Анна Гурова - Ловцы душ [сборник litres]

Последнее, что увидел Корт, выбегая из ворот, это то, как к раненому парню наклоняется гридень.

А навь, невероятно быстрая, перемахнула через стену и помчалась к пристани, оставляя за собой след из крови и разрушений. Вот лавка с обрушившимся козырьком, вот ошарашенные люди жмутся к обочине дороги, а один и вовсе лежит с окровавленной головой. Корт бежал по этому следу, он уже видел, как воины на стенах без устали мечут стрелы в кого-то снаружи, и выбежал за ворота.

На пристани стоял страшный шум и толчея, люди с криками бежали кто куда. С одной из ладей – судовая команда, что жёлуди с дуба по осени. Навь забралась на судно, настолько истыканная стрелами, что уже походила на ежа. Обессиленная, она действовала уже не так проворно, но всё равно яростно расшвыривала нерасторопных людей веслом.

Быстро, как только мог, Корт продел две стрелы через кольцо и выпустил их одну за другой из лука. Ему повезло, что навь его не заметила, и обе стрелы попали в цель.

Дикий визг заставил всех людей на пристани зажать уши, а потом наступила тишина.

Корт устало опустил лук.

Зато народ вокруг опасливо уставился на него и зашептался.

– Домовит, – позвал посадник слугу, когда тот, покряхтывая, поднялся из угла горницы. – На постоялом дворе, в комнате, где жил Житомир, есть чаша, доверху набитая серебром. Ты его всё пересыплешь.

– Сделаю, батька.

– Да помолчи ты. Возьмёшь в моём сундуке примерно столько, сколько было в той чаше. Понял?

– Да как же это?

– А вот так. И принеси мне из сундука гривну серебряную, что Гунарссон прошлой зимой подарил.

– Сделаю, батька, а с навью-то что?

– Без тебя управятся.

Народ постепенно стекался на пристань, поглядеть чего и как. Но гридни стали отгонять зевак. Корт увидел знакомого сотника, который отводил его к посаднику.

– Ладью нужно сжечь и ничего оттуда не брать, – сказал он ему.

– Всё сделаем, – с готовностью ответил тот и добавил: – Спасибо тебе.

Охотник кивнул. Потом увидел перевёрнутую лодку и сел на неё.

Толпа всё валила и валила из ворот, пока неожиданно поток не прекратился, словно плотину поставили. И тогда из них выехал посадник вместе с охраной. Да не только с охраной. За ним ехали верхом Кандыба и Щурка, хотя и на одном коне.

– Слушай мой наказ, народ, – громогласно объявил посадник, удерживая гарцующую лошадь. – Ладью порченую забросать соломой, поджечь и оттолкнуть от пристани. Убыток из городской казны будет оплачен. После в городе тризну объявляю, чтобы ни один злой дух к нашему весёлому люду не осмелился подойти.

Толпа ответила одобрительными криками. Когда шум стал тише, посадник поднял руку. Подождав, пока гомон совсем утихнет, он произнес:

– А теперь я отблагодарю достойного человека за доброе дело. Охотник Корт, подойди ко мне.

Корт нехотя поднялся (раненая нога сильно болела), похромал к посаднику, но тот сам спрыгнул на землю.

– Охотник, за то, что помог всему нашему городу, получи достойную награду, – после этих слов гривна с шеи посадника перекочевала на шею Корта. Правда, это была не та золотая цепь, что висела у него на груди при первой их встрече, а обычная серебряная, хотя и толщиной в палец, из нескольких искусно переплетённых жил.

Корт молча принял награду, от удивления не зная, что сказать. Посадник продолжил:

– Носи гордо, пусть все видят меру твоей храбрости, – и поднял его руку вверх ко всеобщему ликованию, а потом добавил тише: – А из города всё-таки убирайся, сроку тебе до полной луны даю.

Потом к Корту подошли Щурка и Кандыба, а у него от усталости и переживаний даже язык с трудом ворочался. Гридни тем временем, стоя на берегу, споро забрасывали палубу корабля соломой и хворостом, подниматься на неё никто не рисковал. Когда всё было готово, вежливо попросили Корта поучаствовать. Тот согласился.

Ладью оттолкнули от пристани, и по сигналу сотника в небо взметнули сотни огненных стрел. Судно быстро занялось, в наступающей ночи пламя освещало стрежень и отражалось в нём, так что казалось, пылающий корабль плывёт по огненной воде.

Три дня ночевал Корт у Кандыбы, пока нога не зажила, а потом решил отправиться странствовать. Если бы его спросили, куда он идет, он не смог бы ответить, но чувствовал, что надо. Однако его никто не расспрашивал, все понимали, что Корт и сам знает, что делать. Снарядили его в дорогу как следует: кузнец не поскупился, да и все ремесленные сотни скинулись и подарили Корту лошадку, выносливую и спокойную, очень ему подходившую.

На проводы собралось немало народа, но посадник не присутствовал. Корт с ним не виделся после того, как кузнец расплавил чашу из кургана в своей кузне.

С Кандыбой Корт попрощался тепло, не обошлось без намёков на женитьбу на одной из дочерей кожемяки, но Корт отмахнулся, мол, зачем сотенному голове такой зять. Щурка остался у него в помощниках. Когда они уже вышли за город, бывший приказчик тихо сказал охотнику:

– Я тебе крепко должен, ты спас меня от того, что страшнее смерти. Уйти за Кромку можно по-разному. Я бы тебе побратимом стал, но не хочу быть тебе обузой. Знай же, что при случае я за тебя жизнь отдам. А в залог моего обещания вот тебе моё настоящее имя: Доброслав.

– Успокойся, Щурка, от такого брата, как ты, я бы не отказался, может, ещё свидимся, тогда побратаемся. А пока прощай, но тоже знай, что моё настоящее имя – Корибут.

Охотник оставил поражённого именем Щурку на пристани, а сам не спеша поехал по лесной дороге, петляющей по склону холма. С его вершины открывался удивительный вид на все четыре стороны света.

Возмущенная толпа шумела, кричала. Еще никогда Славка не видела людей такими встревоженными и обозленными. И вдруг разом все стихло.

Начал хлестать дождь, утяжеляя одежду, пригибая спины, делая людей на площади перед кремлем еще более хмурыми.

Славку и мать люди старались обходить, но иногда кто-то мог, неожиданно толкнув девочку, сбить ее с ног. Славка никак не понимала, куда подевались их страх и робость, заметные всегда, ежели кто-то из них отваживался приблизиться к ее родителям.

Девочка стояла, напуганная, кутаясь в накидку, и крепко сжимала ладонь матери. Уж она-то защитит. Славке рядом с ней ничего не грозит.

Но мать стояла, бледная, холодная и чужая, и почему-то старалась не глядеть Славке в глаза. Именно тогда все и началось.

По толпе разнесся шепот:

– Дюжина жертв… пришла за новыми, если не подчинимся…

Что означают эти слова, Славка плохо понимала. Понимала она только, что случилось что-то очень плохое. Возможно даже, кто-то умер. Не зря же люди собрались на площади, охают и рыдают средь бела дня, вместо того чтобы работать. А отец оставил их с матерью в этой толпе, даже не попросив воя приглядеть за ними.