Яцек Пекара - Прикосновение зла

Я вздрогнул, ибо одного воспоминания о последнем путешествии в иномирье хватило, чтобы вдоль моего позвоночника пробежала ледяная дрожь. И меня охватили тошнота и слабость, словно я слишком долго грел голову на июльском солнце. Ну, прекрасно, если таким образом я отреагировал на одну лишь мысль о посещении иномирья, интересно, как я смогу выдержать само это путешествие?

В вечерних сумерках доходный дом, в котором жила Грольшиха и её сынок, выглядел ещё хуже, чем во время моего первого визита. Это был действительно печальный, запущенный дом. Вокруг него носился запах гниющих отходов, а из тёмных сеней бил едкий, разъедающий ноздри запах застарелой мочи. Дверь, ведущая в квартиру Марии, оказалась, конечно, заперта, но я решил не переживать из-за этого небольшого неудобства. Хватило двух сильных пинков, чтобы ввалиться внутрь вместе с дверью. Ремней бы нарезать из такого плотника, пробормотал я, думая о ремесленнике, который продемонстрировал столь некачественную работу. А впрочем, зачем было особенно стараться в доме, с самого начала строившимся с расчётом, что он будет служить жильём беднейшим, низшего сорта жителям города? Хватало того, что благодаря милости городского совета у них была крыша над головой, и им не приходилось рыться в мусорных кучах, словно крысам или червям.

Сначала я поднял дверь и прислонил её к стене, загораживая вход, поскольку я не желал компании любопытных соседей. Потом я открыл ставни, во-первых, чтобы впустить в комнату остатки дневного света, а во-вторых, надеясь, что свежему воздуху удастся хоть немного разогнать и духоту, и вонь. Я подошёл к тюфяку, который, как я предполагал, служил постелью маленькому Грольшу. На матрасе лежало грязное, дырявое одеяло, а из-под него торчали стебли почерневшей соломы. Я отбросил одеяло ногой, ибо врождённая деликатность не позволяла мне взять в руки заросшее грязью сукно. Ба, я бы побрезговал сделать это, даже если бы у меня были перчатки на руках! Под одеялом я не нашёл ничего, кроме старых штанов, но между стеной и тюфяком я увидел кончики изношенных ботинок. Ха, это уже кое-что. Маленький Грольш, вероятно, обувал эти ботинки в церковь по воскресеньям, а может лишь по большим праздникам, в обычный будний день бегая по улицам босиком, как почти все бедные дети. Ботинки должны быть его сокровищем, и весьма ценным, если он спал вместе с ними. А значит существовала большая вероятность того, что в иномирье я увижу нить, соединяющую парня с его башмаками, и благодаря этому найду место, где он прячется. Однако существовала ещё одна опасность, скорее угроза, что путешествие в иномирье окажется лишь пустой тратой сил. Дело было в том, что после посещения иномирья я в течение длительного времени, чаще всего не менее нескольких часов, был полностью лишён сил и погружался в такой глубокий сон, что он мог даже показаться летаргическим. Не сменит ли парень за эти несколько часов своего укрытия? Не переберётся ли в другое место? Конечно, я отдавал себе отчёт в том факте, что я ищу оправдания, чтобы не предпринимать варварски-мучительную попытку. Но в то же время я знал, что эти оправдания не лишены правоты. Я присел на обшарпанный сундук и уставился на башмаки маленького Грольша. Попробовать или нет? А может всё же ограничиться обычными поисками? Распространить по городу весть о разыскиваемом парне? Это не иголка в стоге сена. Он должен что-то есть, должен передвигаться по улицам, рано или поздно кто-нибудь его заметит. А если бургомистр назначит награду за поимку парня, то многие жители Виттлиха воспылают искренним желанием отправиться на поиски. Что уж поделать, если так устроен мир, что закон ярче всего сияет в блеске золота.

И когда я сидел, погружённый в свои мысли, я внезапно услышал шаги в коридоре. Тихие шаги. Кто-то осторожно ставил ноги, но недостаточно осторожно, чтобы ухо инквизитора не уловило скрип старых досок. Кто-то приближался, пока, наконец, не встал под выбитой дверью. Я слышал учащённое дыхание этого человека, а затем до моих ушей донеслось приглушённое, но чрезвычайно мерзкое ругательство. Я сразу вспомнил слова Элизы Грюнн, которая упоминала о грязном языке маленького Грольша. Возможно ли, что мне действительно повезло, и рыба сама заплыла в сачок? Я бесшумно поднялся и сделал два шага, чтобы встать под стеной, в месте, не видимом человеку, переступающему порог.

Я затаил дыхание. Кто-то очень осторожно, стараясь соблюдать тишину, отодвинул на несколько дюймов дверь, затем я увидел, как в щель, образовавшуюся между дверью и стеной, проскользнула невысокая фигура. А ведь, похоже, мне действительно повезло! Кто мог таким образом посетить этот дом, как не разыскиваемый сын Марии? Зачем он пришёл? Может, он знал о медяках, спрятанных матерью? Или, быть может, (я аж мысленно захихикал) он явился, чтобы забрать ботинки? Я спокойно подождал, пока он войдёт внутрь, и ясно ощутил, что, обманутый тишиной и темнотой, царящими в комнате, он почувствовал себя в безопасности. Тогда я прыгнул. Он даже не успел вздрогнуть, когда я схватил его, рванул за руку и бросил его на тюфяк. Он был так ошеломлён, что только сжался в углу, но ничего другого он уже и не мог поделать, потому что я перекрывал ему единственный путь к бегству.

Маленький Грольш вовсе не выглядел как двенадцатилетний, если, конечно, ваш покорный слуга может что-то судить о возрасте детей. Во всяком случае, это был коренастый мальчик с лицом, напоминающим натёртую ногу, и с зачатками бороды, курчавившимися на подбородке и под носом. Честно говоря, я удивился, что Элиза Грюнн вообще позволила ему войти на территорию своей усадьбы, а не только приблизиться к ребёнку. Но кто знает, может быть, у него был прекрасный характер...

– Значит, ты выследил меня, мерзкая вонючка! – Зарычал он, словно разъярённый пёс.

Что ж, всё-таки у него не было прекрасного характера... Забавно, как недалеко падает яблоко от яблони. Я был удивлён, увидев в нём ярость, а не страх. Ну, насколько я знаю жизнь, страху он быстро научится. И он должен будет постараться, чтобы наука не стала слишком болезненной...

– Ты сын Марии, да? – Произнёс я мягким тоном. – Не хочешь повидаться с матерью?

Он уставился на меня злым, но при этом насторожённым взглядом. Я был уверен, что он внимательно следит за каждым моим шагом, готовый бежать, как только я сделаю слишком резкий жест, хотя в этой тесной комнате побег бы ему не сильно помог.

– Это ты. – Он наставил на меня неожиданно длинный и ожидаемо грязный палец. – Ты забрал мамочку! Я убью тебя за это!

Конечно. А потом соберёт одноклассников и они вместе побегут штурмовать монастырь Амшилас. Да-а...

– Послушай, малый: веди себя со мной повежливее, и я не причиню тебе никакого вреда. Может, ты даже заработаешь несколько медяков. – Я похлопал себя по поясу. – Кошелёк полон. Помоги мне, и я поделюсь с тобой его содержимым.