Юлия Славачевская - Третий — не лишний!

Я скрипнула зубами. Создавалось ощущение, что меня здесь просто нет.

Мужчины нежно, но со знанием дела вымыли меня, скользя огрубевшими намыленными ладонями по груди, пощипывая соски. Отмывая и гладя распаренную кожу.

Эмилио притянул меня к себе спиной, заставив почувствовать вздыбленный член, и вымыл волосы, ополаскивая каждую прядку и игнорируя рвущийся в тело орган.

Филлипэ с таким же отрешением скользнул мне между ног, промывая складочки.

— Такая нежная, — с восторгом поделился он с другом. — Такая сладкая. Так бы и съел.

— У нас еще будет такая возможность, — хмыкнул Эмилио.

Я закатила глаза. Боже, на что я подписалась? Как мне, воспитанной на самостоятельности и независимости, выносить все это шовинистическое отношение? Надеюсь, что на неделю меня хватит. А там посмотрим.

Мужчины, наконец, закончили меня мыть и вынули из ванны, аккуратно промокнув воду мягкими полотенцами. Еще раз осмотрев мое тело, они смазали все на их взгляд проблемные места мазью и усадили меня на скамейку сохнуть, пока мылись сами.

Я рассматривала идеально сложенные мускулистые тела, по которым бежали струйки воды и начинала завидовать сама себе. Потом вспоминала, что они со мной творят и мгновенно разочаровывалась.

Так и захлебывалась слюной. Сначала от вожделения, а потом от злости.

Закончив омовение, временные мужья быстренько оделись. Практически полностью. То есть нижнее белье, брюки, рубашки и короткие мягкие сапоги. Мне же достался лишь длинный бархатный халат, отороченный кружевом. Который они с многообещающими улыбочками натянули на меня.

Так бы и стерла с их лиц эти плотоядные ухмылки! И желательно наждаком! Так, чтобы до первого этажа одни уши доехали!

— Жду не дождусь, — промурлыкал мне на ухо Филлипэ, приподнимая мою грудь на ладонях сквозь ткань. — Когда сниму с тебя это одеяние и заставлю кричать от желания.

Честное слово, мне нужно выдать даже не медаль за терпение. И не орден. Мне следует прижизненно отлить памятник в бронзе. Бюст. И подарить мне. Чтобы я этим бюстом одарила этих двух засранцев. По головам.

Меня в который раз подхватили на руки. На этот раз синеглазый. И под ревнивым взглядом Эмилио попер вниз.

Господи! Дай мне терпение, чтобы не откусить себе язык. Потому что он мне еще понадобится, когда я буду им рассказывать где, когда, сколько раз и в каких позах я видела такое к себе отношение. Конечно, я могу показать это и на пальцах. Но лучше совместить. И сделать все предельно ясно и красочно.

В столовой, оформленной светлыми панелями из полированного дерева, нас уже ждал обед, сервированный на гигантском столе. Все весьма изысканно. Фарфор, серебро, хрусталь, крахмальные салфетки.

При такой сервировке я ощутила себя девушкой в купальнике, случайно попавшей в шикарный ресторан вместо пляжного бара. Остро чувствовалось, что под шикарным халатом ничего нет, при практически полной одетости моих сотрапезников.

— А может… — открыла я рот, пока меня бережно усаживали на стул с высокой спинкой.

— Тс-с-с, Магдалена, — скользнули по моим губам пальцы Эмилио. — Хорошо воспитанные жены не разговаривают за обедом.

Судя по всему, хорошо воспитанные жены вообще не разговаривают! А в их черепной коробке гуляет эхо, потому что там после трепанации черепа нет мозга!

Я одарила обоих супругов злобным взглядом, ожесточенно жуя салфетку.

— Это плохое поведение, Магдалена, — отобрал у меня тренажер для вымещения злости Филлипэ и расстелил пожеванную салфетку на моих коленях. — Ты же хочешь соответствовать высшим стандартам нашего общества?

— Я… не… — Мне впихнули в рот орешков. — Кхе-кхе…

Вторая попытка:

— Я не… — В ход пошли курага, чернослив и дольки сухофруктов. Их мне скармливали в четыре руки. Что-то не то попало в дыхательное горло, и я, пока выкашливала, едва не посинела.

Тогда я в противовес чужому утверждению со слезами на глазах помотала головой. Напрасно.

— Какая замечательная восприимчивость к нашим устоям, — порадовался Эмилио, занимая место слева от меня. — Еще немного — и ты будешь идеальна.

Еще немного — и мне будет не для кого быть идеальной! Либо кого-то прибью, либо сама лопну от ярости!

— Согласен, — подтвердил Филлипэ, усаживаясь справа. — Лаской и убеждением можно достичь много. Лишь запастись терпением.

Счастливые! У меня это качество характера стремительно превращалось в мифическое.

— Подавайте! — крикнул синеглазый. И в столовую важно вплыл рыжик, несущий красивую супницу.

Слуга, чувствуя важность момента и явно гордясь предоставленной честью, медленно и печально наполнил наши тарелки ароматным, вкусно пахнущим варевом.

У меня активировался желудок и потребовал сейчас и немедленно. Я пошла у него на поводу и резво схватила ложку, готовясь начинать молотить обалденный густой суп.

Ложку у меня тут же отобрали.

Я начала звереть и уже открыла рот, чтобы выразить свой протест, как невозмутимый Филлипэ зачерпнул суп, чуть остудил его и поднес ложку к моим губам.

Я машинально проглотила, пытаясь сообразить — это они так изощренно издеваются или на самом деле так живут?

Если первое, то я отомщу. А если второе, то кто-то хорошо отомстил мне, когда направил меня в этот мир и вручил этим двоим. Потому что с целым миром мне не справиться. Хотя, если посвятить этому всю жизнь…

Меня накормили и промокнули губы свежей салфеткой, после чего мужчины утолили свой голод и началась новая перемена блюд.

На этот раз белобрысый принес большое серебряное блюдо с запеченной птицей и овощами. И вручил Филлипэ шикарный ножик размером с приличное мачете. Я тут же положила глаз на этот инвентарь и стала фантазировать, куда бы его приспособить.

И очень хорошо придумала. Особенно после того, как мне даже вилку не позволили взять в руки. Так пичкали: «Открой ротик, Магдалена!», «Пережевывай тщательнее, дорогая».

Под конец обеда я уже кипела от злости и мечтала сначала порезать двоих шовинистов на мелкие кусочки, потом пережевать со всей тщательностью. И выплюнуть, чтобы не засорять вредными канцерогенами свой организм!

— Ты сыта, драгоценная? — обратился ко мне Эмилио, заботливо промокая губы салфеткой. В то время как Филлипэ держал наготове хрустальный бокал с травяным настоем, пока кто-то очень жадный (два экземпляра в штанах!) глушил вкусно пахнущее вино.

— Да, — пробурчала я, вся из себя в раздумьях, что же нужно за столом держать руками. Мне, конечно, приходила в голову светлая мысль, окрашенная некоторым садизмом. Но применять я ее не спешила.

— Достаточно просто кивнуть или улыбнуться, — просветил меня синеглазый, поднося к губам напиток. — Хорошо воспитанные жены употребляют очень мало слов и в основном в постели.