Яцек Пекара - Прикосновение зла

– Эсми всегда была падка на любовные игры, – глухо сказал он наконец. – Она тянула меня в постель, будь то день или ночь, и поверьте мне, что она и стонала, и кричала, и шептала о любви...

Он поднял на меня взгляд. У него были печальные глаза привязанной к дереву собаки, которую оставляет любимый хозяин.

– Хорошо делает, кто женится на женщине, а ещё лучше делает тот, кто не женится, – сказал я, цитируя письмо святого Павла.

– Так я в будущем и поступлю, помоги мне Господи... – Он приложил руку к груди.

Затем, как будто озарённый внезапной мыслью, он повернул в мою сторону обеспокоенное лицо.

– А вы это не подделали? Это всё, – он обвёл рукой вокруг, – не ваших рук дело?

– Инквизиторы не действуют таким способом.

– Клянётесь? Страшной местью Иисуса?

– Чем захотите. Если это вас успокоит, клянусь верой, которую я исповедую, собственной жизнью и собственным спасением, что, насколько мне известно, ваша жена систематически вас травила, а всё, что вы здесь видите, принадлежало ей.

Он опустил руки.

– И что мне теперь делать? – Спросил он тихо, наверное, даже не меня, а самого себя. – Как мне жить?

Честно говоря, общество дворянина начинало меня раздражать. Он должен был радоваться, как ребёнок, что он спас голову, избавился от злобной стервы-убийцы, и теперь у него впереди вся жизнь, которую он построит так, как захочет. Вдобавок без гири на ноге в виде жены. А вместо этого Пляйс нудил, брюзжал и гримасничал. Я махнул рукой на этикет и сказал ему это. К моему удивлению, он бледно улыбнулся.

– Вы думаете, что так можно? Сжечь прошлое, как старые штаны?

– Если они обосраны и воняют? Наверное, можно...

– Всё, во что я верил... – Он покачал головой, и в его глазах появились слёзы. – Всё, что я любил...

Он действительно меня раздражал. Не одна, так будет другая. Любая женщина, по моему скромному мнению, подобна как колесу у телеги. Его нужно часто смазывать, но быстро менять, как только оно начнёт скрипеть.

– Ну ладно, господин Роберт. Мне уже пора, а вы тут обдумайте всё хорошенько, и...

– Почему она это сделала? – Он, казалось, не слышал, что я сказал. – Вы узнали, почему она меня так ненавидела?

– Потому что вы совершили преступление, господин Пляйс... – Я обернулся, уже стоя в дверях.

– Я? Преступление? – Он высоко поднял брови.

– Да, господин Пляйс: преступление. Вы надоели ей до смерти. Так же, как теперь вы надоедаете мне. Оставайтесь с Богом.

– Подождите же! Подождите!

Я громко вздохнул и посмотрел на него. Он встал с кровати и энергично провёл тыльной стороной ладони по лицу, словно хотел стереть с него любое сомнение, любой след беспокойства о будущем, который мог на нём появиться.

– Я вам кое-что должен, мастер инквизитор, – сказал он серьёзно. – И за спасение жизни, и за то, что открыли мне глаза. Назовите свою цену.

– Покорнейше благодарю, но Инквизиториум в этом случае покроет все расходы, которые мне пришлось понести. А я удовлетворён тем, что я нашёл в городе ведьму, которая будет наказана в соответствии с законом и сгинет в огне... Вы не просили меня о помощи, так что ничего мне не должны.

– Ха! – Он подумал секунду, после чего подошёл ко мне с протянутой рукой. – Примите хотя бы рукопожатие, – сказал он. – И помните, что я всегда буду вам обязан. Я не забуду вашей доброты.

Я пожал протянутую руку.

– Позвольте только спросить... Я знаю, что вы спешите по своим делам... но... – Он закусил губы.

– Говорите.

– Оттон.

– Что Оттон?

– Почему он вас вызвал? Или он питает ко мне настолько искреннюю нежность?

– Если бы вас осудили и казнили, ваше состояние разделили бы город и братья вашей жены. Для Оттона, как для наследника, мало что осталось бы, или совсем ничего. Если бы вас оправдали, вы бы скоро умерли, и мой товарищ унаследовал бы всё ваше имущество. А это, как говорят, немало, и тут было за что стараться.

– Так он был уверен, что я умру... – Пляйс потёр подбородок ладонью. – Странно.

– Вы хотите спросить, не сговорился ли он с вашей женой, чтобы лишить вас жизни? Не травила ли она вас, пользуясь его знаниями, и не планировала ли, что они поженятся после вашей смерти?

– Такая мысль приходила мне в голову. – Он бледно улыбнулся.

– Этого мы уже никогда не узнаем. Ясно одно: если бы не Оттон, то скоро вас не было бы среди живых. Чего бы он на самом деле ни хотел достичь, спасая вам жизнь. А я надеюсь, что вы будете жить долго и во здравии, – добавил я искренне.

– Взаимно, мастер Маддердин, взаимно. – Впервые с тех пор, как я с ним познакомился, он обнажил зубы в широкой улыбке, а потом ещё раз горячо пожал мою руку.

– Итак, всё закончилось хорошо, – сказал я весёлым тоном, когда увидел Оттона, приближающегося к столу, за которым я завтракал.

– Для кого как, – буркнул он.

У него были опухшие веки и синие круги под глазами, а щёки заросли небритой седой щетиной. Он выглядел как старый, больной человек. Мои ноздри уловили вонь, исходящую из его рта. Ой, неплохо, должно быть, этот мой компаньон вчера выпил от семи скорбей, подумал я.

– А что такого произошло?

– Не знаешь, почему Роберт не захотел меня принять? – Оттон тяжело рухнул на стул. – Меня! Своего благодетеля и спасителя!

– Ну, это правда: ты так потрудился над его освобождением, ой-ой-ой...

Он уставился на меня мрачным взглядом.

– Ты, Мордимер, был лишь орудием. Весьма полезным, надо признать, но управляемым моей рукой.

Я положил ложку на стол.

– Твои способности добиваться человеческой симпатии кажутся мне совершенно необъяснимыми, – сказал я.

– Он велел слуге сказать, что его нет дома. А я видел, что он был! Когда я попытался убедить этого болвана, что это ошибка, и что Роберт мой кузен, этот разбойник угрожал мне палкой! Мне! Инквизитору! – Оттон был так разозлён и так расстроен, что даже не обратил внимания на моё предыдущее высказывание.

– Ты позволил слуге прогнать тебя палкой? Как собаку или нищего? – Я посмотрел Оттону прямо в глаза. – Где твоя инквизиторская честь?

Он отвёл глаза в сторону.

– Ведь я здесь инкогнито, – пробормотал он через некоторое время.

Я начинал понимать, почему Оттона так заботило наследство его кузена. Речь шла даже не о состоянии, а о возможности начать новую жизнь. Мой товарищ, по-видимому, всё хуже и хуже чувствовал себя в инквизиторской шкуре. Что ж, всё сложилось так, что ему придётся ещё немного в ней походить. Другое дело, подумал я, что это вряд ли пойдёт на пользу Святому Официуму. Нам нужны были люди с горячими сердцами и холодными головами, а не выгоревшие существа, молящихся о моменте, когда они смогут, наконец, сбросить с плеч чёрный плащ, и которым сломанный серебряный крест казался невыносимой тяжестью.