелся и тоже качал головой, удивляясь сколько он всего пропустил.

– Шагайте-ка вы в дом, – скомандовал Егор Гаврилович и повёл внуков к крыльцу. Там их встретила Мария Дмитриевна, в руках она держала миску с похлёбкой для Трезора.

– И где же это вас столько носило? – спросила она, отдавая собачий корм деду.

– Расскажу, всё расскажу, потерпите ещё немножко.

Наконец все помыли руки, дедушка переоделся и можно было ужинать. Пока бабушка раздавала вилки, ложки, заваривала чай, дед рассказывал, как они пережидали дождь лесу, а уж потом пошли к облюбованному лебедями болотцу. После дождя тропа туда и вовсе стала очень плохой, и это заметно задержало их в пути. Убедившись, что у лебедей всё в порядке и не обнаружив никаких следов непрошеных гостей, Егор Гаврилович повернул домой. Но тут Трезор приметил что-то в кустах. Оно было большое, пёстрое и вроде не двигалось. Подойдя поближе, дед увидел, что это был воздушный змей. Откуда его туда принесло – не известно, но пришлось выпутывать все хвосты, чтобы это пугало там никого не смущало.