Элизабет Лим - Сплетая рассвет [litres]

К нам подошел главный монах, Цыань. Он был очень старым, его кожа истончилась и сморщилась, но взгляд оставался цепким.

– Мы рады гостям в монастыре, но ждем, что они тоже принесут пользу во время своего пребывания здесь. Вы умеете готовить?

– Я умею, – призналась я. – Но от меня больше проку с иглой в руке.

Это обрадовало монаха. В отличие от остальных, он носил выцветший бордовый пояс с протертыми концами.

– Тогда поможешь со штопкой. – Затем он настороженно обратился к Эдану: – А ты?

– Могу помочь с лошадьми, – кратко ответил он.

Старый монах кивнул и жестом пригласил нас пройти в монастырь, чтобы показать наши комнаты. Залы, которые мы проходили, были почти пустыми, не считая нескольких алтарей и небольшого количества статуй, в основном Аманы и Наньдуня – нищего бога, который раздал свои богатства бедным.

– Мы мужской анклав, – сказал Цыань Эдану. – Так что можешь помыться с нами. А вот твою жену мы хотели бы попросить подождать до наступления ночи.

Я напряглась. Разумеется, я знала, что мы с Эданом вновь будем притворяться мужем и женой, чтобы остаться здесь, но слышать об этом было тяжело – ведь теперь я знала, что этому никогда не бывать.

– Я понимаю, – ответил он.

Эдану хватило ума скрыться в конюшне, чтобы дать мне какое-то время побыть одной. Еще один монах принес мне робу, а мою одежду забрали в стирку.

Я спрятала ножницы за пояс и начала штопать, как и обещала. Нужно было зашить дырки и укоротить рукава. Но шить для меня всегда было так же легко, как дышать. Я так быстро справилась, что монах, который обычно этим занимается, не поверил собственным глазам.

Не тратя времени попусту, я достала из сундука платье из лунного сияния и села шить на кровать. Из трех платьев у этого было больше всего деталей: куртка, корсаж, юбка с поясом и шаль. Оно также было выполнено в аландийском стиле, хотя я взяла на себя смелость поиграть с кроем. Сейчас я работала над курткой, собирая воедино ее куски и пришивая рукава.

Приближающийся конец отведенного мне срока отвлекал от Эдана и проклятья Бандура, что было мне необходимо. Мало-помалу я позволила работе наполнить свое сердце и насладилась постепенно создающимся платьем из лунного света. А еще позволила себе вспомнить, как сильно люблю свое ремесло и горжусь им.

Когда день пошел на убыль, кто-то постучал в дверь. Эдан.

Он закрыл ее за собой.

– Монастыри почти не поменялись за последние пару сотен лет. Монахи по-прежнему только и делают, что поют да молятся. Ну, хоть запах стал получше. – Он выдавил улыбку. – Я благодарен тому богу, который настаивает, чтобы они мылись дважды в день и подметали коридоры на рассвете и закате.

Он пытался развеселить меня, но мы будто вновь стали незнакомцами.

– Они были очень добры к нам, – сухо произнесла я.

– К тебе в частности. За это я благодарен.

– Ты всегда так недолюбливал монахов?

Эдан пожал плечами.

Я отвернулась и начала расшивать золотой нитью подол платья леди Сарнай.

Эдан знал, что я его игнорирую. Какое-то время он это терпел, но потом не выдержал и заговорил:

– Меня вырастили в монастыре. Боги, которым там поклонялись, были другими, но вновь оказаться здесь… это наталкивает на воспоминания.

До чего мало я знала о его прошлом! Хоть мне и хотелось его игнорировать, я невольно проявила любопытство:

– Где?

– В Нельронате. Город находился в тысячах миль отсюда. Его больше нет. Варвары разрушили его несколько веков назад.

Я притихла. Никогда не слышала о Нельронате.

– После того, как моя мать умерла при родах, – продолжил Эдан, – отцу пришлось в одиночку растить семерых детей. Он меня ненавидел. Винил в смерти матери, да и тот факт, что я был тощим мальчишкой, предпочитающим читать, вместо того чтобы пасти скот, не помогал.

От печали в его голосе внутри меня все растаяло, но я упорно не поднимала взгляд, сосредоточившись на правильном накладывании шва, чтобы сменить нить на другой цвет.

– Однажды отец взял меня в поездку. Сказал, что планирует отправить меня в школу, раз я так люблю читать. Он не соврал… в каком-то смысле. Я был так счастлив.

– Он бросил тебя, – сказала я, все же подняв голову.

– В монастыре, находившемся в четырех днях пути от нашей фермы. Я много раз пытался, но так и не нашел дорогу домой. Монахи, которые меня растили, отличались от этих. Они не были ни щедрыми, ни добрыми. А боги, которым они поклонялись, славились своей жестокостью и беспощадностью. Я жил с ними годами, пока храм не захватили солдаты. Они решили, что я достаточно взрослый, чтобы сражаться в их рядах. Мне тогда только исполнилось одиннадцать лет. – Он посмеялся, но без ноток юмора. – Спустя шесть месяцев службы обнаружился мой магический дар. Это привело к тому, что меня чаще отправляли на войны, но скорее в качестве оружия, чем солдата… А затем меня нашел мой первый учитель. – Эдан замолчал, словно услышал что-то вдалеке. – Тебе стоит спуститься вниз. Ужин уже готов.

Я отложила иглу.

– А что насчет тебя? Ты скоро превратишься в ястреба.

– Просто скажи монахам, что я хотел отдохнуть, – мрачно ответил он.

– Тебе принести ужин?

Эдан слегка улыбнулся.

– Я поохочусь. Но буду благодарен, если ты оставишь окно открытым.

– Ты сможешь найти обратную дорогу?

Его улыбка стала шире, и я осознала, что выдала свою заботу о нем.

– К тебе – всегда.

Я напряглась, хотя от его слов мое сердце забилось чаще, а затем кивнула и ушла.

Ужин состоял из отваренных листьев салата и морковки, собранных с огорода, а также из миски риса с кунжутом. Со мной никто не ел – судя по всему, монахи только завтракали. Но некоторые из молодых посидели со мной, попивая соевое молоко из деревянных чаш.

Когда ужин закончился, я помыла и вытерла посуду, а затем отправилась на поиски Цыаня.

– Вы говорили, что я могу помыться после заката.

– Рядом с прачечной есть родник. Прогуляйся со мной, я покажу дорогу. – Когда я последовала за ним из монастыря, он сказал: – Твой муж не захотел отужинать?

– Ему нужно было… отдохнуть, – ответила я, опустив взгляд на свои руки. Из-за чувства вины от вранья монаху я не могла смотреть ему в глаза.

– Понятно, – кивнул Цыань. Старик шел медленно, поскольку уже стемнело, а во дворик вело много ступенек. – Монахов учат стремиться к миру, – сказал он, нарушая тишину, – но даже мои братья время от времени пререкаются между собой. Тем не менее, сколь бы ни были велики их разногласия, они помнят, что гармония друг с другом важнее.

Я сглотнула. Должно быть, Цыань заметил, что мы с Эданом поссорились.

– Ты заботишься о своем муже. Это видно невооруженным глазом. Но он заботится о тебе больше.

Я нахмурилась.