Юлия Славачевская - Третий — не лишний!

— Почему? — никак не могла я понять его логику. — Это же ваш дом?

— Мы его снимаем, — буркнул Эмилио, доставая из поясной сумки пару мягких кожаных сапожек и тонкие носочки. Посадил меня в кресло и обул, не обращая внимание на мое сопротивление и стремление к самостоятельности. — Наши дома далеко отсюда. И туда нам пока вход закрыт…

— Почему? — недоумевала я, в то время как остывший синеглазый потрогал пальцем припухшую губу, усмехнулся и притащил мне поднос с завтраком.

— Не хочу, — скривилась я, отпихивая еду. — Что-то мне нехорошо после всех разборок.

— Ешь, Маг… дорогая, — пригреб он меня подмышку и вместе с подносом перетащил на кровать, где начал, как ребенку, впихивать в рот кусочки свежей булочки с маслом. — Дорога предстоит длинная и поедим мы еще нескоро…

— На закате сюда придут маги, — предупредил Эмилио мой незаданный вопрос, в то время как я энергично работала челюстями, создавая видимость сотрудничества с агрессором.

Наш семейный командир попытался впихнуть в меня новую порцию. Я закашлялась.

На самом деле мне кусок в горло не лез. Не слишком приятная привычка, которая позволила мне в мои годы волей-неволей оставаться стройной.

А Фил ненадолго отвлекся от моего прокорма, поясняя:

— Мы будем должны показать им доказательства нашего союза. А они очень странные.

Мне стало нехорошо. Я вопросительно посмотрела на синеглазого мужа. Тот особой радости не излучал. Как и я.

— Дальше?

— В лучшем случае, — напрягся Филлипэ. — Нашу связь попытаются разорвать, а тебя просто отберут и закроют в подвалах магов. Будут ставить магические опыты. В худшем — уничтожат на месте, чтобы не допустить распространения неизвестной магии.

Эмо сунул мне руки чашку с травяным настоем:

— Мы не будет тобой рисковать, девочка, — пояснил он мне. — Что бы не случилось, но ты останешься с нами, под нашей защитой. Пока мы не выясним, что же происходит и не найдем способ от этого избавиться…

— А как же ваше проклятие? — влезла я, выхлебав чай и ловко увернувшись от нового куска булки. — Что с ним? И в чем оно заключается?

— То, что тебе нужно знать, — отрезал Филлипэ, — ты уже знаешь. Мы не можем заниматься сексом поодиночке. Остальное — не твоего ума дело.

— Уж конечно, — закатила я глаза. — Ведь у женщины в твоем понимании только одно место рабочее. И оно явно не сверху.

— Почему? — оскалился синеглазый. — Я еще не был между твоих губок. Но обязательно побываю…

— Если я тебе чего-нибудь не откушу, — фыркнула я и тут же получила вдогонку в рот кусок булки.

— Посмотрим, — загадочно усмехнулся синеглазый. Сунул поднос Эмилио и распорядился: — Проследи, чтобы она все съела. Я пойду проверю сборы. Не позднее, чем через час нам нужно выехать! — и вышел за дверь, одарив меня напоследок задумчивым взглядом.

— Почему ты так сопротивляешься? — присел рядом со мной Эмилио и начал намазывать маслом новый кусочек булки. — Тебе так плохо с нами?

— А как ты думаешь? — я повернула голову и внимательно на него посмотрела, отбросив напускную стервозность и наигранную веселость. — Ты думаешь, возможно стать счастливой после того, как тебя вырвали из привычного мира, продержали в клетке, потом продали с торгов как вещь? А-а-а, прости. Забыла, что после этого под угрозой смерти меня поимели два мужчины и не один раз. Причем, абсолютно игнорируя мое желание. Ты бы был счастлив в такой ситуации?

— Я мужчина, — сообщил мне Эмилио, как будто это все объясняло и подсунул мне под нос хлеб. — Ты не можешь сравнивать.

— Да? — криво усмехнулась я, сузив глаза. — А что еще я не могу? Или проще спросить, что могу? Согласно кивать и раздвигать ноги? Так?

— Удел женщины быть рядом с мужчиной, — никак не мог понять меня аметистовоглазый. — Это заложено природой.

— Согласна, — кивнула я. — Но с мужчиной, которого она выбрала сама. Сама, понимаешь? Не под угрозой или обстоятельствами.

— Так не бывает, — не поверил мне Эмилио, настойчиво пытаясь меня накормить. — Это противоречит всем законам общества.

— Твоего общества, — фыркнула я. — Не моего!

— Чем тебе плохо, котенок? — нахмурился мужчина, когда я отвела его руку с бутербродом. — Мы будет о тебе заботиться, ты ни в чем не будешь знать отказа. У тебя будут слуги, драгоценности, наряды…

— И не будет меня, — грустно сказала я, понимая, что достучаться не удастся. — Понимаешь, клетка, даже золотая, все равно остается клеткой. А вы еще и крылья мне подрезать норовите. И лапки бантиком связать!

— Маленькая, — посмотрел на меня Эмилио, как на несмышленыша. — Что ты будешь делать с этой свободой? Куда ты пойдешь в этом мире?

— Ты прав, — искривила я губы. — Мне некуда идти. Все незнакомое и чужое. И от этого очень погано и тоскливо.

— Что тебе нужно, чтобы быть счастливой? — попытался он еще раз запихать мне в рот еду.

— Любить, — удержала я его руку и заглянула в непонимающие глаза. — И быть любимой.

— Это сказки, — убежденно сказал мужчина, осторожно снимая мою руку со своей. — Женщине нужен дом и дети для счастья.

— Ты видишь в женщине только тело, — отвернулась я от него. — А как же сердце, которое тоскует? Душа, которая болит? Как с этим поступить?

— Женщина всегда драгоценна, — тихо сказал Эмилио. — Женщина, способная подарить детей, — драгоценна вдвойне. А ты для нас… вообще бесценна…

— Эмилио, — резко повернулась я к нему. — Неужели ты не хочешь, чтобы женщина выбрала тебя сама? Именно тебя, потому что без тебя она не может жить. Потому что каждый вздох не рядом с тобой дается с трудом. Потому что ты — это ты.

— Я не понимаю тебя, — нахмурился он, действительно недоумевая. — Ты сейчас говоришь загадками. Для меня все это звучит дико.

— Я сейчас говорю то, что загадка только для тебя, — слабо улыбнулась я. — Ты просто не знаешь каково это, когда женщина сама дарит тебе поцелуй, а не ты крадешь его в постели.

— Что ты имеешь ввиду? — замер он. — Я не совсем тебя понимаю.

Я придвинулась ближе, взяла в ладони его лицо и легко, осторожно коснулась чуть дрогнувших губ, дразня, изучая и провоцируя.

Эмилио застыл, как громом ударенный, лишь приоткрылись губы и опустилась на аметистовые глаза завеса густых ресниц.

— Нам пора ехать! — раздался от двери громкий голос.

Я отпрянула, обернулась. В дверях стоял Филлипэ, бешено сверкая синими глазами и раздувая ноздри.

— Мы и так задержались! — рявкнул он, подходя и бросая взгляд на так и не опустевший поднос. — Ты что, так и не смог ее накормить?!!

— «Ее» зовут Маруся! — вскочила я, наливаясь таким же бешенством. — И не смей со мной разговаривать в третьем лице!

— Магдалена! — отбросил синеглазый поднос в сторону. — Ты — Магдалена!