Элизабет Лим - Сплетая рассвет [litres]

– Это не…

– Истинная любовь бескорыстна, – перебил он. – И я вижу, что ты еще очень юна.

Я замолчала, сосредоточившись на том, куда иду. Мы прошли мимо прачечной, дальше каменная тропа исчезала.

– Твой муж страдает от тяжкого бремени. Я вижу это по его глазам. Он не первый чародей, попадающий в эти стены.

Я резко втянула воздух.

– Сэр?

– Этому монастырю тысяча лет, – ответил Цыань. – Большинство чародеев приходили сюда, чтобы обрести покой и побыть в одиночестве, в частности перед тем, как дать обет. Твой спутник первый, кого я встретил… первый, кто пришел сюда после принятия клятвы.

– Я думала, что в монастырях не рады чародеям.

Монах посмеялся.

– Раскол между магией и религией сильно увеличился. Но я не всегда был монахом и повидал многое, чего не доводилось видеть более молодым среди нас. Многое они уже никогда и не увидят. В мое время чародеев звали хранителями, поскольку они оберегали магию от остальных. Это большая ответственность. Ее уважали даже религиозные люди. Лично я по-прежнему уважаю.

Цыань взял меня за руку и повел дальше.

– Вот чего я никогда не видел, так это влюбленного чародея. Видишь ли, они не должны влюбляться. В определенной мере они похожи на монахов – сердобольные и самоотверженные. Только они никого не любят, а мы любим всех. Твой чародей не такой.

В моем горле возник комок.

– Он давно служит, – сказала я, потупив взгляд в землю.

– Так и есть. Многие желают себе подобной силы, но я не завидую его судьбе. Цена за это слишком велика.

Я ничего не сказала. Не хотела говорить об Эдане. Мне было слишком больно думать о его обещании Бандуру, зная, что ничего не могу с ним поделать.

Наконец мы прибыли к ручью. Месяц освещал чистую воду передо мной, как и три статуи Аманы на берегу. Ее глаза были закрыты, а руки сложены в мольбе и подняты к небу.

– Когда-то давно эти воды считались священными для жриц богини-матери, – объяснил Цыань. – Некоторые из них до сих пор приходят сюда раз в год, на девятый день девятого месяца, чтобы увидеть мост из звезд между солнцем и луной. Вы чуть-чуть опоздали.

– Я знаю, – прошептала я, глядя на статуи.

Те две, что были в платьях из луны и солнца, мерцали в серебристом сиянии месяца, а вот ту, что была одета в кровь звезд, скрывали тени.

– Должно быть, платья Аманы восхищают тебя, как швею, – сказал Цыань.

– Я всегда считала их мифом, – ответила я, – такими же далекими от нас, как боги. Но это было до того, как я поверила в магию. Увидев, на что она способна, я уже не уверена, что граница между небесами и землей такая же прочная, как мне казалось. – Я подумала о Бандуре и призраках. – Что, если богов не существует? Что, если есть только магия, чародеи, демоны и призраки?

– Продолжай верить, – ответил монах. – Боги присматривают за нами, но, в отличие от духов этого царства, они не вмешиваются в наши жизни. По крайней мере, если мы их не злим или не впечатляем.

– Да, – пробормотала я. – Когда Амана простила бога воров, то вернула свет миру, но лишь на половину дня. Она даровала нам ночь.

– Она и дальше на него злилась, и вполне заслуженно. Но ты забываешь о портном, который сшил платья для бога воров. Мало кто знает, что Амана наградила его даром.

– Каким?

– Говорят, что она подарила ему ножницы, – ответил Цыань. – Зачарованные таким образом, что они наделяли своего владельца частицей ее силы.

Я словно окаменела.

– Никто никогда их не видел, но я полагаю, что они существуют и передаются из поколения в поколение.

Я затаила дыхание и потянулась за пояс, где все еще были спрятаны мои волшебные ножницы. Обвела пальцами гравировку на лезвиях – солнца и луны. Наверняка это ножницы, которые Амана отдала портному.

Значило ли это, что моя семья произошла от того портного? Объясняло ли, почему во мне текла магия? Наверное. Как и то, почему только я могла использовать ножницы. И почему Бандур сказал, что я не так проста, как кажусь.

– Что, если кому-то удастся повторить платья Аманы? – выпалила я. – Вмешается ли богиня-мать?

– Многие пытались их сшить, соблазнившись легендой, что Амана исполнит желание любого, кто в этом преуспеет.

– Это правда?

– Полагаю, если кому-то все же удастся воссоздать ее платья… такой подвиг может навлечь на себя ее гнев, а не благословение. – Увидев мое испуганное выражение лица, Цыань улыбнулся. – С другой стороны, я также готов поспорить, что эту сказку выдумали жрецы детей Аманы, чтобы их храмы процветали и их часто посещали.

– Ясно, – тихо произнесла я.

– Поговори с ней, – сказал монах, показывая рукой на ручей. – Амана всегда слушает, но, быть может, здесь, среди ее детей, она обратит на твои слова больше внимания. – Он похлопал меня по плечу, прежде чем развернуться в сторону монастыря. – Помирись со своим чародеем. Он очень тебя любит.

Оставшись одна, я долгое время стояла у края ручья, прислушиваясь к шелесту листвы от легкого ветра. Я понимала, почему многие почитали платья Аманы и звали их ее величайшим наследием. Благодаря им она подарила нам мир, каким мы его знаем. День за днем, ночь за ночью она сплетала рассвет и расплетала закат.

И каким-то образом я оказалась ближе к этому наследию, чем когда-либо осмеливалась мечтать.

Я медленно сняла робу и шагнула в ручей. Вода была приятной температуры, у ног вились рыбки. Задержав дыхание, я полностью нырнула под воду, поднимаясь за воздухом лишь в последний момент.

Надо мной ярко сиял месяц, словно кусочек жемчужины в черном море ночи.

Потянувшись к робе, я достала ножницы, держа их в руках как подношение.

– Амана, – прошептала я. – Амана, спасибо за этот дар, которым ты удостоила мою семью. Я молю о твоем прощении. Если ты не желаешь, чтобы я шила эти платья, я перестану. Но, пожалуйста, пожалуйста, не наказывай Эдана за мою глупость. Пожалуйста, позволь нам найти способ освободить его от Бандура.

Я долго ждала, но, подтверждая мои страхи, Амана не ответила.

…

Наступил рассвет, но Эдана нигде не было. Я все ждала, когда увижу его приближающуюся тень на стене, с последними ласками ночи на крыльях.

Раньше я никогда не беспокоилась, пока он был ястребом, а теперь не могла остановиться – что, если он летел над озером, когда засветили первые лучи солнца? Он же не умел плавать. Вдруг он утонет?!

Или вдруг его подстрелит охотник? Быть может, один из людей шаньсэня – знали ли они, в кого превращался Эдан по ночам?

Я села на кровать и принялась распутывать колтуны пальцами. За время путешествия волосы сильно отрасли, но перед возвращением в Осенний дворец их придется снова отрезать. С другой стороны, до войны мужчины традиционно носили волосы длинными.

Я коснулась кончиков. Позволит ли мне император остаться его портным после того, как я закончу три платья… и Эдан покинет меня?