Юлия Славачевская - Третий — не лишний!

— А теперь скажи, Магдалена, — вкрадчиво сказал он, усаживаясь рядом и заворачивая меня в одеяло. — Что ты успела подслушать?

— Я?!! — искренне возмутилась, поправляя волосы. — Ничего. А надо было?

— Хорошо, — присел с другой стороны Эмилио. — Ты не подслушивала. А что ты услышала, Магдалена?

— Магдалена ничего не слышала, — стояла я на своем алиби. — И вообще, мне холодно. Все чешется. И на попе у меня громадный синяк…

То, что сморозила глупость, я поняла сразу. Потому что надо мной снова закружился магический светильник и четыре руки полезли проверять, какого размера у меня синяк, задрав мне на голову все, что только можно было задрать.

— Действительно, — озабоченно констатировал Эмилио, исследовав холмистую местность. — Мало того, что синяк, так еще и потертости от верховой езды. Почему не сказала раньше?

— Когда? — буркнула я из одежного подполья. — Когда ела? Или когда спала?

— Сразу, — начал злиться Филлипэ, нанося заживляющую мазь. — Обо всех повреждениях ты должна сообщать нам сразу! Это приказ!

— Я вам ничего не должна! — рассердилась я, чувствуя себя отвратительно беспомощной. — И нечего тут дедовщину разводить! Думаете, справились двое на одну? Ненавижу вас! — заплакала от бессилия.

— Девочка, — меня аккуратно одели, перевернули и…

Я вырвалась, отодвинулась от них, и уткнулась в свои коленки, беззвучно всхлипывая.

— Почему ты так сопротивляешься своей судьбе? — с какой-то затаенной болью в голосе тихо поинтересовался Эмилио.

Я подняла зареванное лицо, разглядывая растерянных мужчин, стоявших передо мной на коленях и шмыгнула носом:

— Потому, что это не моя судьба!

— Но ты здесь, — пожал плечами непробиваемый Филлипэ. — С нами. Пора смириться. Могло быть гораздо хуже…

— Куда уж хуже, — вытерла я слезы протянутым Эмилио платком. — Или ты имеешь ввиду, что у вас тут принято многомужество?

— Нет, — отбросил за спину косу Филлипэ. — Это исключительный случай. Но тебя мог купить кто-то другой, сделать тебе ребенка, потом отобрать и перепродать следующему желающему. И так, пока ты сможешь рожать…

У меня от такой перспективы галопом побежали по спине ледяные мурашки.

— Какое зверство! — передернула я плечами. — Как так можно?!! Как можно ребенка от матери отобрать?

— У младенца будет другая мать, — Эмилио осторожно стер с моих щек слезинки. — Ребенок никогда не узнает, кто его выносил.

— И почему меня минует чаша сия? — прикусила я губу, начиная невольно кривить лицо от желания опять заплакать. Высказала: — Вы все еще можете меня обрюхатить, а потом продать.

— Не можем. И не будем, — переглянулись мужчины. — Сегодня утром у судьи мы подписали соглашение о пожизненном владении тобой, Магдалена, без права передачи или продажи третьему лицу.

— И с чего бы это вы меня осчастливили? — прищурилась я, переводя недоверчивый взгляд с одной невозмутимой физиономии на другую. — Какая пакость стоит за этим поступком?

— Почему ты видишь в нас только плохое? — скрипнул зубами синеглазый. — Чем мы тебя обидели?

— Перечислить? — услужливо предложила я. — Начнем с того, что вас двое!

— Хватит, — внезапно оборвал меня Эмилио. Взмахнул рукой в сторону лежбища: — Пора спать. Завтра снова в дорогу. У нас еще будет время договориться о некоторых моментах нашей семейной жизни.

— Я с безумцами не договариваюсь, — буркнула я, укладываясь и заворачиваясь в одеяло. Зло и обиженно: — Такой договор считается недействительным по законодательству любой страны моего мира. А на ваш мир мне по большому счету… э-э-э… начхать! — заткнулась, делая вид, что ушла на военные сборы.

Сзади улегся Филлипэ, притянувший меня к себе. Он совершенно бесцеремонно, как будто мы ни о чем до этого не говорили, уложил меня как ему было нужно, подсунув под голову свое плечо вместо подушки.

— Деспот! — прошипела я сквозь зубы.

— Заноза, — миролюбиво парировал он, подтыкая спереди одеяло.

Эмилио подбросил в костер дров и уселся около огня — как я предположила, для охраны.

Хотя я бы лучше их от меня охраняла! Потому что, зная свой характер, могу предположить следующее: в конце концов пружина моего терпения (правда, его нет, но это мелочи) закрутится до предела и тогда у меня окончательно сорвет резьбу. И вот в этот трагический момент рядом лучше не находиться: затопчу злобным мамонтом, вздев потом на бивни и буду таскать хладное тело, показывая всем желающим.

Построив немного планы мести, я уснула. Проснулась, когда Филлипэ начал осторожно вытягивать свою руку.

— Что? — сонно подняла я голову.

— Спи, котенок, — поцеловал он меня. — Я должен сменить Эмилио. Ты в кустики не хочешь?

— Опять под конвоем? — надула я губы. — Не пойду.

Синеглазый тяжело вздохнул и ушел. Вскоре рядом со мной улегся Эмилио, только спереди, и притянул меня к себе. Сопротивляться не было ни желания, ни сил.

— Бедная испуганная девочка, — нежно прошептал мужчина в мои волосы. — Позволь себе расслабиться.

— И получить удовольствие? — пробурчала я. — Это инструкция на случай нападения маньяка. Уже можно применять?

— Маленький напуганный котенок, думающий, что он большая и страшная кошка, — грустно сказал мужчина, поглаживая мою спину. — Когда ты перестанешь шипеть и выпускать свои коготки?

— Никогда, — уверенно сказала я, убаюканная лаской. — Я не умею сдаваться.

— А если? — не отставал он от меня. — Когда такое может случиться?

— Когда я сама тебя поцелую, — сообщила я ему, погружаясь в сон. — Но это вряд ли…

Утро началось с птичьего гомона и хруста пережевываемых лосями веток.

— Магдалена, — что-то пощекотало мне нос. — Пора вставать.

— Отстань, Николя, — пробормотала я, натягивая одеяло на голову. — Еще пять минут…

После этого меня вздернули вверх пред гневные очи двух цветов и под трубный рев:

— Кто такой Николя?!

— Муж, — окончательно проснулась я, вися на над землей, удерживаемая под мышки разъяренным Эмилио, рядом с которым наливался белым калением еще более злющий Филлипэ.

— Твой муж — я! — встряхнул меня сиреневоглазый. Он стоял, раздувая ноздри и, казалось, своим взглядом мог спалить целый лес. — Запомни это!

— А он? — ткнула я пальчиком в онемевшего от злости просто Филю.

— И он, — расширил круг моих супругов Эмо, потряхивая меня для утрамбовывания нужных сведений.

— В этом-то и проблема, — сморщила я нос. — Вас слишком много для меня одной. К тому же, старая любовь не ржавеет.

— Забудь о нем! — прошипел Филлипэ, стараясь меня отобрать и тоже потрясти. — Ты его больше никогда не увидишь!

— Это вряд ли, — скривилась я, болтая ногами в воздухе. — Такое в огне не горит и в воде не тонет. — Рявкнула: — И мне больно!