Яцек Пекара - Прикосновение зла

– Говорят, – он понизил голос, – что о ней спрашивал инквизитор. И он сказал, что собирается её допрашивать. Она так испугалась, что убила и себя, и ребёнка.

– Вот как, – сказал я и снова надолго замолчал. – Инквизитор, говоришь?

– Так говорят, господин, но я не знаю, правда ли это. Может, только болтают, что слюна на язык принесёт...

– А что сделали с трупами?

Старик почесал самый разбухший прыщ, который без малого закрывал ему ноздрю.

– Ты что, оглох? – Рявкнул я, когда он не отозвался. – Что сделали с телами, я спрашиваю? О пожитках позаботились добрые соседи, это я уже видел.

– О чём там было заботиться? – Буркнул он. – Одна беда да нужда. И всё равно всё растащили в мгновение ока.

– Повторяю в третий раз: что стало с трупами?

Он с тревогой посмотрел на меня, но я знал, что он не попытается уклониться от ответа, и что такая попытка может оказаться опасной для его здоровья.

– Домовладелец велел спрятать их у Грольшихи. И мать, и ребёнка. Потому что, знаете, Грольшиху арестовали, а её сопляка нашли со сломанной шеей. Говорят... – Он проглотил слюну, потом шёпотом бросил: – Говорят, вы знаете, что чёрные плащи начнут танцевать. Значит, у нас, в Виттлихе. Боже, спаси нас грешных. – Он перекрестился так размашисто, что чуть не оторвал себе нос.

– Спрятать? Хорошо.

Теперь я догадался, что достойный хозяин, вероятно, хотел продать тела какому-то медику. Подобная торговля не была чем-то удивительным в больших городах, где врачи всегда были готовы щедро платить за трупы, чтобы производить вскрытия. Лично я не видел в этом ничего плохого, потому что мне казалось, что чем лучше медики узнают анатомию человеческого тела, тем лучше они будут лечить впоследствии. Однако наша Святая Церковь имела об этом другое мнение, и, хотя на практике на торговлю трупами часто закрывали глаза, однако теоретически она была запрещена. Вот и даже в маленьком Виттлихе нашёлся любитель тайных знаний. Кто знает, может, это тот самый врач, которого я заставил принимать роды?

– А может, вы что-нибудь знаете, господин? – Заскулил с пола старик. – К нам явятся чёрные плащи и запляшут? Как вы думаете?

Танцем чёрных плащей в народе называли то время, когда отряды инквизиторов прибывали в какой-то город, чтобы вести напряжённое расследование. А мы, служители Святого Официума, пользовались этим поэтическим определением, говоря: «Когда погибает инквизитор, чёрные плащи пускаются в пляс», что должно было означать, что смерть одного из нас никогда не останется неотмщённой.

– А ты чего боишься чёрных плащей? – Спросил я ехидным тоном. – Если ты не сделал ничего плохого, то тебя и не тронут...

Старик посмотрел на меня с ужасом, вытаращил глаза, после чего отчаянно застонал: «Боже мой, Боже мой!» и что есть силы в руках пополз вглубь коридора, как можно дальше от меня.

Я вздохнул. Может, даже для этого жалкого существа было абсолютно ясно, что только инквизитор мог без сомнения верить, что меч Святого Официума карает справедливо?

Я знал путь к квартире, где жила недоброй памяти Мария Грольш вместе со своим дьявольским отродьем. Выбитые мною двери не были вставлены, а только прикреплены к косяку при помощи доски и гвоздей. Это давало что-то наподобие примитивной защиты. Конечно, лучше всего было бы иметь соответствующие инструменты, например, фомку для извлечения гвоздей, но раз уж я не располагал подобным предметом, пришлось снова использовать силу мышц. И снова оказалось достаточно нескольких пинков, чтобы дверь с грохотом рухнула внутрь.

Я сразу догадался, где могут быть спрятаны трупы. Одеяло на постели убитого мною парня лежало в чёткой форме туловища и головы. Я присел и откинул угол этого одеяла. Из-под материи выглянуло бледное лицо молодой девушки. То самое лицо, которое я хорошо запомнил, ибо эта девушка в боли и криках на моих глазах рожала ребёнка почти всю ночь. Я потянул одеяло сильнее, и увидел личико новорождённого. Он лежал, уткнувшись носиком в грудь матери, как будто либо до самого конца искал пищу, либо девушка милосердно задушила ребёнка во время кормления. Я перекрестился и прочитал короткую молитву, стараясь не думать о том, что я сам причастен сначала к тому, что они оба выжили, а потом к тому, что оба погибли. Что ж, такова, видимо, Божья воля. Быть может, впрочем, эта быстрая смерть уберегла обоих от страданий, с которыми связана жизнь каждого бедняка.

И когда я собирался вернуть на место угол одеяла, чтобы прикрыть лица матери и ребёнка, я увидел, или мне показалось, что я увидел, как губы младенца пошевелились. Слегка. Почти незаметно. Человек, не благословлённый Господом такой проницательностью и способностью наблюдать за окружающим его миром, как ваш покорный слуга, вероятно, накрыл бы тела одеялом, тем самым доведя ребёнка до окончательной гибели. Я же, наклонившись, приложил ухо к хрупкой груди. Сердце билось. Или скорее тихонько пульсировало медленным, замирающим ритмом. Этот мальчик уже умирал. Он выдержал так много, что это даже удивительно, но сейчас сдавался. Но это была уже моя забота, не позволить ему сдаться...

– Мастер Маддердин! – Стоящий в коридоре Роберт Пляйс удивился, увидев меня. – Я не ожидал увидеть вас снова. Но, пожалуйста, пожалуйста, заходите.

Только теперь он увидел женщину за моей спиной.

– А это...? – Он понизил голос.

– Впустите её, пожалуйста, и я вам всё объясню.

– Иди на кухню, – приказал Пляйс женщине, а затем внимательно посмотрел на свёрток, который она несла.

– А это что за... – он прервался и бросил взгляд в мою сторону. – Идёмте же, идёмте, мне любопытно услышать ваши объяснения.

Он проводил меня в гостиную, вытащил из секретера хрустальный графин и два выпуклых бокала, оплетённых золотой нитью.

– Я вас внимательно слушаю, – сказал он, подавая мне наполненный сосуд.

– Вы заявили, господин Пляйс, что чувствуете себя моим должником.

Он кивнул головой.

– Моё имущество в вашем распоряжении.

Я вздохнул.

– Берегитесь, ибо даже инквизиторы иногда поддаются искушению. Помните о словах, что вылетают птицей, но возвращаются камнем... Но нет, не об этом я хотел с вами поговорить. – Я поднял руку, поскольку он собирался запротестовать. – Послушайте, будьте любезны, что я хочу вам сказать.

Я рассказал ему всю историю матери и ребёнка, не скрывая, что все знаки земные и небесные свидетельствовали, что именно мой визит стал причиной их смерти.

– Видите ли, господин Пляйс. Я подумал, что если Бог дважды в таких необычных обстоятельствах спас жизнь этому сопляку, то кто знает, не имеет ли Он относительно него каких-то планов, – закончил я. – Тогда, быть может, вы согласились бы его приютить. – Я чувствовал себя чрезвычайно смущённым всей этой ситуацией, особенно потому, что Пляйс смотрел на меня внимательно и без улыбки. – Вы знаете, как щенка или кошку. Не то чтобы вы его усыновили или что-то подобное...