Яцек Пекара - Прикосновение зла

– У одного был сын моего возраста, и он подумал, что если бы его ребёнка бил такой ублюдок. А другому, видите ли, когда-то неплохо доставалось, когда он сам был маленьким. Когда я это увидел, я съёжился на земле, расплакался и начал кричать, мол, не бейте, господин, сделаю всё, что захотите, дайте только к мамочке вернуться, а то вы её так избили, что она умирает от ран. – Он аж захлёбывался от радости, когда мне это рассказывал и когда вспоминал, какую умную интригу придумал. – Ну и тогда я увидел, что и как, и ви-и-и-и... Поджёг котам хвосты!

– Хитрый ты парень, – проворчал я.

И в связи с тем, что я уже убедился, какой хитрой бестией был маленький Грольш, у меня возникла большая проблема. Ибо я не знал, что с ним делать.

– Возьмите меня с собой, господин, – попросил он жалобным голосом. – Я вам пригожусь. – Он встал на колени и сложил руки, словно в молитве. – И если у вас появится какой-нибудь враг, просто скажите мне, что и как, и я с ним разберусь.

О, да, маленький Грольш, несомненно, оказался бы прекрасным оружием. Но иметь его при себе было бы так же безопасно, как носить в кармане раскрытую бритву.

– Я буду вам верен, как собака, – заверил он и ударил себя кулаками в грудь.

Я понятия не имел, насколько он умеет читать человеческие мысли или, вернее, видеть образы, вызванные воображением наблюдаемого человека, но, несомненно, он инстинктивно чувствовал, что сейчас решается его судьба. Конечно, я даже не воспринимал всерьёз идею взять парня с собой. Рано или поздно я бы умер, а множество незнакомых мне людей, убив меня, начали бы задаваться вопросом, почему, собственно, они сделали то, что сделали. Я не собирался умирать подобным образом. Честно говоря, я вообще не собирался умирать любым образом, ибо полагал, что в этом не лучшем из миров меня ещё ждёт слишком много работы, чтобы я мог себе позволить уход к славе Господней. Может, лет через пятьдесят, если, конечно, Бог сочтёт, что по прошествии столь долгого времени остриё моего рвения не затупилось.

Я снова вспомнил недавнее дело Мясника из Лахштейна, которого я сумел выследить после долгого расследования. Но, к сожалению, у меня не было возможности отдать его в руки закона, потому что помогавший мне в то время Альберт Кнотте счёл, что преступник будет более полезен нам живым, чем мёртвым.

И теперь, наверное, Мясник убивал не ради удовлетворения собственной больной жажды, а по приказу инквизиторов. Можно ли было использовать маленького Грольша таким же образом? Может ли его удивительная сила, будь то чтение человеческих мыслей или чувств или сила вызывать возбуждение эмоций, быть полезна Святому Официуму? Безусловно. Ба, я думаю, парень оказался бы настолько ценным, что его отправили бы либо в Хез-Хезрон, либо – что ещё более вероятно – в знаменитый монастырь Амшилас, где почтенные монахи изучали сотни тёмных тайн. А маленький Грольш, несомненно, является таинственным явлением.

Конечно, я всего лишь скромный слуга Великого Дела и не мне оценивать или, не дай Бог, осуждать тех, кто нами руководит. Однако я иногда не мог удержаться от размышлений над тем, не марает ли тот факт, что Инквизиториум перенимает знания от колдунов и ведьм, наших идеалов. В Академии нам это аргументировали самым простым из возможных способов, спрашивая: разве лучник, который уже расстрелял все свои стрелы, не имеет права собирать с поля боя стрелы, выпущенные врагом? Разве то, что оружие было создано в мастерской противника, должно перевесить для солдата тот факт, что, используя его, он может выиграть битву? Каждый выпускник преславной Академии Инквизиториума в конце учёбы приглашается в монастырь Амшилас, чтобы своими глазами узреть силу Зла. В монастыре собрано бесчисленное количество произведений, созданных руками как демонов, так и людей, служащих дьяволу. Однако тысячи книг с заклинаниями, прописями, диссертациями и трактатами, а также магические артефакты не просто хранятся за стенами Амшиласа. Об этом говорили шёпотом, но каждый из нас если и не знал, то, по крайней мере, допускал, что монахи Амшиласа и члены Внутреннего Круга Инквизиториума не только охраняют собранные работы, но и старательно их опробуют. И считают, что это может окупиться множеством способов, ибо только зная врага и его гнусные уловки можно претендовать на победу. Я понимал этот ход мыслей, тем не менее, в конкретном случае маленького Грольша боялся, что игра слишком рискована. Ибо мальчик видел и вытаскивал из души и разума человека только худшие мысли и худшие эмоции, а решения конфликтов искал в жестокости и агрессии. А мы, инквизиторы, призваны любить людей всем сердцем и всей душой, хотя ваш смиренный и покорный слуга прекрасно знал, насколько трудной и изнурительной задачей является любовь.

С другой стороны, кто я такой, чтобы решать, кто или что будет полезен с точки зрения Святого Официума? Могу ли я решить такую важную дилемму самостоятельно? Не скажу, что мне также не пришла в голову мысль, что, возможно, благодаря Грольшу я буду замечен важными особами. И, следовательно, моя инквизиторская карьера приобретёт новый, заслуженный импульс. Не лучше ли я пригодился бы в Аахене или Хезе, или хотя бы в Трире или Флоренции? Разве в этих великих городах я не мог бы наконец расправить крылья и взлететь к небу, словно белоснежный Пегас? Во славу Святого Официума, конечно...

– Ну, так что? – Голос Грольша вырвал меня из сладостных размышлений. – Вы же не убьёте меня, правда? – Он болезненно поморщился. – Ребёнка... Наверное, я мог бы быть вашим сыном. – Он настороженно посмотрел на меня исподлобья.

Упаси Боже, подумал я, потому что это означало бы, что сперва мне пришлось бы трахнуть твою мать, что, в свою очередь, значило, что я напился бы до потери человеческого образа. Но надо признать, что мальчик позабавил меня неуклюжей попыткой снискать мою жалость и мою приязнь.

Я ласково ему улыбнулся и игриво погрозил пальцем.

– А ты шутник. – Я подошёл и протянул руки, как будто хотел распутать верёвки, стягивающие его запястья.

А потом свернул ему шею.

На следующий день я посетил бургомистра. Достойный отец города пировал в компании двух советников. Первый напоминал жирную собаку со свисающими щеками и толстыми, засаленными губами, а второй казался не чем иным, как скелетом, покрытым человеческой кожей. Однако, пожалуй, он выглядел так не из-за недоедания, предположил я, глядя на то, как много еды он положил себе на тарелку. Я сел за стол и коротко рассказал бургомистру и его товарищам о том, что произошло в Виттлихе. Моя история немного отклонялась от истины, потому что вину за все беды города я возложил на старую Грольшиху, которую я назвал «искусной в своём деле ведьмой, особенно любимой Сатаной». Я объяснил, что она наводила мощные чары, которыми она отнимала у людей свободу воли и могла руководить ими, как умелый кукольник марионетками. Затем я приказал освободить Роберта Пляйса, и на всякий случай выразил уверенность в том, что он не будет требовать от города компенсации за несправедливое заключение. По опыту я знал, что иногда городские суды предпочитали приговорить кого-то к смерти, вместо того, чтобы признать, что арестовали и допрашивали невиновного, поскольку это признание иногда могло быть связано с солидными компенсациями.